Последние несколько месяцев новостные ленты города пестрят заголовками о судьбе петербургских граффити. Город утратил сразу несколько легендарных рисунков: какие-то из них уничтожили вандалы, а какие-то закрасили коммунальные службы.

Депутаты готовятся разразиться новыми законами, призванными защитить граффити, пока же художники продолжают рисовать даже под угрозой уголовного наказания. «Петербургский дневник» пытался разобраться, станет ли когда-нибудь уличное искусство законным.

«ВАС ТУТ НЕ СТОЯЛО»

На прошлой неделе город потрясла новость о том, что сразу два рисунка у легендарного магазина Castel Rock закрасили краской. На одном из них был изображен солист группы «Алиса» Константин Кинчев, а другой был посвящен памяти фронтмена панк-коллектива «Король и Шут» Михаила «Горшка» Горшенева. По словам директора магазина Леонида Фридмана, он обнаружил, что оба изображения закрашены, утром, когда вернулся из десятидневного отъезда.

Предприниматель очень эмоционально отреагировал на уничтожение рисунков. Однако администрация Центрального района заявила, что не имеет отношения к этому происшествию, а художники, в свою очередь, вызвались восстановить работы.

Еще один резонансный случай произошел в конце июля в Адмиралтейском районе, где на 1-й Красноармейской улице на стенах арки дома уже несколько лет располагается стрит-арт-объект с изображением чашек работы художника Анатолия Акуе. Тогда некий горожанин пожаловался на рисунок через портал «Наш Санкт-Петербург», и коммунальщики были обязаны закрасить произведение искусства. Но чашечки очень нравились жильцам дома, их эстетическую ценность признавали и в районной администрации, усилиями которой рисунок спасли.

Портрету всенародно известного и любимого рокера Виктора Цоя, который располагался в сквере на углу Зверинской улицы и Любанского переулка, повезло намного меньше: его стерли с помощью валика и краски. Причина была той же – жалоба на портал «Наш Санкт-Петербург».

Самая свежая история, которую растиражировали городские СМИ, – судьба миловидных оранжевых ленивцев на трансформаторных будках у западного скоростного диаметра. Художники нарисовали их несколько месяцев назад, однако картинки с рыжими зверями закрасили желтой краской. Но мастера проявили творческое упорство, нарисовали своих персонажей снова и добавили послание коммунальщикам, которым посоветовали заняться уборкой мусора с пляжа, вместо уничтожения рисунков. Правда, все закончилось для художников скверно – их поймала охрана ЗСД, отвезла в отделение полиции, где им выписали штрафы за порчу имущества.

Теперь один из авторов – Константин Брилевский решил пойти другим путем и планирует договориться с дирекцией автомобильной магистрали о легализации картин.

С другой стороны, можно сказать, что тут любители настенного рисования отделались весьма легко – многим везет гораздо меньше: вместо небольшого штрафа за порчу стены художники могут стать фигурантами уголовного дела по статье о вандализме. По этой статье наказание не в пример жестче – вплоть до 3 лет колонии. Сообщения с такими сюжетами вообще не являются редкостью.

ЧТО ОТЛИЧАЕТ ХУДОЖНИКА ОТ ВАНДАЛА

Как рассказала «Петербургскому дневнику» основатель и куратор Института исследования стрит-арта Альбина Мотор, в деле оценки уличного искусства много подводных камней, а границы между вандализмом и стрит-артом очень расплывчатые.

В российском сообществе исследователей уличного искусства отделяют граффити, то есть нанесение надписей (tagging) и рисование с помощью аэрозольного баллончика с краской (spraying), от именно стрит-арта – острой формы социального искусства. Если первое – это субкультурное творчество, понятное прежде всего членам этой субкультуры, то второе – форма выражения послания художника миру, широкой публике. Но второе может включать в себя и первое. Кроме того, особняком стоит паблик-арт – это легальная, согласованная с властями настенная роспись, которую уже нельзя отнести к стрит-арту.

«Уличное искусство и стрит-арт для нас – это художественная тактика, которая включает в себя разные формы художественных интервенций и творческой активности в городском общественном пространстве. Здесь может быть и граффити, и уличный театр. Это не институциональная и не коммерческая активность. Когда есть попытка высказаться, тогда можно называть это стрит-артом», – отмечает Альбина Мотор.

Но субкультурное граффити и какая-то инсталляция с важным посылом порой могут показаться вандализмом в равной степени, если смотреть с точки зрения закона. Если какое-либо изображение появилось нелегально, то это вандализм, пояснила Альбина Мотор.

«Но смотрите: вандализм – это порча имущества. Тут появляется опять тонкая грань между порчей и не порчей. У граффити-райтеров есть своя этика. Например, они не делают свои теги таким образом, чтобы их было нельзя быстро уничтожить. Они также не трогают объекты культурного и архитектурного наследия, как правило. На частной собственности они тоже не рисуют, а используют общественную собственность. Вандализм – это именно серьезная порча имущества, которое нельзя восстановить», – сказал Мотор.

По словам Альбины Мотор, эстетическую и художественную ценность изображений и инсталляций оценить можно, но только с экспертной позиции, а обыватель и вовсе всегда смотрит на роспись стен примитивно, оценивая прежде всего их фотографичность.

«Мы можем увидеть, обладает ли художник навыками, знаком ли он с законами перспективы. С техникой рисунка. Группа "Той" делает рисунки в стиле наивной живописи, но мы можем понять по каким-то признакам, что рисовать они умеют», – пояснила куратор и сравнила этот пример с импрессионистами, которых обвиняли в неумении рисовать.

Альбина Мотор также отметила, что искусность стрит-арта также можно оценить по силе и эффективности художественных средств в отношении воздействия на зрителя. Тут играет большую роль то, как художник обращается с пространством вокруг своей работы, насколько она уместна в нем, отметила куратор. В качестве примеров – нижегородская школа, а также знаменитый Бэнкси, Тима Радя, КириллКто, партизанинг. Их работы крайне уместны в пространстве и социуме, полагает специалист.

В РАМКАХ ЗАКОНА

В Комитете по градостроительству и архитектуре (КГА) поясняют, что любое граффити нужно согласовывать как с самим комитетом, так и с районными администрациями и собственниками здания, прежде чем нанести его на стену. Если этого не произойдет, то каким бы ни был рисунок, он окажется вне закона и, следовательно, под угрозой уничтожения.

«Размещение росписей на внутридворовых стенах должно быть в обязательном порядке согласовано в соответствии с правилами благоустройства, реализация проекта возможна после получения согласия собственников здания. После нанесения росписей следует учитывать вопросы содержания фасадов», – ранее сообщали в ведомстве.

Если вы действительно хотите сделать красивый рисунок, который только дополнит образ города, то власти и местные жители пойдут вам навстречу, уверены в КГА.

Однако практически все знаменитые произведения уличных художников Петербурга миновали эту многоступенчатую процедуру. С другой стороны, автор оранжевых ленивцев Константин Брилевский рассказал «Петербургскому дневнику», что готов попробовать повоевать с бумагами и договориться с ЗСД и комитетом, чтобы его зверей все же оставили на трансформаторных будках.

«Я хочу попробовать. Если получится, то я буду согласовывать впредь. А если не получится, то буду рисовать так, как рисовал раньше», – сказал Брилевский.

Координатор арт-группы «Явь» Анастасия Владычкина отметила, что существующая схема согласования рисунков, мягко говоря, не очень удобна художникам. Если живописец заприметил какой-то брандмауэр жилого дома, то необходимо проводить собрание жильцов, но добиться их согласия недостаточно – нужно изготовить макет, который должен утвердить КГА.

«Многие художники привыкли работать только баллончиками на больших пространствах, а макет нужно рисовать карандашом или на компьютере. Кроме того, чаще всего художники рисуют за свои деньги и то, что они хотят. Если они получили согласие жителей, но получили правки в макет от КГА, то мало кто согласится их вносить», – сказала Владычкина.

По ее мнению, было бы намного проще, если бы требовалось одобрение только жильцов.

В конце июня насущной проблемой озаботился депутат Законодательного собрания Петербурга Денис Четырбок. Он предложил дать художникам творить в специально отведенных местах без согласований. Сейчас список тех самых мест и новый закон все еще находятся в стадии разработки. 

Но до этого, еще в 2014 году, КГА также делал список мест для граффити. В него входило более 100 объектов, но перед тем, как там рисовать, необходимо согласовать макет рисунка в самом ведомстве.

ХУДОЖНИКИ, КОТОРЫХ НЕ ОБИДЕТЬ

Но так ли волнуются сами творцы за судьбу своих произведений? И хотят ли они легалайза?

Брилевский поделился с «ПД», что не сильно расстроился из-за закрашенных ленивцев. «Я знал, что такие работы, как правило, закрашивают, и был готов к этому», – сказал он.

Другой художник, Владимир Абих, и вовсе считает, что узаконенный стрит-арт – уже не то.

«Для уличного художника важны свобода действий, отсутствие согласований, цензуры и посредников, прямой диалог со зрителем. Стрит-арт по разрешению – это уже скорее паблик-арт. Если бы все работы на улице нужно было согласовывать, мы бы не имели никакого стрит-арта. Скорее, это продолжение соцреализма или нечто сугубо оформительское. И поверьте, никто из художников, работающих на улице, не имеет иллюзий по поводу долговечности своих работ, удивляться, что ту или иную нелегальную работу закрасили, – все равно что удивляться мокрой одежде, расхаживая под дождем», – заявил Абих в разговоре с «Петербургским дневником».

Анастасия Владычкина из группы «Явь» также говорит, что смысл и ценность стрит-арта не в долговечности, а в его возможности заражать людей какими-то идеями. Правда, поначалу команда переживала после каждого очередного уничтожения их рисунка.

«Мы начали рисовать в 2015 году. Первым рисунком был депутат Виталий Милонов. Он просуществовал 3 года и его закрасили только недавно. Дальше мы рисовали работы, и их стали закрашивать очень быстро. Сначала мы сильно расстраивались. Было непривычно: ведь мы старались, выдумывали, вырезали трафарет, покупали краску, искали место. А потом мы привыкли», – объяснила координатор арт-группы.

Анастасия Владычкина также отметила, что процесс согласования забирает у творца его свободу.

«Есть художники, которые рисуют ориентированные на массы и не острые работы. Им обычно все согласуют. Но некоторым не согласовывают, так как рисунки остросоциальные и политические. Мы не представляем себе, как будем согласовывать работу, хоть как-то критикующую власть, у самой власти», – сказала Владычкина.