Яндекс.Метрика
  • Яна Григорьева

Профессор Московского архитектурного института Олег Явейн и руководитель архитектурного бюро «Студия 44» Никита Явейн рассказали о своем выборе деятельности

Они вдохновились примером отца и пошли по его стопам
Фото: предоставлено архитектурным бюро «Студия 44», Дмитрий Фуфаев / «Петербургский дневник»

Профессор Московского архитектурного института Олег Явейн и руководитель архитектурного бюро «Студия 44» Никита Явейн хорошо знают историю своей семьи. Они вдохновились примером отца и пошли по его стопам. Был ли у них другой выбор?

Олег Явейн:

– Если бы в детстве родители предоставили меня самому себе, то, возможно, я стал бы историком или филологом, но судьба распорядилась иначе. Мое раннее детство прошло в обстановке, когда в нашей квартире под руководством моего отца Игоря Георгиевича Явейна постоянно работали группы архитекторов. В то послевоенное время Александр Сергеевич Никольский, классик русской и советской архитектуры, уже тяжело болел и попросил отца помочь с разработкой некоторых элементов ленинградского Стадиона им. Кирова. Поскольку творчество Никольского шло вразрез с официальной линией того времени, то проектные бригады обосновались не в «Ленпроекте», а прямо у нас дома. Работа кипела, повсюду были развернуты планы, и даже я, будучи маленьким ребенком, рисовал какие-то свои варианты. Помню, как мне доверили черную тушь, а я взял и закрасил ею балкон.

Профессию я не выбирал, просто оказался в потоке, в определенной атмосфере, которая предопределила мою последующую жизнь. Весь уклад, внутренний строй и направленность моего детства исключали другое решение, как в средневековых гильдиях, когда дети продолжают заниматься ремеслом отца «по наследству». Когда моего младшего брата Никиту друзья родителей спрашивали, кем он хочет стать, когда вырастет, он предлагал угадать и добавлял, что ответ начинается с буквы «и». А потом объяснял озадаченным взрослым, что собирается стать «ирхитектором». В общем, архитектура для нас оказалась чем-то наподобие вируса, но без негативной окраски этого слова.

Думаю, что дело отца сейчас в основном продолжает мой брат Никита Игоревич Явейн. Он руководит большим архитектурным бюро, спроектировал несколько сотен различных зданий, в том числе Ладожский вокзал в Петербурге. Что же касается лично меня, то моя профессиональная жизнь – это скорее некий симбиоз от отца и матери. Помню, как однажды мама затащила меня на лекцию Юрия Лотмана, который рассказывал о декабристах. С первых фраз я ощутил невероятное погружение в тему, и пусть та лекция с архитектурой связана не была, но я парадоксальным образом спроецировал тот глубинный подход и на архитектурную работу.

Никита Явейн:

– Мой брат Олег больше теоретик, он намного более гуманитарного склада, а я с самого детства проявлял себя в качестве практика. Строил огромные города из десятков домов, лепил из пластилина замки и даже выпускал отпечатанный на машинке домашний архитектурный журнал. Когда наша мама начинала ругать меня за заляпанные пластилином книги Грабаря, то отец останавливал ее, говорил, что сын работает и что эти книги – материал, необходимый для творчества. В детстве помимо Игоря Грабаря, одного из наиболее авторитетных историографов русской архитектуры, на меня большое впечатление произвели иллюстрации из книги английского архитектора, исследователя готики Банистера Флетчера. Короче говоря, вокруг нас с братом всегда было много архитектуры и архитекторов.

Наш отец не просто проектировал, он жил архитектурой, и даже мои детские игры воспринимал как возможность для передачи своего опыта, пусть и в такой игровой форме. Например, во время прогулки по лесу, когда мы собирали грибы, он мог остановиться и обратить мое внимание на россыпь мелких камней, которые могли бы мне пригодиться для строительства крепости.

Примерно класса с седьмого или восьмого я начал помогать отцу в его реальной работе (разумеется, в силу моих детских возможностей), а оказавшись на первом курсе Ленинградского инженерно-строительного института, помогал старшему брату при подготовке диплома.

На выбранном профессиональном пути я окончательно закрепился, когда взялся за дипломную работу. Это был Ладожский вокзал. Почти неподъемная для студенческого диплома тема. Помню светящееся от радости лицо отца, который на время этой работы стал для меня настоящим научным руководителем, когда он убедился, что я с этой гигантской и очень сложной задачей справился. Спустя почти четверть века после того, как отца не стало, очень многое из дипломного проекта нашло свое воплощение в существующем здании Ладожского вокзала. Общая схема, понятно, оказалась другой, но принципиальные идеи были сохранены.