Один из самых крупных городских психоневрологических интернатов занимает на Дудергофских высотах огромную территорию – более 8 гектаров. Первоначально интернат был рассчитан на 651 место и предназначался для реабилитации инвалидов-афганцев. В 2009 году введен в эксплуатацию новый корпус. Сейчас в интернате проживает 1001 постоялец. Ни сотрудники ПНИ, ни журналисты не называют их казенным словосочетанием «получатели социальных услуг» и даже «пациентами». Почему – нам стало понятно позже.

«Вижу отношение людей»

Ларисе Павловне Быстровой 85 лет. Шестьдесят из них она ухаживает за своим племянником Вадимом – сыном родной сестры. Вадим – инвалид с рождения. Пока была жива его мать, навещала его как могла часто. Потом ее сердце не выдержало, и сейчас к Вадиму по нескольку раз в месяц приходят его 87-летний отец и тетя Лариса Павловна. Вадим спокойный, не агрессивный, но к самостоятельной жизни не приспособлен абсолютно.

«Моя сестра – его мать – всю жизнь посвятила ему, надо было его устроить в хорошие руки. Вадимка – он тихий, а люди же разные бывают. Он до 2008 года в другом интернате лежал. Не могу сказать, что там плохо было, но многое ведь от людей зависит. К нему, видно, не так хорошо относились, как здесь, он там часто с испуга под столом сидел. А здесь люди очень добрые, душевные, никто его не обижает. Я просто потрясена. Он здесь привык, не боится ничего. Поэтому я могу быть спокойной: если с нами что-то случится, он будет в хороших руках. У меня никого нет, кроме него. Он – вся моя жизнь. Его отцу 87, плохо ходит, шейку бедра недавно сломал. Но пока живы – мы будем приходить», – продолжает пожилая женщина.

Лариса Павловна – научный сотрудник, закончила Лесотехническую академию, проработала полжизни в одном из городских НИИ.

«Я всегда работала в государственных структурах. И тут интернат государственный. Очень душевные, квалифицированные, ответственные люди здесь работают. Работа очень трудная. А у Вадимки такая хорошая жизнь. Посмотрите, в каких отличных условиях он живет. Он и не выглядит на свои 60 лет, значительно моложе, правда?! Я очень благодарна нашему государству. Тратят столько денег на каждого человека, какие тысячи! У них и матрасы, и белье лучше, чем дома у многих. Знаете, я что хочу сказать? Если где-то плохо, то не государство виновато, а сами люди», – считает Лариса Павловна.

Она с нежностью смотрит на своего 60-летнего «Вадимку» с детскими глазами, а у меня текут слезы.

«Если не можешь – лучше уйди»

Старшая медсестра 12-го отделения Маргарита Еремина работает здесь столько же лет, сколько самому ПНИ – 35 лет.

«Я закончила Ленинградский политехникум им. Фрунзе в 1986 году. Он был в ведении Социального комитета. Меня распределили в Центр начисления пенсий и пособий, а потом построили этот интернат, а я пришла сюда как бухгалтер бюджетного учреждения. Но в душе нереализованность какая-то была. Понимаю, что бухгалтерия точна, важна, но у меня в душе была медицина. Узнала, что можно учиться на вечернем отделении, и пошла в 1-е медучилище. Закончила, пришла в отделение, поработала медсестрой и в 2013 году стала старшей медсестрой», – рассказывает Маргарита Маратовна.

Признается, что, когда начинали строить интернат, местные (и она тоже) переживали: кто там будет, да как, а вдруг они опасные?

«За столько лет работы здесь понимаешь, что все проблемы очень рядом в прямом и переносном смысле. И однажды я сама себе сказала: сегодня тяжело этому человеку, а завтра – тебе, и если все будут бояться, брезговать, разбегаться, то кто поможет? И с таким посылом стало все понятно. Наш коллектив подбирался все это время так, чтобы человек сознательно приходил на эту работу, она гораздо шире и глубже, чем все инструкции. Наши ребята требуют особого подхода, это пережито через себя», – говорит старшая медсестра.

На этом отделении – очень разные постояльцы. Есть тихие, как Вадим, есть очень активные, как Володя Зайцев – у него есть пропуск в город, и он может ходить по магазинам, ездить в город. Еще он работает дворником в интернате, а вечерами играет на своем очень навороченном компьютере. А есть такие, которые совсем не говорят, не двигаются.

«Да, некоторым из них может быть все равно, дадим мы ему на полдник персик или не дадим – они и пожаловаться не смогут. Но в этом и есть суть: когда ты подходишь к человеку, применяя ситуацию на себя», – говорит Маргарита Еремина.

Каждое утро обход: постовая медсестра, старшая медсестра, доктор. О каждом медсестра докладывает: что произошло, как состояние, самочувствие, ведь очень многие – с целым букетом заболеваний. Команда подобрана, обязанности распределены так, чтобы сотрудникам было понятно, что делать.

«Конечно, привязываешься к ним. Не просто же так я пришла сюда. Это не больница, люди здесь подолгу живут. Как-то я уходила домой, а у одного из наших ребят уже операция была, я зашла навестить. А он крикнул уже из дверей: «Маргарита Маратовна, пока!» Это было его последнее «пока». Всегда держишь всех ребят в голове, мы не роботы», – у стойкой старшей медсестры заметно дрогнул голос.

А по коридору ходит молодой Илья. Ему подарили модную колонку, и теперь он готовится к дискотеке и все время включает музыку с флешки. Он давно уже тут, 14 лет из своих 36. Радуется вот подарку. А еще одна из медсестер водила его в кафе и в парк гулять.

«У нас лежат люди, страдающие шизофренией, органическими поражениями головного мозга, деменцией, постинсультные очень тяжелые есть. Была ситуация: у нас лежал офицер полиции, 65 лет, красавец. Перенес тяжелый инсульт. Я кормлю его ряженкой, он пытается как-то глотать и вдруг спрашивает: «Я буду прежним?» Вот так. Сегодня он, завтра ты. Любить – это трудно, и их любить трудно. Надо пытаться делать так, чтобы они не чувствовали себя обузой. И надо понимать, что формальный подход не пройдет. Надо дать себе оценку: ты сможешь тут работать? Если нет – лучше скажи честно и уйди», – говорит Маргарита Еремина.

Я прошу стакан воды у сестры-хозяйки Веры Ширяевой. Она заводит к себе в комнатку и извиняется за небольшой беспорядок: «Мы маскировочные сетки тут плетем с девочками. Нет, вы не подумайте: только в выходной день, в нерабочее время! Девочки работают сутки через трое и в свой выходной приходят и плетут. 10 сетей уже сплели. Еще деньги каждый месяц собираем, хотя бы по тысяче, или закупаем что-то и передаем туда, в зону СВО», – смущаясь, говорит Вера Ширяева.

Сети они плетут для солдат. Их собственное желание и решение. Медсестры в психоневрологическом интернате. Вот так вот.

Настоящая жизнь

Победительница проекта «Петербургского дневника» «Город в лицах» в номинации «Лучший социальный работник» Ольга Смешнова руководит в ПНИ №9 социально-педагогическим отделом. Еще она известный тиктокер с 500 тысячами подписчиков. За 2022 год Ольга Смешнова провела 140 благотворительных акций, собрав полтысячи посылок для своих подопечных. Среди акций – серия художественных выставок, например, «Простые вещи» и «Pro Питер». Молодая яркая женщина не мечтала с детства о работе в ПНИ. Но так получилось, что оказалась здесь. Сейчас смеется: «Это не я выбрала этот путь, а этот путь выбрал меня».

«Я была в декрете, рядом был ПНИ № 9. Зашла посмотреть вакансии. Я до этого как фотограф и оператор снимала корпоративы, свадьбы, студии, было много было заказов. А тут я увидела что-то настоящее, неподдельное. Хотелось показать этих людей не в красивом свете, а в интересном, искреннем, раскрыть этих людей», – говорит Ольга.

От нее исходит просто вулкан энергии. Она знает всех постояльцев по именам, знает, кто что любит, что хочет, кто какой подарок получил, а кто о каком сюрпризе мечтает. Рядом с ней работают коллеги – педагог Татьяна Великанова и руководитель кружка Алина Баркова. Молодые женщины занимаются абилитацией, то есть помогают людям приспособиться к обычной жизни.

«Кто-то любит рисовать, кто-то раскрашивать, кто-то печь блины. Выбираем им занятия исходя из рекомендации врачей. Люди здесь живут, им, как и в обычном мире, надо чем-то занять мозг. Мы даем им позитив и поддерживаем духовно-психологическое равновесие», – рассказывают девушки.

Вот только что они вернулись с мастер-класса в обычной пиццерии. Там встретили очень доброжелательно. Однако несколько лет назад из государственного музея попросили группу удалиться – якобы нестандартная внешность постояльцев ПНИ «отпугивает туристов».

«Мы не знали, как это объяснить ребятам. И они сделали свои выводы. Один из ребят – Тимоха – он сильно впечатлительный, долго грустил, отказывался ездить куда-либо. Мы, конечно, писали им в музей, жаловались, но ничего вразумительного в ответ не получили, даже извинений», – рассказывает Ольга Смешнова.

Подобных ситуаций – 50 на 50. Есть такие, кто на улице тыкает пальцами, есть такие, кому надо объяснять, что на тебя не бросятся, – но есть и те, кто все понимает. Недавно группа возвращалась с экскурсии, сломалось такси и пришлось ехать на автобусе. Ольга волновалась, что будут инциденты, что пассажиры станут ругаться. Но вышло наоборот: им уступали места, а потом вместе прямо в автобусе пели песни!

«Я думаю, отношение все же меняется. Но должно быть больше программ, рассказывающих о том, кто и как живет в интернатах. И стиль подачи должен быть другим, не официальным, не скованным. Ну какие они «получатели социальных услуг» или еще хуже – ПСУ?! Должны быть не отчеты, а истории, рассказы, на современном языке, без бюрократизма и канцелярщины», – считает Ольга Смешнова.

Она нисколько не жалеет, что выбрала работу в ПНИ. Смеется, что видит очень много понятного и родственного в этих особенных ребятах.

«Я не стесняюсь, что работаю в ПНИ. Это очень продвинутое место по сравнению с судом, например, где я сидела в четырех стенах и заполняла бумажки. А здесь – экскурсии, поварские шоу, взаимные проекты. Истории, знакомства, судьбы. Мы с ними готовим еду, снимаем ролики, рисуем, лепим. Главное – понять цель абилитации. А она – в том, чтобы они не поняли, что их обучают», – говорит Ольга Смешнова.

Критика должна быть во благо

Исполняющий обязанности заместителя директора по медицинской части Константин Будин по специальности врач-психиатр. На непростой вопрос о том, как он относится к критике интернатов, он отвечает так:

«Безусловно, важно, чтобы общество участвовало в решении сложных вопросов государства. Но те, кто так или иначе задействован в этом процессе, неизбежно разделятся: одна часть – это будут те, кому просто интересно, что происходит в ПНИ. Вторая часть – те, кто непосредственно столкнулся с этим на примере своих близких. Родственники много организационных вопросов решают, ждут своей очереди, чтобы устроить своих родных, понимая, что любыми своими силами они не смогут дать тот уровень ухода, который могут получить в специальных учреждениях. И если первая часть периодически активно возмущается в Интернете, что систему надо менять, то вторую часть вы не увидите пикетирующей госучреждения с требованием отдать им назад их родных. Большая часть наших проживающих имеет родных, которых не просто устраивает, а нравится забота. Можно просто показать внешний вид тяжелых больных, страдающих различными болезнями (в нашем случае это целый ряд патологий). Эту картинку легко преподнести и показать: вот как все плохо, мы можем лучше. Они даже могут взять 2-3 человек, окружить их вниманием 20-30 человек и, наверное, добиться позитивной картинки и качественного результата. Людей таких много, но социальные возможности любого государства всегда ограничены».

Он не против критики, если она конструктивна. Нельзя сказать, что в ПНИ все идеально и некуда стремиться. Критика вообще должна играть положительную роль, она должна быть настроена на решения, а не разрушение.

«Мне было бы сложно критиковать строение, например, самолетов. Сказать: «Нет, не правильно они как-то летают, надо быстрее и выше». Возможно, я даже подготовлюсь, что-то почитаю. Самолетостроители подумают: «Ну, пусть попробуют». Иногда приходится менять что-то, что не стоило менять, только чтобы снизить градус раздражения. Есть в психиатрии такая процедура – электросудорожная терапия. Раньше на Западе врачи показывали ее студентам. Потом это просочилось в круг непрофессионалов. Со стороны это выглядит ужасно: просто как нацистская пытка в изощренном варианте. Если не понимать физиологию процесса. В конце концов правозащитники добились отмены этой терапии, при этом по-прежнему есть такие пациенты, которые попросту умрут без этой процедуры, им не поможет ни один препарат. Их мозг невосприимчив ни к чему другому, а эта процедура – как перезагрузка у компьютера. Действительно, у пациента происходят клонические судороги, однако ни боли, ни страдания нет, происходит просто перезапуск, и человек просыпается в хорошем настроении без этой доминанты депрессии или тяжелого галлюциноза», – объясняет врач-психиатр.

Он убежден, что в России исторически отношение к людям с психоневрологическими проблемами сложилось снисходительное как минимум, в основном – приемлемое, понимающее, и обидеть такого человека было большим грехом. Подход с юродивым был крайне гуманный в отличие от Запада, где считали, что в человека вселился бес.

«Наш профиль – психоневрологический, и к нам поступают те, кто не может добиться медицинской ремиссии, не может жить в социуме. К сожалению, у нас большая часть проживающих болеют тяжело, хронически, так или иначе наши пациенты тяжелее, чем даже в психиатрической больнице. У них крайне тяжело добиться изменений, и они, безусловно, бывают опасны. Обратная дорога есть из любого ПНИ, и она есть у всех. Вопрос – о дороге сюда. Чтобы отсюда выйти, надо понимать, почему сюда попал. Те, кто призывает закрыть интернаты и перевести всех в обычный социум, почему-то в основном говорят о нескольких молодых ребятах, но пока никто не взял домой 75-летнюю хорошую бабушку с деменцией или 44-летнего мужчину с тяжелой шизофренией, который убил родственника по бредовым мотивам», – говорит начмед ПНИ.

Он напоминает, что есть опыт выписки сложных подопечных под определенный контроль, его результативность он оценивает 50 на 50.

«Социальная позиция воспринимается как слова – это плохо, я осуждаю, но дальше я не пойду. Я не заберу их домой, в том числе и по уровню ответственности, потому что понимаю, что не смогу дать необходимое внимание. Поэтому пока здесь больше речь о социальном обществе, которое готово в Интернете полностью осуждать, но не очень готово помочь. А мы – помогаем», – считает Константин Будин.