– Игорь Михайлович, в Петербурге прошел II Международный джазовый фестиваль. Какие впечатления?

– Город вдохновляет. Публика ответила нам полной взаимностью! Залы полные, в глазах людей – огонь, чувствовалось, как ловят каждую ноту. Это бесценно.  В Питере слушатель искушенный и требовательный, но благодарный. Играть здесь с оркестром – это возвращение к истокам и мощная подзарядка.

– Волнуетесь перед такими событиями?

– Важно было не только повторить успех, но и превзойти его. Волнение – неотъемлемая часть. Но это не страх, а скорее здоровая концентрация и ответственность. После успеха первого фестиваля планка высока. Хочется, чтобы каждый следующий шаг был осмысленнее, глубже, совершеннее. Я перфекционист по натуре – постоянно что-то дорабатываю в аранжировках, ищу новые нюансы в известных пьесах, стремлюсь к безупречности звука. Это волнение мобилизует. Делаю глубокий вдох перед выходом, вспоминаю ту самую первую уличную толпу, завороженную музыкой, – и отдаюсь потоку. Каждый концерт – это вызов, стремление быть лучше, чем вчера.

– А как джаз стал частью вашей жизни?

– Эта музыка со мной с детства. Все началось с папы – он барабанщик, обожал джаз. Вечерами, возвращаясь с выступлений, он с восхищением рассказывал о саксофонисте их ансамбля, а также об уже состоявшихся джазменах. В 1962 году Бенни Гудман дал серию концертов в СССР, один из которых посетил мой папа. И, как вы понимаете, дома говорили только об этом (улыбается). Его рассказы и те образы, которые я рисовал в своем воображении, вдохновили заниматься музыкой. Эта искра по-прежнему греет мое сердце. 

– Случилась ли мистика, когда впервые взяли в руки саксофон?

– Вышло почти случайно. В 1960-70-е годы в Советском Союзе саксофон в музыкальной школе не преподавали, поэтому я пошел на кларнет. В тот же период советские мальчишки повально болели гитарой, умение играть было признаком крутости, а поскольку я любил быть среди лучших, научился азам, познакомился с творчеством Deep Purple, Led Zeppelin, после чего даже электрогитару себе выпилил. Словом, увлекся.

И вот в 15 лет я решил записаться на курсы гитары во Дворец пионеров, но мест в группе не оказалось. Гуляя по классам, увидел на столе саксофон… Ну я и попробовал «напеть» простенькую мелодию, а педагог удивленно отметил: «Не знаю насчет гитары, но к саксофону способности определенно есть!»

Так и началось. В 16 лет я уже играл концерты, а в 17 попробовал себя в роли композитора.

– Значит, гитара и рок – это был лишь этап?

– Абсолютно! Погружение в джазовую среду в 1976-м перевернуло все. В тот период в джазе все были самоучками. После открытия этих направлений в училище самородки направились получать дипломы, чтобы впоследствии преподавать. Энергия царила невероятная! Как бы объяснить: еще толком не было партитур, мы ловили заглушаемый сигнал радиопередачи «Голос Америки», чтобы послушать джаз, записывали ноты и пробовали повторять. Кругом были взрослые, опытные музыканты 30-35 лет, игравшие «настоящий» джаз, и тут я – совсем юный. Среди таких личностей, как Михаил Чернов или сам Геннадии Гольштейн, моя любовь к саксофону обрела окончательную форму.

– На фестивале «Триумф Джаза» в марте этого года губернатор Александр Беглов рассказывал о знакомстве с вами и о том, как вы давали первые уличные выступления. Каково это было? 

– Улица – самый честный судья. Если играешь хорошо – люди останавливаются, слушают. Плохо – проходят мимо. Помните эксперимент Джошуа Белла? Мировая звезда скрипки играл инкогнито в метро – и его почти не заметили. Показательно!

Для нас это был не только способ заработать, это была настоящая школа жизни. Ты видишь мгновенную, искреннюю реакцию, без формальных аплодисментов.

– Уличные выступления остались в прошлом?

– Сейчас плотный гастрольный и концертный график не оставляет времени для экспериментов. Но сама идея... Если появится такая возможность – сыграю, где многолюдно, но только инкогнито, чтобы люди останавливались исключительно ради музыки, а не узнаваемого имени. Это, повторюсь, самый честный экзамен для артиста.

– Как рождается ваша собственная музыка? Ждете вдохновения?

– Шостакович учил: «Не ждите вдохновения – садитесь и пишите». Взгляните на черновики Пушкина – сплошные правки. Мои первые пьесы в 17 лет были, по сути, «еще одной попыткой» и поиском стиля, однако недавно я записал на студии произведение Only Now, созданное в 17 лет. Мы играли ее с квинтетом еще в советские годы, а недавно я записал ее на альбом, конечно, переосмыслив за прошедшие десятилетия.

Так что вдохновение приходит уже в процессе. Выключи телефон, устрани отвлекающие факторы – и работай. Дисциплина привлекает музу.

– Как вы относитесь к смешению джаза с электроникой и этникой? Не теряется ли его суть?

– Суть джаза – это импровизация и поиск нового. Латиноамериканские ритмы, орган Хаммонда, электромеханическое фортепьяно Fender Rhodes звучат по-разному, но одинаково органично. При этом, например, существует электронный саксофон – и я так и не понял его прелести. Майкл Брекер виртуозно владел им, но сам предпочитал акустику. Электронные имитации часто лишают магии привычное звучание. Я не против поиска новых красок, если они дозированны и уместны, то имеют место быть. Но, к примеру, использовать синтезатор в звучании саксофона или менять классический контрабас на электронный, искажая звук до электрогитары, бессмысленно.

– Ваши соло – это рассказ, понятный без слов. Как передать это умение молодым?

– Джазовая импровизация – это не просто набор красивых звуков, а живой, в некотором смысле личный диалог музыканта со слушателем. Демонстративная виртуозность, лишенная наполнения, слушателю не интересна.

Представьте, что два джазмена играют на одном уровне. И слушатель предпочтет того, кто не просто звучит, а «цепляет». Завязка, развитие, кульминация… Две ноты, сыгранные вовремя… И слушатель замирает в интриге, ждет их возвращения. Это рождает эмоцию, но, конечно, приходит не сразу. Нужны опыт, смелость и ежедневный труд.

– А вы сами уделяете время тренировкам?

– Ежедневно. В менее загруженные периоды – 2-3 часа с саксофоном. Без этого никуда. Начинаю с разминки: длинные ноты, хроматические гаммы для выстраивания звука, разогрева амбушюра и пальцев. Потом – диатонические гаммы во всех тональностях, арпеджио, все лады – ионийский, дорийский, фригийский, лидийский... Каждый требует своего подхода. Затем секвенции – по три, по четыре ноты, вверх-вниз. Далее – работа над ритмом: свинг, триоли, синкопы. Потом – этюды, прелюдии, фуги в переложении, разбор соло мастеров, например Паркера, Колтрейна.

Суть джаза – это, как я уже сказал, импровизация. А импровизация – это нудный, системный труд над техникой, звукоизвлечением, фразировкой. Чтобы быть хулиганом на сцене, нужно быть дотошным зубрилой в обучении. А без этого ты будешь не хулиганом, а разгильдяем.

– Ваши гастрольные маршруты впечатляют. Чем вам запомнился Китай? Казалось бы, совсем не джазовая страна.

– Китай произвел неизгладимое впечатление! Публика там на самом деле потрясающе подготовленная, разбирается в стилях, знает историю жанра. Выступление прямо на Великой Китайской стене было незабываемым! Сначала – туман и таинственная подсветка, а на следующий день – яркое солнце и восторженные лица. Когда Олег Аккуратов спел знаменитую китайскую песню, зал взорвался овациями!

Джазовая сцена развивается в Поднебесной активными темпами: клубы уровня Blue Note в Пекине, JZ Club в Шанхае, появляются яркие таланты. Страна открыта миру. И да, на сцене в «клубе Бутмана» у меня теперь отличный китайский рояль – качество на высоте, что доказывает: мир меняется, и новые центры музыкальной культуры набирают силу.

Выступали мы и в других уголках земного шара – в Южной Корее на масштабных фестивалях, в Индии с ее уникальной музыкальной традицией и экзотическими рагами. Каждая поездка – обогащение, впитывание новых ритмов, мелодических красок, которые потом незримо вплетаются в нашу музыку.

– Каковы ближайшие планы? Новые записи, проекты?

– Планов много! Скоро перевыпустим альбом «Образы Мусоргского и Бородина» с новым, более глубоким сведением. Активно готовим проект «Петя и Волк» с Виктором Добронравовым – симфоническую сказку Прокофьева, но пропущенную через призму джазового восприятия. Параллельно записываем материал с моим квартетом – более камерный, интимный, требующий особой сосредоточенности.

В общем, работа не прекращается. А гастроли уже расписаны: в марте едем с оркестром в Кейптаун (ЮАР), осенью у нас большие гастроли в Бразилии, планируем возвращение в Китай и впервые – на Кубу, на фестиваль Роберто Фонсеки. График насыщенный!