Отдать способного ребенка в музыкальную школу не так сложно, как кажется. Куда труднее эти способности в детях обнаружить. И уже особое мастерство – привить вкус к классической музыке. Музыковед Ольга Пикколо уже двадцать четыре года помогает детям настраивать связь с «вечной» музыкой.

От чего высыхают детские слезы

– Ольга, вы приобщаете детей к классической музыке. В чем была мотивация для этого? Как все началось?

– Началось с того, что я заметила, что мой маленький сын – музыкальный человечек. И первые концерты я придумывала ночью, когда он уже спал. Обкладывалась его тоненькими детскими книжечками и на их основе придумывала истории. Ложилась в четыре утра, не раньше. Спала примерно два часа.

– Какой была первая аудитория после сына?

– Дети из детских садов. Человек по сто вместе с воспитателями, никаких родителей. И вот я должна была их всех, совершенно не настроенных ни на какой концерт, максимально быстро увлечь. Чтобы меня слушали с начала и до конца в течение 35 минут. Это было непростое испытание, не скажу, что я его с ходу выдержала. Но то, что сын был музыкальным, помогало дома проговаривать, репетировать концерты. Даже надевала концертную одежду, чтобы все было по-настоящему. Он сидел на диване, смотрел, слушал. В тот момент, когда замечала, что его глаза уже не следят за мной, понимала, что именно сейчас я делаю не то, что надо. И задавала себе вопрос: «Почему?» Потом либо переделывала это место, либо удаляла. Так и тренировалась.

– Что делает сын сейчас?

– Ему 27 лет, он солист Страсбургской оперы. Получается, вырос на моих концертах.

– Как вам удается заставить слушать себя самых маленьких слушателей?

– Мои спектакли и концерты вырастают из тишины. Это главное и важное для меня условие. Как ни странно, когда я прошу ее, зал затихает. Когда я меняю ритмические интонации, зал продолжает внимательно слушать. Мне важно самой быть в гармонии с собой, и дети очень чутко считывают, когда это происходит. Начинают следить глазами, затихают.

Иногда помогают музыкальные инструменты, например вибрафон, самый любимый мной. Каждый его звук окутан тишиной. Послушайте Гленна Гульда, моего любимого пианиста, и вы поймете, о чем я. Когда мне помогают такие артисты Мариинского театра, как Сергей Буранов, вибрафон сам становится рассказчиком.

Представьте себе: детский сад, девять утра. Дети невыспавшиеся, кто-то заплаканный. Большой зал, незнакомый дядя с каким-то чудовищем на четырех колесиках. Но стоит только ему прикоснуться палочками к металлическим пластинкам вибрафона, как слезы высыхают. Наступает тишина, и из нее я начинаю вить ниточку моей сказки. В какой-то момент приходит ощущение, что сам зал ведет мой концерт. И у детей оно возникает тоже. Это непрерывный пинг-понг – я им бросаю словечко, они его подхватывают: «Жил да был во дворце, с короной на голове, молодой и прекрасный…» Дети отвечают: «Принц!» Они не могут не ответить!

– Как вы сами пришли к классической музыке?

– Мой папа – инженер. Играл он только Лунную сонату, когда приходили гости. А мама – моя коллега. И она, и я заканчивали консерваторию в Саратове, она тоже музыковед. В моем детстве звучала разная музыка, не только классика. Была Анна Герман, которая мне до сих пор очень нравится. У нее великолепный вкус. И даже шлягеры, которые я бы назвала пошловатыми, исполняла настолько благородно… Много мама ставила и джазовой музыки, и аудиокомпозиции для маленьких детей. С их помощью можно было многое домысливать внутри себя. Тот же «Щелкунчик», «Лебединое озеро», «Синяя птица». Потом уже поняла, что многое из того, чем сейчас живу и дышу, базируется на детских впечатлениях.

– Какая музыка в детстве не нравилась, даже раздражала?

– Скорее, не раздражала, а поражала. Помню, как впервые услышала Высоцкого. И помню, как спросила: «Мама, что это за пьяный дядька?!» Это сейчас я люблю Высоцкого, он прекрасен. Но тогда он был небывалостью, диссонансом, даже среди Луи Армстронга и Эллы Фитцжеральд.

Однажды в детстве увидела у мальчика, с которым дружила, наушники, спросила его: «Что ты слушаешь?» Он: «Музыку!» Попросила послушать, надела. А там «тынс-тынс-тынс»… Я даже не поняла, что это такое, пришла в неподдельное удивление.

– В каких ситуациях мама ставила вам музыку?

– Это не было целенаправленно. Я занималась своими делами под Моцарта, Шуберта. Они были непрерывным фоном с начала и до конца дня. Но когда из соседней комнаты, где стоял проигрыватель, раздавались Рахманинов или Скрябин, мое детское ухо настораживалось, замирало. Оно ведь чуткое – привыкая к какому-то камертончику, реагирует, услышав что-то другое.

– Слушать музыку – одно, учиться играть – другое. Вы освоили многие инструменты, даже орган…

– Я с детства мечтала быть артисткой. И хотя училась на композиторском отделении, всегда тянуло на сцену. Поэтому перепробовала множество инструментов – фортепиано, по которому у меня была в консерватории крепкая пятерка, разные виды флейт, и уже в музыкальном училище потянулась к органу. Мне хотелось именно исполнять произведение, а не изучать, как музыковеды.

Случай у Гостиного Двора

– Как в вашей жизни появился Мариинский театр?

– Как раз одиннадцать лет назад, когда открылась вторая сцена, мне позвонили оттуда. Видимо, от кого-то обо мне услышали. Пригласили на встречу. Провели по всем возможным залам, спросили, что мне нужно для проведения своих концертов. Выбирая зал, я думала: «Неужели так бывает?»

– Сейчас ваши концерты и музыкальные лагеря не обходятся без артистов Мариинского театра. Как удалось их привлечь в проект?

– Прежде чем они появились, был долгий поиск, который включал в себя и курьезы.

Например, в самом начале пути прямо накануне концерта «Веселый саксофон», посвященного музыке Гершвина, заболел саксофонист. Поздним вечером я в задумчивости шла по Невскому проспекту в размышлениях, что же делать, и около Гостиного Двора услышала музыканта, довольно неплохо исполнявшего джазовые мелодии. Поскольку было уже довольно темно, я не особо его разглядела, скорее вслушалась, и мне все понравилось. Я пригласила его поучаствовать в концерте, как сейчас помню, в садике у Кировского завода. Но моя вечная уверенность, что все будет хорошо, в этот раз подвела. Наутро мы встретились у выхода из метро, и первое, что мне бросилось в глаза, – огромная хозяйственная сумка, из которой торчит раструб саксофона. Мне показалось это странным, но ничего говорить не стала… Уже в садике удивление выросло, когда музыкант достал инструмент, и я увидела, как от саксофона отлетают клапаны, которые были прикреплены резиночками, теми, что перематывают денежные пачки. Продолжаю молчать, ставлю ноты на пюпитр, и тут выясняется, что человек… не знает ни одной ноты!

Все три концерта в этот день пришлось отменить.

– Как же он играл у Гостиного Двора, не зная ни одной ноты?

– Джазисты так могут – на слух, импровизируя. Так и у него получилось: акустика, звук, романтичное настроение… Под влияние которого я, видимо, и попала.

– Сейчас в вашем распоряжении кто угодно…

– Не совсем так, ведь не каждый музыкант, даже самый сильный, подходит именно для детских концертов. Например, человек может быть слишком академичным, слишком серьезным, а на моих концертах – эпатаж, игра. И нужно немного уметь быть артистом, шутить, выйти с интересным галстуком с изображением своего музыкального инструмента, как, например, известный кларнетист Федор Кувайцев. Интровертам на моих мероприятиях быть сложно. Тем более, я сама экстраверт.

– Неужели после множества концертов и общения с аудиторией не хочется залезть в раковину, чтобы восстановить силы? Может быть, слушаете музыку для себя?

– Первое, что делаю, – уезжаю на велосипеде в поля Павловска. Недавно, например, увидела девушек, собиравших траву в стога, и присоединилась к ним помочь. Сначала фотографировала – это одно из моих увлечений – потом подошла извиниться за это, подружились, и я взяла грабли… Три часа прошли незаметно, отдохнула колоссально!

Что касается музыки, то ее, конечно, слушаю, но необязательно классику. Мне очень нравится Людовико Эйнауди – как раз под него катаюсь по Павловску.

– Мариинский театр – ваше место силы?

– Безусловно. Каждый раз, переступая его порог, чувствую, что вхожу в храм музыки. И каждый раз испытываю чувство благодарности.

– Одна из ваших визитных карточек – «Музыкальные путешествия». Спектакли-лекции для детей. Как они появились?

– Когда пришел коронавирус, мне не хватало творчества. Два года жила без спектаклей. Серьезное испытание. Мне захотелось снова преподавать, у меня ведь был навык из музыкальных школ. Но вопрос оказался сложнее: чем увлечь детей, что мне преподавать? Тогда и появились «Музыкальные путешествия».

– Почему вы записываете не видео, а аудиоспектакли?

– В пандемию контакт с моей аудиторией был потерян, испытание выпало довольно серьезное. Я стала делать беседы для родителей в аудиоформате, сделала записи концертов и музыкальных путешествий. Проводила даже концерты с привлечением мастера песочной анимации в видеоформате, заранее предупреждая родителей, что в такое-то время начнется трансляция на странице «ВКонтакте».

Но все же энергетика спектакля не доходит до детей через видео, это не то. Мне еще очень важно было получать «эхо» от родителей – не потому, что я не доверяю себе или хочу подстроиться под каждого, нет. Но обратная связь растит мое понимание того, как и что делать дальше. И как раз родители мне говорили, что видеотрансляция занимает ребенка в целом минут 10, а потом он убегает. Живое выступление создает некий купол, который блокирует вас от всего остального, позволяя концентрировать внимание.

– Вы рассказывали, что в аудиоспектаклях задействованы не только вы…

– В аудиоспектаклях принимают участие, кроме меня, артисты Мариинского театра и дети, учащиеся детской музыкальной школы «Пикколо» и средней специальной музыкальной школы при консерватории.

– Расскажите про ваши летние музыкальные лагеря.

– Их было уже девять. Первые проводили в Финляндии, где я сама выполняла роль и флейтистки, и пианистки, и сольфеджо вела, и музыкальную литературу, и хор. Гостей было мало, приходилось экономить. Помогала мне Мария Куковякина, которая преподает флейту, она же стала первым преподавателем моей музыкальной школы. Потом мы переехали в Италию, где жили при монастыре на озере Гарда, затем – в Грецию. Последние два лагеря – в этом и в прошлом году – приняла Старая Русса.

А юбилейный десятый пройдет в Пушкинских Горах, ближе к традициям русской культуры, в камерном дворянском местечке. Сейчас у нас уже 7-8 преподавателей, детей достаточно много. Будут, как и всегда, не только занятия музыкой, но и экскурсии, знакомства с уникальными местами, ведь и многие родители там ни разу не были.

– Что для вас главный результат музыкальных лагерей?

– Дети настолько увлекаются музыкой, что продолжают заниматься ей, возвратившись в город. Поступают в нашу школу. А если и не поступают, то получают прививку на всю жизнь – начинают ходить в театры, дружат между собой, понимают, на каком инструменте им лучше учиться. Ведь в лагере многие пробуют по три, даже четыре инструмента. Получаются такие маленькие люди-оркестры…

– Какие у вас ближайшие планы?

– В новом сезоне предстоят мои гастроли в филармонию Сахалина и выступления с оркестром, – нет ничего интереснее! Также в Пушкине, рядом с которым я живу, в этом сезоне открывается цикл моих концертов-занятий для детей 3-7 лет. И, конечно же, остается «Петербург-концерт» и Мариинский театр.

Моя мечта – чтобы древо «Пикколо» дало ветви и в других городах и странах. Множество русскоговорящих детей из других стран слушают мои аудиоспектакли. А мой сын, первый слушатель «Пикколо», стал солистом-певцом и композитором. И я понимаю, что жизнь проходит не зря.