Алексей Мухин: «Здесь всегда работали уникальные педагоги»
Мы сидим в большом красивом кабинете в окружении книг, альбомов и сувениров со всех концов света. За стенкой шумит очередной ремонт, пока дети на осенних каникулах.
Девятнадцать лет назад предложение возглавить коррекционную школу Алексей Мухин воспринял неоднозначно.
– Алексей Викторович, это правда, что вы не хотели сюда идти работать?
– Это был настоящий шок. Я служил в элитной гимназии, считал себя таким педагогическим небожителем – и вдруг руководство коррекционной школой! То, что я буду директором, знал всегда. И я очень хотел им быть. Но – обычной школы, гимназии. И вот мне звонит начальник отдела образования Надежда Виноградова и просит срочно прийти. Прихожу. Дамы (начальница РОНО и ее заместитель) улыбаются и говорят: «Бери школу Грота. Туда надо прийти и все «взорвать». В гимназии и без тебя обойдутся». Я в шоке: где школа Грота и где мои методологии? Я как раз только что взял классное руководство. И отказался от предложения. Но они сыграли на моих мужских амбициях. Сказали, что мне уже 45, и пора становиться директором. Дали на раздумье 10 дней.
– Вы до этого знали вообще о существовании школы Грота?
– Я знал о ее существовании, так как проводил в Красногвардейском районе как режиссер и ведущий торжественные церемонии награждения золотыми медалями выпускников района. И год от года их получали незрячие выпускники. А в партере сидел директор этой школы, который всегда подходил ко мне перед церемонией и просил добавить каких-то особых слов к награждению детей. Но на этом и все.
– Почему вы так не хотели в эту школу?
– Срабатывал стереотип. Я считал, что мои преподавательские способности будут похоронены. Я всегда работал по принципу играющего тренера – администратор и учитель. Кроме того, было непонятно и даже страшно общаться с незрячими детьми, да еще маленькими. То есть смотрел на ситуацию как рядовой обыватель.
– Как пришло решение согласиться и что вы увидели, когда впервые пришли сюда?
– Произошла мистическая история. Это был 2005 год, конец августа. А в начале года умерла моя бабушка – очень близкий и родной человек, который меня воспитывал. И вот в ночь на десятый день, выделенный мне для принятия решения, мне снится бабушка. Она, молодая, красивая, идет по Школьной улице, где я вырос, и говорит, что надо идти в эту школу, что дети в гимназии будут и без меня успешны.
Я просыпаюсь, понимаю, что это знак, и решаю хотя бы посмотреть, где находится эта школа Грота. И выясняется, что она расположена на Шаумяна, куда я специально много лет приезжал после работы в гимназии погулять по цветущему каштановому бульвару. Я дошел до школы, увидел убитые здания, через территорию ходили местные жители – ворот не было. Здесь же был детский дом на 38 детей-сирот. В этот день было ветрено, во дворе гуляли детки, и вдруг ветка с дерева упала на воспитательницу. Ее довели до крыльца, вызвали неотложку... С этими ощущениями я уехал. Но это сработало. Я согласился.
– Как вы начали «взрывать все»?
– Через несколько дней мне позвонили: вас ждет глава Красногвардейского района. Тогда этот пост занимала Мария Дмитриевна Щербакова. Потрясающая личность, я считаю ее крестной в моей профессиональной деятельности. Она увидела меня и возмутилась: «Зачем этого режиссера привели?» Поскольку я вел «золотые» церемонии, она решила, что перед ней профессиональный актер.
Коллеги уточнили, что я вообще-то профессиональный педагог с 25-летним стажем. Мария Дмитриевна говорит: «Так, идешь в магазин, покупаешь раскладушку, ставишь в свой кабинет и пишешь бизнес-план по школе Грота, через 3 дня к тебе приеду».
Я взял чистый лист бумаги и стал фантазировать, что бы я хотел. И через пару лет все это воплотилось благодаря Марии Щербаковой. Она сказала: вот тебе мой мобильный, звони. Кстати, ее личный номер тогда был не у многих директоров учреждений района. Она приезжала раз в неделю, была полностью погружена в реорганизацию и реконструкцию, рассказала о школе губернатору Валентине Ивановне Матвиенко. И это стало для нас счастливым лотерейным билетом.
– С чего начали?
– На тот момент я был далек от хозяйственных проблем. Первым делом меня убила школьная столовая и туалеты. Дети ели первое и второе ложками, причем алюминиевыми.
Знаете, в армии раньше были длинные столы и под ними висели скамейки на крюках. Такие столы были и в школьной столовой. Слепые дети снимали с крюков эту скамейку, и я увидел, как одного ребенка она ударила. Я звоню Щербаковой, она едет в Смольный, объясняет губернатору, нам выделяют деньги. Но надо было придумать образ столовой. В каком-то магазине наткнулся на круглый стол и понял: это то, что надо незрячим. Просто представил, как они натыкаются на острые углы. От этого стола горчичного цвета сложился весь дизайн столовой.
Цветовая гамма имеет принципиальное значение. У нас в школе преобладают желтый, синий и зеленый. Те цвета, которые не раздражают зрительное восприятие.
– Каких детей вы увидели?
– Меня потрясли дети. Здесь исторически был очень высокий уровень образования, работали уникальные педагоги, многие из них до сих пор составляют костяк коллектива.
У нас каждый год есть выпускники с золотыми медалями. Для слепого ребенка с сохраненным интеллектом в нашей школе есть только одна поблажка – они учатся на два года дольше. Программа точно такая же, как в обычной школе.
Мой приход совпал с введением единого государственного экзамена (ЕГЭ). Я увидел, что дети-инвалиды остались вне итоговой аттестации, и стал бороться за то, чтобы и мои дети сдавали ЕГЭ.
Я выступал в парламентах всех уровней, меня поддержал Комитет по образованию, и в итоге были введены поправки для сдачи этого экзамена для инвалидов по зрению.
Мы стали первыми, кто повел за собой всю коррекционную Россию в сдаче единого госэкзамена. У нас есть стобалльники, в этом году выпускник сдал географию на 100 баллов, в прошлом году – историю.
– Вы всегда подчеркиваете, что ваших детей не надо жалеть.
– Категорически не надо. Мы уничтожили понятие «какие мы несчастные». Мы спрашиваем с ребят по полной, как с обычных детей. Потому что они – обычные. Я им всегда говорю: «Вы такие, как все. Вам немного в жизни не повезло, и поэтому вам надо трудиться больше, чем другим. Во всем остальном вы будете успешными, если станете работать».
– Мы говорим все же о школе-интернате. А для вас и для них – это школа или второй дом?
– Никогда школа не может быть домом. Для детей она должна быть местом, где комфортно и радостно, но таковым может стать не только школа. Дом должен быть домом. А все остальное вторично. А для меня школа – это моя жизнь.
– В следующем году будет 20 лет, как вы здесь. Что бы вы назвали своим главным достижением за эти годы?
– Вот стоит красивый технологичный бархатный стул, который вы оценили. Это уже мое достижение. Такие стулья не только в моем кабинете, они по всей школе. Наш актовый зал в районе называют «малый БКЗ».
Школа стала абсолютно открытым, инновационным учреждением. Мы выполняем роль ретранслятора на регионы РФ всех инноваций, которые есть в системе коррекционного образования Европы для детей с нарушением зрения. У нас разработаны индивидуальные маршруты обучения воспитанников. Мы адаптируем и социализируем детей, и это один из главных элементов обучения. У нас создан «социальный полигон», где вместе с педагогом дети учатся готовить, пользоваться бытовой техникой, делать покупки, у нас при школе работают великолепные музыкальные классы для слепых детей Охтинского центра эстетического воспитания.
– У вас столько достижений, в том числе образовательных, у вас золотые медалисты и стобалльники – а вы говорите о стульях. Это настолько важно?
– Золотые медалисты и стобалльники, которые получают знания в красивом, современном, удобном, приспособленном именно под нужды детей здании, – это естественное, нормальное восприятие современной школы. И мы не одни такие. Есть директора школ, для которых это нормально. Майя Борисовна Пильдес, недавно ушедшая из жизни, Максим Пратусевич, руководитель Президентского лицея № 239. Возможно, для других школ это что-то планетарное. Пожалуйста – приезжайте, учитесь, мы готовы делиться.
– Что в планах?
– В настоящий момент я занимаюсь реконструкцией лестниц, которые с 1962 года были закрыты за ненадобностью. Я их открыл, увидел и понял, что нам мало тех лестниц, которые есть, хотя они хорошие и широкие. В декабре эти лестницы откроются. Это будет Версаль.
Территория школы – верх изящества в ландшафтном дизайне школьных территорий. У нас розарии, Сад ощущений, фонтаны, альпинарии, многолетние растения с запахами, пряные, чтобы можно было понюхать и потрогать слепому.
А здание, мягко сказать, с обветшалым фасадом. Есть проект ремонта фасада, надеюсь, что в следующем году будет ремонт. А еще мне, как любому нормальному директору, не хватает помещений и территории.