– Алексей Николаевич, как Консерватория отметит круглую дату?

– Мы с коллегами заранее обсудили этот вопрос и решили сделать 18 марта Днем Николая Андреевича Римского-Корсакова в Санкт-Петербургской консерватории. Конечно, на наших планах сказался тот факт, что историческое здание до сих пор на реконструкции. Поэтому, например, устроить концерт большого симфонического оркестра, как это мы делали пять лет назад, на предыдущий юбилей композитора, мы не сможем – нет такого зала, где удалось бы разместить всех музыкантов.

Но концерт, конечно, пусть и не оркестровый, все равно будет. В нашем небольшом зале, где сцена подходит лишь для камерного музицирования, свое слово скажут вокалисты. Они исполнят фрагменты из опер и романсы в сопровождении фортепиано. Будут и сюрпризы, но о них я не хотел бы рассказывать заранее.

Состоится всероссийская научная конференция «Оркестр: взгляд из XXI века» и презентация нового мультимедийного учебного пособия по инструментоведению доцента Нижегородской консерватории С. С. Попова. Наша кафедра оркестровки и общего курса композиции тоже много работала и продолжает работать в данном направлении. Хотелось бы особо отметить учебник «Законы функциональной инструментовки» профессора Геннадия Банщикова. Конференция – очень важное событие, потому что она продолжает традицию, заложенную самим Николаем Андреевичем, автором ставшего классическим учебника «Основы оркестровки».

В этот день в нашей столовой планируется специальное меню, составленное из любимых блюд композитора. Знаете ли вы, например, что Римский-Корсаков, создавая свою оперу «Снегурочка» в деревне Стелево, одновременно собирал ягоды и варил варенье? Так что получить варенье на десерт вполне реально.

Еще мы хотели бы организовать показ фильма, посвященного композитору, или его оперы и после просмотра устроить обсуждение увиденного.

Так что в этом году мы устроим домашний праздник и будем аккумулировать средства и силы для предстоящего возвращения в историческое здание.

– И какова там ситуация сейчас? Строители говорят, что практически уже выходят на финишную прямую.

– Я думаю, что реальнее всего говорить пока о конце текущего года, хотя называются разные даты. Строго говоря, для нас гораздо важнее, чтобы все было сделано не быстро, а качественно. Чтобы после переезда не пришлось все подчищать и доделывать, как было, когда мы переехали в здание на Глинки, 2.

Еще одна проблема – музыкальные инструменты. На время реконструкции они были вывезены. За прошедшие годы часть из них устарела, другие были списаны. А по условиям контракта мы должны получить полностью оборудованные помещения (под «оборудованием» на языке строителей имеются в виду музыкальные инструменты).

Как это будет осуществляться в условиях санкций, сказать трудно. Например, в список санкционных предметов внесен концертный рояль «Стейнвей», и ситуация отслеживается очень внимательно. Будем счастливы, если инструменты появятся хотя бы в Концертном зале Глазунова и в Большом зале Рубинштейна, где мы давали оперные и балетные спектакли.

– Как идет процесс возвращения этому залу его исторического облика?

– Достаточно сложно. Вот на стене моего кабинета висит фотография, сделанная еще до того, как пристроили конный подъезд к зданию. После этого многое изменилось, поэтому полностью исторического облика сегодня уже не добиться. Главное – помнить, что этот зал был задуман именно как театральный, хотя акустика в нем была неважная.

Мы поставили задачу – сохранить функционал зала и улучшить его акустические качества. Специалисты проделали большую работу. Ее результат мы сможем оценить только на практике, но нас уверяют, что будет здорово. Оркестровую яму углубят и расширят. Она будет подъемная, по последним стандартам, связанным именно с театральными сценами. Запланирована установка акустической раковины. Это некий рупор, который собирает весь звук оркестра и направляет его прямо в зал.

Учитываем мы и современные тенденции. Если без оперы не могли жить в XIX – начале XX века, то сегодня очень популярен мюзикл. И мы понимаем, что рано или поздно нам тоже придется представить этот жанр в своем театре. Поэтому в нем будет установлено самое современное оборудование.

Но для нас важно сохранить не только акустическое звучание, но и стилистику интерьера. За нее мы долго боролись. Когда нам впервые показали зал Рубинштейна, то выглядел он примерно как здание Мариинского-2. Но дело в том, что оно и снаружи современное. А если публика войдет в наше историческое здание, а потом попадет в современные интерьеры, может возникнуть диссонанс. Поэтому ученый совет Консерватории выбрал из нескольких дизайн-проектов тот, который, на наш взгляд, максимально соответствовал исторической традиции и по стилю, и по цвету. Кстати, фасаду мы тоже вернули его исторический светло-бежевый цвет.

– Именно этот зал станет, по сути, театром Консерватории?

– Да, для нас сейчас возродить оперный театр – одна из главных задач. Из-за переезда пришлось оптимизировать состав и вернуть его к той модели, по которой он создавался. Он стал полностью студенческим театром. Для ребят это прекрасная мотивация к творческому развитию.

Конечно, мы не можем представить в своей афише такое количество спектаклей, как репертуарные театры, которые получают на это субсидию. Но несколько опер у нас постоянно в ротации, даже с учетом того, что пока нет собственной площадки. Ни один сезон у нас не обходится без «Евгения Онегина», «Травиаты», «Богемы» или «Иоланты». Более того, удалось даже в таких непростых условиях осуществить постановку «Пиковой дамы», причем полностью силами наших студентов. Не студентом там был лишь один человек – я за дирижерским пультом.

– Известно, что у Римского-Корсакова было много учеников. Можно назвать тех, кто обязан своим именем именно ему?

– Я всегда теряюсь, когда задают такой вопрос. Потому что учеников у него было так много, что назвать всех просто невозможно. Я лучше расскажу, что меня поразило, когда я бывал на гастролях в других странах. Например, приезжаешь в Эстонию, и выясняется, что большая часть композиторов училась в Петербурге у Римского-Корсакова. Среди них – национальный композитор Эстонии Артур Капп. Приезжаешь в Армению, а там его ученик Александр Спендиаров. В Грузии – Мелитон Баланчивадзе. Помню, как меня, еще студента, поразил тот факт, что знаменитый итальянский композитор-симфонист Отторино Респиги – тоже ученик Римского-Корсакова. Кроме официальных учеников, есть такие выдающиеся композиторы, как Стравинский, который никогда не был студентом Консерватории, но учился у Римского-Корсакова и находился под его колоссальным влиянием.

– А как вы относитесь к тому, что нет-нет да и раздаются голоса по поводу того, что Консерватория носит имя Римского-Корсакова, а не Чайковского или Рубинштейна?

– Да, Чайковский был одним из первых выпускников Консерватории, а Антон Рубинштейн – инициатором ее создания. С ним у нас вообще связана забавная история. Однажды один из муниципальных депутатов прислал нам письмо, в котором предлагал пересмотреть вопрос о том, чье имя должна носить Консерватория. Собравшийся по этому поводу ученый совет единогласно решил: не умаляя значения ее основателя, считать целесообразным сохранить имя Римского-Корсакова. Николай Андреевич – уникальная фигура. Недавно я был в Морском корпусе Петра Великого и увидел на стене его портрет. Меня поразило удивительное совпадение: он окончил этот корпус в 1862 году, и в этот же год была основана наша Консерватория. И еще вот что интересно: вопреки распространенному мнению, Римский-Корсаков никогда не учился в Консерватории и никогда не был ее директором.

В детстве к нему приглашали частного педагога, были уроки музыки в Морском корпусе. Официально он никогда не учился, но так мастерски овладел профессией, что не только сочинял сам, но и учил этому других в нашей Консерватории в течение 37 лет.

Для меня Римский-Корсаков – совершеннейший кумир и уникальная историческая личность. Николай Андреевич – символ того, чего может добиться человек, если он по-настоящему любит музыку.