Подвиги человека-легенды Михаила Боброва

В роду Бобровых есть любопытная традиция. Вот уже 225 лет старших мальчиков называют в честь отца. Семейное древо насчитывает восемь Михал Михалычей. Старшему, пятому Михал Михалычу, исполняется 95 лет, а младшему, его правнуку, еще только 11.

Чтобы не было путаницы, мы решили сразу уточнить, как Михал Михалычи отличают друг друга в кругу семьи. Вариантов оказалось два. Их именуют по порядку рождения: Михаил V, Михаил VI, Михаил VII и Михаил VIII. А Михаил VII, внук Михаила Боброва, Почетного гражданина Санкт-Петербурга, рассказал: «Когда была жива бабушка и мы собирались все вместе, она называла дедушку Мих Мих, папу – Миша, а я был Мишенькой. Теперь папа зовется Михаилом, я – Мишей, а Мишенькой зовут моего сына. Ну а наш дед как был Мих Михом, так и остался».

Что, по мнению самих Михал Михалычей, объединяет их?

«Любовь друг к другу и к окружающим. Не тянуть "это – мое, а это – твое", быть вместе, как пальцы на руке, сомкнутой в кулак. Такие мужики, есть на кого опереться, спокойно умереть не дадут», – ухмыляется Михаил Михайлович.

Михаил VI: «У нас всегда было главным только одно слово – "надо". Во всем руководствуемся принципом "делай, как я" и добиваемся результата. К сожалению, иногда мы не считались с мнением женского пола. Настолько сильно мужская линия превалировала, что женщины были вынуждены всегда соглашаться. Особый пример – моя мама. Она вообще мало говорила, а недовольство выражала одним "уххх" – это означало, что дома катастрофа. Все вопросы она решала взглядом».

Михаил VII: «Общее между нами – это чувство справедливости и готовность всегда прийти на помощь. Есть вполне конкретная потребность помогать даже совершенно незнакомым людям. Это присуще всем Михаилам в нашем роду. Никто не пройдет мимо чужого горя, обязательно протянет руку помощи. Казалось бы, банальная ситуация: помочь кому-нибудь поменять пробитое колесо… Нельзя быть равнодушным к чужим проблемам, так нас воспитали».

Михаил VIII: «Думаю, что нас объединяют спорт и, конечно, имя. Мама рассказывала, что сначала хотела назвать меня Максимом, потом были другие варианты, но в итоге я все же стал Михаилом, и я доволен».

К сожалению, о самых первых Михал Михалычах практически ничего не известно. Родовые корни Бобровых таятся в подмосковной Коломне, где в XVI-XVII веках жили корабелы, строившие струги, которые ходили по Москве-реке, Оке и Волге. Многие умелые мастера-корабелы по зову Петра I переехали в Петербург, чтобы работать на верфях города – будущей кузнице флота. Практически с самого рождения Северной столицы Бобровы принимали непосредственное участие в жизни города. На глазах этой семьи Санкт-Петербург – Петроград – Ленинград – Санкт-Петербург рос и развивался, чтобы стать самым красивым городом на Земле.

Современная история семьи началась 11 августа 1923 года, когда в Родовспомогательном доме Шредера, находившемся на Малом проспекте Петроградской стороны, родился будущий Почетный гражданин Санкт-Петербурга Михаил Бобров. Его отец Михаил Михайлович IV работал на заводе «Смена», а мать Александра Яковлевна была парикмахером.

Михаил Бобров: «Папа был простой рабочий, мама тоже работяга. Настоящие люди, искренне любящие свою Родину, и никаких дворянских происхождений. Мой отец родился в 1884 году в том же родильном доме на Петроградской стороне. Он был четвертым Михаилом Михайловичем в роду. Сохраняя традицию, Михаилом назвали и меня, я – своего сына, а сын – внука, внук – правнука. Сейчас в семье четыре Михаила Михайловича».

Отец в совершенстве владел многими профессиями: металлист, моряк, разнорабочий. Ему довелось работать на Ленских золотых приисках, нефтяных и угольных концессиях на Южном Сахалине, плотогоном на Енисее и Лене, быть железнодорожником на Китайско-Восточной железной дороге в Харбине, станочником на петербургских заводах. 

В апреле 1912 года он был свидетелем карательной операции царского правительства – расстрела рабочих Ленских приисков в Бодайбо. А в 1919 году его самого чуть не расстреляли колчаковцы, хозяйничавшие в Семипалатинске.

Его жена Александра Боброва родилась в 1881 году в небольшом городке Сапожок Рязанской области в крестьянской семье. Оттуда переехала в Петроград, где работала прачкой, дворником, кондуктором, а в 1920-м освоила профессию парикмахера.

«Родители были дружны и любили друг друга. Мы много времени проводили на свежем воздухе. Катались на лыжах и коньках, а еще отец участвовал в соревнованиях и не раз входил в десятку сильнейших лыжников города. Мама и папа уделяли серьезное внимание моему разностороннему развитию, особенно спорту и закалке. Впоследствии я передал любовь к спорту своим детям, а они – своим, так что у нас все спортсмены», – Михаил Михайлович Бобров.

Ленинград 1930-х годов называли Меккой конькобежного спорта. Трамваи, идущие в сторону катков, всегда были полны людей с висящими на шнурках на шее коньками, как было модно носить их в то время. Особенно многолюдным всегда был каток на стадионе «Строитель», находившийся на углу Каменноостровского проспекта и улицы Рентгена.

Михаил V (Михаил Михайлович Бобров): «На этом катке мы с друзьями гурьбой бегали на коньках за Кировым и Зощенко, играли с ними в пятнашки. Многих из нас они знали по именам. Представляете, вот так запросто можно было встретить таких замечательных людей. Помню, еду в трамвае по Кировскому проспекту (Каменноостровский проспект), у дома 28 зашел Киров и подсел к рабочим. Так они и проговорили с мужиками всю дорогу, пока он ехал на работу в Смольный».

Раннее детство Михаила Боброва прошло в классической петербургской коммуналке на Большой Пушкарской улице в доме 34, где на каждую квартиру с длинным полутемным коридором было 12 комнат.

Михаил V: «В нашей квартире жили не только русские, но и финны, немцы, эстонцы, евреи, латыши, украинцы и т.д. Жили душа в душу такой вот интернациональной коммуной. На праздники все вместе собирались за общим столом на кухне. Если что, все готовы были помочь друг другу, приглядывать за детьми и ухаживать за больными. С теплотой вспоминаю соседей: финку бабушку Тарью, которая читала нам сказки и учила финскому языку, и немца дедушку Карла, у которого мы выучились немецкому».

После шумной коммуналки отдельная квартира на Малой Пушкарской, выданная Михаилу IV за успехи в труде, казалась мальчику пустой. Но скоро появились новые друзья, да и старые друзья-соседи часто заходили в гости.

Михаил V: «У нас был дворник – татарин дядя Юсуф. Мы любили и боялись его. Любили за то, что он рассказывал интересные истории, угощал конфетами, а боялись потому, что запрещал играть в прятки и казаки-разбойники. Это был удивительный человек, одновременно наставник и воспитатель дворовой компании мальчишек. Двор, улицу, дом и подвал он содержал в образцовой чистоте. Вечером посторонние не могли попасть во двор. Он закрывал ворота, а сам в белом переднике и картузе садился у входа в парадную, встречал запоздалых жильцов. Дядя Юсуф был одним из последних представителей удивительных петербургских дворников, о которых теперь приходится только мечтать».

Его отец хорошо знал историю города и хотел передать свои знания сыну. Так начались регулярные прогулки, на которых отец будущего героя знакомил сына с красотами и тайнами города.

Михаил V: «С бастионов Петропавловской крепости я увидел сказочный город. На той стороне были Зимний дворец, Летний сад, Адмиралтейство, Исаакиевский собор и другие архитектурные красоты, украшенные золотыми шпилями и куполами. А за моей спиной уходил ввысь шпиль Петропавловского собора. Мог ли тогда тот семилетний мальчуган представить, что через какие-то 11 лет он будет работать верхолазом-маскировщиком в блокадном городе и спасать эти красоты от фашистов?»

В 1940 году Михаил V окончил школу, попутно став чемпионом Ленинграда среди юношей по слалому. В награду за успешное выступление его награждают путевкой в альпинистский лагерь «Рот-Фронт» на Кавказе. Он успешно осваивает программу обучения начинающих альпинистов. Михаил влюбляется в горы, а альпинизм становится его новым увлечением. Успехи молодого человека замечают опытные инструкторы, ленинградца берут в горы на восхождения и с разрешения родителей оставляют на последующие смены в лагере. В Ленинград он возвращается уже инструктором-стажером. Начинает трудовую карьеру рабочим на военном заводе «Прогресс», выпускающем оптику. Сообщение о начале войны застает юного спортсмена на общегородском кроссе в Удельном парке.

«Мы решили собраться на заводской митинг и пойти добровольцами. У военных комиссариатов толпились люди, все хотели бить врага, вторгшегося на нашу землю. В июле 1941 года меня и моих заводских друзей-спортсменов пригласили на собеседование в городской комитет комсомола. Вышла заминка: мне было еще 17. Выручило приближение 18-летия и знание немецкого языка», – Михаил Михайлович Бобров.

Михаила с товарищами отправили в Новочеркасские казармы на Охте, где формировались спецотряды для заброски в тыл врага. После 4 дней усиленной подготовки к новобранцам прикрепили опытных бойцов, у которых за плечами были Халхин-Гол, война в Испании, и отправили на фронт.

Михаил Бобров: «Надо было торопиться, чтобы до прихода немцев добраться до пункта назначения – в район Загоски-Теребушино. Мы благополучно доехали до Луги, где увидели множество беженцев из прибалтийских республик и отступающие войска. Там получили информацию о сброшенном немцами десанте в районе Заполья, через которое нам предстояло проехать. В нашей колонне было восемь грузовиков, в каждом кузове помещались 12 человек. Я сидел по правому борту рядом с Женей Шерониным. Дорога была пустая, лишь изредка попадались группки бредущих в сторону Луги людей. Миновали покинутое жителями Заполье и вышли на лесную дорогу. Вдруг первая машина резко встала. Дорогу преградило массивное бревно, лежавшее поперек. Когда несколько бойцов вышли сдвинуть его, из леса затрещали автоматы. Бой начался у первых грузовиков. Поступила команда: всем находиться в кюветах напротив своих машин. Рядом со мной устроился Женя, стали всматриваться в укрытый тенями лес. Неожиданно Женя показал рукой на лес, где перебежками от дерева к дереву, прямо метрах в пятидесяти, на нас выходили двумя парами немцы. Шеронин прошептал: "Поближе подпустим". Оставалось метров тридцать, когда мы открыли огонь из автоматов. Женя свалил сразу двоих, я – еще одного. Последнего добили ребята из соседней машины. Мы с Женей подошли к убитым нами фашистам. Они были в комбинезонах и летных шлемах. Немец, которого я подстрелил, оказался здоровенным рыжеволосым парнем, уставившимся в небо остекленевшими глазами. Было мерзкое ощущение от того, что я убил человека. Ко мне подошел Женя, положил руку на плечо и сказал: "Не смотри. Это твой первый бой в жизни. Сколько их еще будет? Нам жить надо, побеждать надо"».

Так началась для Михаила война.

Потом его несколько раз забрасывали в тыл врага для проведения диверсий на коммуникациях врага и разведки. На последнем – пятом забросе после успешной разведки группа возвращалась в Ленинград. При подходе к линии фронта разведчики попали под артобстрел.

Михаил Бобров: «Помню три взрыва рядом – пронесло. Четвертый не помню, очнулся на катере. Ребята везли меня в Кронштадт. Пытался говорить, но не выходило, голова гудела, из ушей и носа шла кровь. Доктор осмотрел меня и резюмировал, что у меня все цело, только сильная контузия. Потом я опять куда-то провалился. Очнулся уже в большой светлой палате Инженерного замка, где располагался госпиталь. В палате рядами стояло около 30 кроватей. Как оказалось, это был тронный зал императора Павла I».

Тем временем советским разведчикам удалось проникнуть на немецкие артиллерийские позиции и захватить несколько «языков». У пленных нашли фотографии панорамы города. На них в качестве ориентиров для наводчиков орудий были отмечены все бликующие шпили и купола, а сам город разделен на квадраты. Подлежащие обстрелу объекты (госпитали, театры, заводы) были помечены номерами и расстояниями от точек ориентиров – городских доминант.

В начале сентября в госпиталь пришел Алоиз Земба, старый знакомый Михаила, с которым они вместе ходили на вершины Кавказа. Он поведал о формировании специального подразделения альпинистов-маскировщиков, которым предстояло скрыть эти доминанты от взора немецких артиллеристов. Однако найти во время войны профессиональных альпинистов оказалось непростой задачей. Одним из подходящих специалистов стал Михаил Бобров.

В сентябре 1941 года вокруг Ленинграда замкнулось кольцо блокады. Исполком Ленсовета снизил продовольственные нормы: рабочие получали по 600 грамм хлеба в день, служащие – 400 грамм, иждивенцы – 300 грамм.

Немцы вели по городу беспрерывный артиллерийский огонь. По решению штаба, маскировочными сетками был укрыт Смольный, где кроме партийных органов располагался военный совет – сердце обороны города. Маскировочными сетями укрыли военные корабли, стоявшие на Неве. Медный всадник и многие другие памятники укрывались мешками с песком. Интересно, что открытыми оставались памятники великих русских полководцев Суворова, Кутузова, Барклая де Толли, которые должны были вдохновлять горожан на подвиг.

Между тем требовалось как можно быстрее замаскировать архитектурные доминанты города. Поначалу рассматривались самые разные варианты, как сделать это лучше всего. Обсуждался даже вариант разобрать все золотые купола и шпили. К счастью, против этой идеи резко высказались главный архитектор города Николай Баранов и начальник Государственной инспекции охраны памятников Николай Белехов. Они буквально разнесли ее в пух и прах. Еще один вариант – построить леса и закрыть ими доминанты – также был отвергнут правительством города. Где взять столько материалов, когда все шло на строительство оборонительных сооружений? К тому же одной зажигательной бомбы было бы достаточно, чтобы уничтожить леса.

Военные предложили использовать для маскировочных работ аэростаты воздушного заграждения. Попробовали, но аэростат сносило осенним балтийским ветром, а подвешенного на стропах человека раскачивало, как на гигантских качелях. В итоге была принята концепция молодого архитектора Василеостровского района Натальи Уствольской, которая предложила задействовать альпинистов. Но где найти в Ленинграде альпинистов, когда большинство спортсменов уже давно на фронте? В прошлом сама альпинистка, Уствольская отыскала свою давнюю подругу Ольгу Фирсову, та – Алю Пригожеву, которая нашла Алоиза Зембу, а он, в свою очередь, привел Михаила Боброва. Так сформировалась легендарная четверка, благодаря труду которой мы сегодня можем наслаждаться неповторимой красотой Петербурга.

• 
  Открыть в полном размере

Михаил Бобров: «Нашу четверку вызвали на совещание в Управление культуры Ленгорисполкома. На совещании присутствовало много военных. Здесь были представители штаба Ленфронта, МПВО, Архитектурно-планировочного управления и Инспекции охраны памятников. Высокий военный с двумя ромбами в петлицах сообщил, что завтра будет готов приказ командования фронта о начале маскировочных работ…» 

Шпиль Петропавловского и Исаакиевского соборов решили покрыть шаровой масляной краской, которой красят военные корабли. Она хорошо сливалась с серым ленинградским небом. Позолота на этих доминантах производилась с помощью гальванопластики, то есть в дальнейшем краску можно было удалить химикатами без вреда для позолоты. Остальные шпили и купола предложили закрывать чехлами, так как они были покрыты тончайшими листами сусального золота, посаженными на клей.

Поскольку Исаакиевский собор и Адмиралтейство оказались в непосредственной близости от штабов Ленинградского фронта и Балтийского флота, начать маскировку было решено именно с них. Проблем с восхождением на Исаакиевский собор не возникло, работа была закончена за 10 дней, а вот со шпилем Адмиралтейства высотой 72 метра пришлось повозиться.

«Проникнуть внутрь шпиля, чтобы подвесить блоки, было практически невозможно. Деревянный каркас его сконструирован таким образом, что через него и руку не высунуть. К тому же деревянная основа была покрыта позолоченными медными пластинами. Вбивать в это архитектурное чудо скальные крючья рука не поднималась. Как же повесить блоки, чтобы надеть гигантский маскировочный чехол?» – Михаил Бобров.

Маскировщики приметили в Александровском саду небольшой шарик-прыгунок, с помощью которого обычно осматривали аэростаты воздушного заграждения. Использовав его, удалось повесить под основанием кораблика-флюгера веревку, по которой поднялись альпинисты. Так удалось «одеть» шпиль в маскировку, но чехол еще предстояло закрепить. В задачу женской связки, Оли и Али, входило стягивать чехол к себе и сшивать его бечевкой, продетой в ушко «цыганской» иглы.

Михаил Бобров: «Ольга уже прошла несколько метров, когда в небе показался немецкий истребитель и сходу дал очередь по шпилю. Пули пробили обшивку прямо рядом с ней, но, к счастью, не задели. С широко открытыми от удивления глазами она только тихо прошептала: "Ребята, я видела лицо летчика". Во время нашей работы на шпиле немцы часто бомбили Адмиралтейство. Все ходило ходуном, смешались пламя, осколки, дым».

Следующим на очереди был шпиль Инженерного замка высотой 67 метров. В самом здании располагался госпиталь, рядом – Русский музей, в Летнем и Михайловском садах – склады боеприпасов. На этот раз, чтобы закрепить блоки, аэростат не понадобился. Альпинисты смогли подобраться к вершине и заботливо укрыть шпиль брезентом. Между тем в свои права вступила зима. Ситуация с продовольствием становится катастрофической. Альпинисты, которым требуются силы для восхождения, получают лишь продовольственные карточки служащих. С каждым днем сил остается все меньше, но впереди еще много работы, выполнить которую предстояло за счет силы воли и верности долгу перед городом.

Михаил Бобров: «Перешли на Петропавловский собор. Сторож собора Максимыч иногда потчует нас голубями, которых ловит на колокольне. К слову, наблюдали с Алоизом интересную церемонию. Через собор мимо могилы Петра I проходил строй солдат с непокрытой головой, а потом политрук выступал перед солдатами со словами, что они только что отдали военные почести не императору, но великому полководцу».

В честь очередной годовщины Октябрьской революции альпинистам выдали билеты в театр, где они, отвлекаясь от повседневных невзгод, смотрели «Сильву».

Тем временем фашисты, зная о советском празднике, остервенело бомбили город. Театр дрожал от взрывов, но представление продолжалось – город жил, несмотря ни на что.

К 20 ноября 1941 года продовольственные пайки сокращают пятый раз. Служащие, среди которых числятся и альпинисты-маскировщики, получают 125 блокадных грамм хлеба. Уже неделю маскировщики работают на шпиле Петропавловского собора высотой 122,5 метра.

Михаил Бобров: «Максимыч старается для нас, ловит голубей и ворон. Голуби вкусные, с нежным мясом, вороны пожестче. Два его сына погибли на фронте. Жалко старика».

При сильном ветре амплитуда раскачивания шпиля Петропавловского собора доходит до 1,8 метра. Технику альпинизма пришлось приспособить к совершенно непривычным условиям. Альпинисты буквально живут в соборе, оборудовав спальные места под лестничными маршами, ведущими к колокольне. Это позволяло не тратить оставшиеся силы на дорогу от дома до собора.

• 
  Открыть в полном размере

«По работе я много езжу по России, но всегда испытываю особые чувства, возвращаясь в Петербург – город, с которым неразрывно связана история нашей семьи. Особенно трепетно отношусь к Петропавловской крепости и собору. Как тогда дед справился с задачей? Не знаю, но иногда смотришь и как будто погружаешься в события давно минувших дней. Представляешь, как они маскировали шпиль под артобстрелом, и просто дрожь берет», – внук Михаила Боброва.

Сильный штормовой ветер, голод и слабость, рвущиеся неподалеку снаряды сильно затрудняли работу на шпиле. Взять его удалось лишь с седьмой попытки.

Михаил Бобров: «Вот он, такой близкий и одновременно далекий, шар в основании креста. Руки, уставшие от напряжения, слегка дрожат. Пальцы в армейских рукавицах закоченели от холода. Самое трудное – преодолеть нависание. Если сорвешься, придется пролететь солидный кусок, прежде чем трос позволит напарнику остановить падение. Внезапно воздух заполнился воем сирен, а с южной части Финского залива показались немецкие бомбардировщики. Путь им преградил плотный огонь зенитных орудий с земли и кораблей, затем показались наши истребители. Затаив дыхание, мы следили за воздушным сражением, готовясь штурмовать последний рубеж шпиля».

В сильные морозы краска ложилась плохо, альпинисты пытались прогревать поверхность паяльной лампой, но это не помогало. Казалось, задача невыполнима. К слову, согласно утвержденной смете, работу должны были выполнять шесть человек, от которых требовалось за 70 дней закрасить шпиль. На деле эту работу выполняли Михаил Бобров и Алоиз Земба. Работать приходилось в основном по ночам: фашисты не хотели терять последний ориентир, поэтому днем обстреливали крепость шрапнелью. Однажды три бомбы взорвались рядом с собором, одна из них прямо возле усыпальницы.

Михаил Бобров: «Взрывной волной меня болтануло маятником метров на шесть. Дальше рывок, как при раскрытии парашюта, и меня хлопнуло о шпиль. В глазах потемнело, начал терять сознание. Когда пришел в себя, ощутил на лице руки Алоиза, который вытирал кровь с моего лба».

В начале февраля 1942 года умирает мать Михаила. Ее похоронили на Серафимовском кладбище, куда цепочкой одна за другой въезжали машины с умершими. К этому времени Алоиз Земба и Аля Пригожева были тяжело больны – сказались голод и холод. Через некоторое время их тоже не стало.

В августе 1942 года в Ленинграде прозвучала знаменитая Седьмая симфония Дмитрия Шостаковича. На этом историческом концерте в Большом зале Филармонии, ставшем впоследствии одним из символов несгибаемой воли и героизма ленинградцев, был и Михаил Бобров. В семейном архиве Бобровых до сих пор хранится программка с того самого концерта, где написаны слова Шостаковича: «Нашей борьбе с фашизмом, нашей грядущей победе над врагом, нашему родному городу посвящаю я Седьмую симфонию».

Летом 1942 года Михаил встречает своего наставника по альпинизму Евгения Белецкого, и эта судьбоносная встреча открывает новую страницу его жизни.

По приказу Сталина от 20 августа 1942 года, со всех фронтов альпинистов отправляют сражаться в горах Кавказа. К этому моменту часть перевалов уже была захвачена противником, а характер боев показал, что неподготовленные стрелковые части малоэффективны в горных боях. В связи с этим в Москве создается специальная комиссия по отбору альпинистов для специализированных частей.

Вместе со своим учителем Михаил проходит отбор и попадает в отдельную мотострелковую бригаду особого назначения, сформированную под Москвой. В ее составе уже находились немало выдающихся спортсменов, собранных со всей страны. Оттуда специалистов перекинули в Тбилиси, где полным ходом шло формирование горнострелковых отрядов. Тем временем бойцы элитной фашистской дивизии «Эдельвейс» пытались прорвать советские рубежи на южной стороне Главного Кавказского хребта, чтобы ударить в тыл Красной армии и выйти к нефтяным месторождениям, так нужным немецким танковым частям.
Через некоторое время на боевых участках Закавказского фронта появились советские ОГСО – отдельные горнострелковые отряды, положившие начало зарождению Горных войск в Красной армии.

Михаил Бобров: «Я получил предписание убыть в распоряжение командира 242-й горнострелковой дивизии с назначением в 5-й ОГСО. Части дивизии держали оборону в Баксанском ущелье Кабардино-Балкарии против егерей "Эдельвейса"».

Перед выходом на смену боевого охранения бойцы горнострелковых отрядов начинали тщательную подготовку за 2-3 дня. Проверялось все: оружие, боеприпасы, альпинистское снаряжение, провиант. В среднем рюкзак бойца весил около 60 килограмм. Подниматься по заснеженным лавиноопасным склонам с таким грузом было нелегким делом, учитывая, что в любой момент мог появиться противник.

«Бойцы "Эдельвейса" были хорошо натренированными солдатами. Немцы виртуозно отстреливались из самых неудобных положений, например, в висе на веревке. Мы тоже так могли, но у них были обостренные годами тренировок чутье и сноровка. Их лыжная подготовка тоже была на высоте. Они не просто спускались с гор, а делали это виртуозно, держа в поле зрения всю картину боя», – Михаил Бобров.

Уже в возрасте Михаил Бобров участвовал в соревнованиях, проходящих на горных склонах Австрии. После спуска к нему подошла стайка австрийских журналистов, которые были удивлены техникой и профессионализмом Боброва. «Где вы научились так управляться с лыжами?» – спрашивали Михаила. Совершенно невозмутимо он отвечал: «Учиться надо всегда и везде, поэтому, когда мы сражались за Кавказ, я наблюдал за техникой егерей из дивизии "Эдельвейс" в оптический прицел. Посмотришь, запомнишь и "снимаешь" немца. Потом можно еще и новыми лыжами разжиться».

Надо отметить, что немецкие егеря задолго до войны готовились к битве за Кавказские горы. Под видом туристов они приезжали в Советский Союз и изучали горы, составляли подробные карты троп, отмечали источники воды и т.д. Нередко «туристы» ходили в горы вместе с советскими альпинистами. 

Михаил Бобров: «В августе 1960 года в Риме на площади Святого Петра папа римский Иоанн XXIII благословлял XVII летние Олимпийские игры. В пестрой многоязычной толпе среди туристов и хозяев Вечного города стояли спортсмены – посланники 84 стран.

Мое внимание привлек седовласый стройный высокий мужчина с хорошим загаром. Он пристально всматривался в меня, затем поднял руку в знак приветствия и улыбнулся. Я поклонился ему в ответ, напряженно вспоминая, где мог его видеть. Он, видимо, хотел ко мне подойти, но в этот момент на балкон своей резиденции вышел папа, толпа стала теснить, и мы потеряли друг друга из вида.
Снова я увидел высокого немца через 2 дня, во время торжественной церемонии открытия Олимпийских игр на стадионе. Команда Советского Союза, которую я представлял, проходила по беговой дорожке для построения на травяном поле. Там уже были построены команды многих стран. Проходя по дорожке мимо команды Германии, я вновь встретился глазами с этим немцем. Поклонились друг другу и разошлись. И все-таки я не смог припомнить, где с ним встречался, хотя лицо его показалось знакомым. Чувствовалось, что он признал во мне старого приятеля. Через несколько дней мы опять встретились – на трибуне стадиона во время футбольного матча между объединенной командой Германии и командой Италии.

Первое, о чем он спросил меня на хорошем русском языке, устроившись рядом на скамейке, – откуда ему хорошо знакомо мое лицо. Я рассмеялся и сказал, что его лицо мне тоже знакомо, а заодно спросил, где он так хорошо выучил русский язык. Оказалось, в русском плену. И он начал рассказывать, как в декабре 1942 года руководил группой разведки из 15 егерей: они шли через Местийский перевал из Кабардино-Балкарии в Сванетию. Стоило мне услышать эти названия, как я сразу вспомнил все. Это был Отто Бауэр».

Тогда Михаил со взводом альпинистов сопровождал разведгруппу через Местийский перевал в Балкарию. Шел мелкий снег, который прикрывал передвижение разведгруппы по скалам. С перевала в сторону советских бойцов стремительно спускалась на лыжах группа немецких егерей. Находившимся впереди разведчикам дали команду не стрелять, чтобы немцы оказались между группами красноармейцев и попали в тиски. Завязался бой. Не понеся потерь, наши уничтожили немцев.

«Среди убитых фашистов мы обнаружили двоих раненых. Один, унтер-офицер, поджав ноги к груди, лежал на боку – пули попали ему в живот. Другой сидел, крепко обхватив окровавленные ноги. Он оказался обер-лейтенантом, старшим группы егерей. Это был отменный альпинист и горнолыжник. Звали его Отто Бауэр. Около месяца Отто Бауэр пролежал в местийском госпитале. На допросах он ответил подробно на все вопросы, дав много ценных сведений, которые впоследствии нам очень помогли. Я частенько заходил к нему в госпиталь. Он занялся изучением русского языка и мы подолгу беседовали. Мне трудно объяснить почему, но я не чувствовал к нему никакой вражды: на больничной койке лежал раненый альпинист, которого наши военные медики старательно возвращали к жизни», – вспоминает Бобров.

В начале января 1943 года несколько горнострелковых отрядов, в один из которых входил Бобров, были отправлены к вершине Эльбруса с целью сбросить с пика фашистский флаг. Успешное выполнение этой миссии имело огромное моральное и политическое значение, во многом ознаменовавшее отступление фашистов с Кавказских гор.

В феврале 1945 года Михаила Боброва командировали в Иран для обеспечения безопасности отряда топографов. Окончание этой работы совпало с победой в войне.

Михаил Бобров: «Победу мы встретили на самой высокой точке Ирана – вулкане Демавенд-Кух высотой 5600 метров. Осенью меня перевели на службу в родной Ленинград и назначили начальником физической подготовки 165-й артиллерийской бригады. Любимый город сильно пострадал в войну, многие дома были разрушены. В нашу квартиру вселили семью из сгоревшего дома, а мне выделили дворницкую комнатку 8 квадратных метров, но я был рад, что начинаю жизнь сначала в любимом городе».

После победы Бобров окончил Военный институт физкультуры (ВИФК), более 50 лет преподавал физическое воспитание в вузах города: сперва родной ВИФК, затем Военно-инженерная академия им. А.Ф. Можайского (начальник кафедры физической подготовки войск), Ленинградский государственный университет (заведующий кафедрой физической культуры).

Бобров стал одним из основателей отечественной школы современного пятиборья – олимпийского вида спорта, включающего в себя бег, верховую езду с преодолением препятствий, стрельбу из пистолета, плавание и фехтование. Много лет он был тренером сборной Ленинграда по этому виду спорта, под его руководством успешно выступавшей на чемпионатах СССР и всесоюзных спартакиадах, воспитал 54 мастеров спорта, в том числе Александра Тарасова – первого в нашей стране олимпийского чемпиона по пятиборью, завоевавшего этот титул на Играх в Мельбурне 1956 года в командном зачете.

О своем знаменитом воспитаннике Михаил Михайлович вспоминает так: «Александр был простой крестьянский паренек. Крепкий, выносливый. Занимался сразу несколькими видами спорта – бегал на лыжах, участвовал в кроссах. Общая физическая подготовка у него была хорошая. Поэтому, когда у нас в СССР приняли решение участвовать в Олимпиаде 1952 года в Хельсинки и стали собирать команду по современному пятиборью, Тарасов вошел в число кандидатов. Плавать он умел, довольно быстро освоил фехтование. Верховая езда для него как человека, выросшего в деревне и с детства знакомого с лошадьми, проблемой не стала».

Михаил Бобров мог и сам выступить на дебютной для советского спорта Олимпиаде-1952. Он вспоминает: «Я готовился выступать на Олимпиаде в Хельсинки, но на тренировочных сборах упал с лошади, получил травму и не поехал». 

По мнению Михаила Михайловича, у нас было много разносторонне развитых, физически одаренных спортсменов, поэтому СССР в современном пятиборье быстро вышел на лидирующие позиции, почти на каждой Олимпиаде выигрывали медали – сперва в командном зачете, потом и в индивидуальном. Главным в пятиборье он считает характер спортсмена: «Очень важны выносливость, физические данные. Но самое главное – это характер настоящего победителя, без него делать нечего. И характер у наших пятиборцев у всех был боевой, а у первопроходцев – у Александра Тарасова, Игоря Новикова, Ивана Дерюгина – был особый. Они за счет характера выиграли в Мельбурне у американцев золото в командном зачете и потом чемпионами мира становились. И когда работали тренерами, эту волю к победе воспитывали у своих учеников».

Кроме олимпийского чемпиона и чемпиона мира Александра Тарасова среди воспитанников тренера Михаила Боброва – серебряный призер XVII Олимпийских игр в Риме (1960) и чемпион мира Николай Татаринов, чемпион мира Вячеслав Белов, чемпионы и призеры первенства страны. Команда города, руководимая Бобровым, четырежды становилась чемпионом и призером Советского Союза.

«Всегда бегал по выходным, а иногда и на неделе в ЦПКиО или в Приморском парке Победы. Круг там 5 километров, еще 3 туда, 3 обратно – "десятка" набирается. Кровеносные сосуды должны быть, как шланги резиновые, их все время прокачивать надо, чтобы не засорялись, чтобы упругие были. Если научишься держать 120 ударов в минуту в течение получаса кросса, до 100 лет легко проживешь. И вечно будешь молодым!» – Михаил Бобров о секрете долголетия.

В 1999-м Михаил Михайлович в составе международной экспедиции на лыжах достиг Северного полюса. В команде были 13 человек, четверо из них представляли Петербург. Руководил экспедицией директор Государственного музея Арктики и Антарктики известный полярник Виктор Боярский, вместе с ним прошли путь к «макушке» Земли Виктор Серов и профессор Свет Тихвинский. Тогда же у четверки ветеранов ленинградского – петербургского спорта родилась идея: в честь 300-летия города установить флаги Петербурга на всех высочайших вершинах континентов.

Готовясь к юбилею города, команда альпинистов и полярников из Северной столицы покорила в 2000 году Южный полюс и Аконкагуа (Америка, 6960 метров), в 2001-м – Эльбрус (Европа, 5642 метра), в 2002-м – Килиманджаро (Африка, 5895 метров), в 2003-м – пик Костюшко (Австралия, 2228 метров).

В покорении Эльбруса, Килиманджаро и пика Костюшко участвовал Михаил Бобров. Эти результаты ветеранов спорта вошли во всевозможные книги рекордов.

В 1994 году Михаилу Боброву присвоено звание Почетный гражданин Санкт-Петербурга. Это высший знак признательности города лицам, внесшим выдающийся вклад в развитие Петербурга, повышение его роли и авторитета в России и за рубежом, в укрепление демократии и защиты прав человека, в науку, духовное и нравственное развитие общества.

Сын Михаила Боброва: «Моя мама Лариса Боброва, как и отец, била врага в войну, а после победы занималась корректировкой полета баллистических ракет для подводных лодок. Как следствие, она была невыездная. Как-то ее спросили, не хотела бы она побывать за границей, например в Берлине. На это она ответила, что видела столицу Германии. "Как же так?" – удивился собеседник. "В прицел бомбометания, будучи штурманом на бомбардировщике", – улыбнулась Лариса Ильинична».

Михаил и Лариса Бобровы прожили вместе 58 лет. В октябре 2004 года Ларисы Ильиничны не стало.

Из одного письма Ларисы Ильиничны:

«Главное в моей жизни – создание здоровой, крепкой семьи. Воспитание самой себя – одно дело, а вот воспитание других, очень разных людей значительно труднее. Когда у нас спрашивают, почему мы воспитали таких хороших сыновей, а теперь уже и внуков, я затрудняюсь ответить. Видимо, дело в примере жизни, любви, искренности, бодрости духа, преданности и товариществе. Надо уметь понять человека.

Наши сыновья Михаил и Александр выросли надежными людьми. Оба окончили Ленинградский кораблестроительный институт, хорошо работают, их ценят и уважают. Оба активно занимаются спортом и достигли больших успехов – чемпионы мира, Европы, СССР по академической гребле. Особое влияние на детей оказал отец, мой супруг Михаил Михайлович Бобров. Его жизнь является примером для них и всех последующих поколений».

Даже перешагнув 95-летний рубеж, Михаил Бобров продолжает консультировать действующих офицеров горно-стрелковых частей МО РФ по тактике ведения боевых действий в горах. К нему по-прежнему обращаются за советом спортсмены и ученые.

«Примите мои сердечные поздравления с 95-летием! Вам, человеку невероятной силы духа, отважному и трудолюбивому, в жизни покорилось множество вершин. Но главную высоту вы взяли, защищая архитектурное наследие Северной столицы в годы Великой Отечественной войны. Ваше мастерство и мужество стали надежным щитом для исторических памятников и примером преданного служения родному городу. Такие люди, как вы, – гордость нашего города! В день замечательного юбилея желаю вам самого крепкого здоровья, бодрости духа и неисчерпаемого оптимизма!» – Георгий Полтавченко, губернатор Санкт-Петербурга.

• 
  Открыть в полном размере

«Уважаемый Михаил Михайлович! От имени депутатов Законодательного собрания Санкт-Петербурга поздравляю вас с юбилеем! Свою жизнь вы посвятили служению Отечеству и родному городу, став для его жителей живой легендой. Благодаря вашим героическим усилиям по маскировке высотных доминант Ленинграда в годы блокады удалось избежать многих жертв, защитить уникальные памятники, формирующие неповторимый облик Северной столицы. Беззаветную преданность и любовь к нашему городу вы всегда доказывали реальными делами, внося неоценимый вклад в сохранение его исторического наследия и прославление его имени. Крепкого здоровья, долгих и благополучных лет жизни!» – Вячеслав Макаров, председатель Законодательного собрания Санкт-Петербурга.

Автор текста: Андрей Сергеев.