Поликлиника №17 Красногвардейского района – одна из крупнейших в Петербурге. Уже утром все 11 выездных бригад подстанции скорой помощи разъехались по вызовам.

ОСНОВА – ДИСПЕТЧЕРСКИЙ ПОСТ

Елена Разова работает старшим фельдшером отделения скорой помощи 17-й поликлиники с 1994 года. Начинала как фельдшер на линии, поработала и фельдшером по приему вызовов, знает практически всю работу скорой помощи изнутри. Потом еще получила и дополнительное психологическое образование – и оно очень пригодилось.

«Что делает старший фельдшер? Реально – все. Контролирую работу диспетчеров, сумочного поста, составляю табели, графики, слежу за наличием лекарственных препаратов, расходников. У меня в подчинении 52 фельдшера, у нас очень большая подстанция. Из них 24 фельдшера скорой помощи, 10 – фельдшеры по неотложной помощи и 11-12 диспетчеров. Вот всеми ими руковожу», – смеется Елена Разова.

Самой ответственной она считает работу диспетчера по приему вызовов – это фактически единоличная оценка степени тяжести и быстрое принятие решения, кого отправить. Например, фельдшерская бригада по неотложной ездит только на обострение хронических заболеваний, когда нет угрозы жизни. Фельдшеры скорой – когда такая угроза может быть.

«У всех тут работа важная, но основа – диспетчерский пост. Они первыми контактируют с пациентом или его родственниками, от них зависит, как грамотно и профессионально оценить тяжесть, они делают сортировку, дифференцируют скорые и неотложные вызовы», – рассказывает Елена Разова.

А ведь вызовы на подстанцию могут поступать через службу «103» от пациента, от центральной станции скорой помощи, по городским телефонам от участковой службы поликлиник, стационаров, могут и от тревожной кнопки… Поэтому первичная сортировка – это огромная работа, от которой часто зависят дальнейшие действия бригады.

«Когда стала старшим фельдшером, поняла, что вся эта организация – реально мое. Стараюсь, чтобы на станции всем было хорошо, чтобы все были довольны, благодарили. Когда есть психологический комфорт, люди и работают лучше. Им со мной хорошо. Выполняю и личные просьбы, меня даже ругают иногда, что я как мамочка для всех. А как же без этого? Профессиональное выгорание, люди устают. А вот поговорю с ними – и человек остается на работе, на скорой помощи», – улыбается Елена Разова.

НЕ ТАК, КАК В КИНО

Заведующий отделением скорой медицинской помощи 17-й поликлиники Олег Гришин на скорой более 20 лет, на этой подстанции – с 2011 года. Раньше трудился на Городской станции скорой помощи, занимался кардиологией и педиатрией. Окончил Ленинградский медицинский педиатрический университет.

«Скорая помощь – это все-таки образ жизни. Сотрудник скорой помощи должен всегда понимать, что он делает, и не бояться. От него и только от него в конкретной ситуации зависит здоровье и жизнь человека. Здесь всегда – короткий путь к решению, и результат получаешь сразу, как правило. Стиль жизни такой, это как реанимация», – рассказывает Олег Гришин.

Врачу скорой помощи надо очень много читать и много знать. Но даже самых лучших приходится обкатывать – без этого хорошего медика не получится.

«Должен быть определенный склад характера. На скорой решает один специалист, и скорая помощь ошибок не прощает. Главное – желание здесь работать и много читать. Чтение пленок, знание протоколов, рекомендаций, в соответствии с которыми все должно быть выполнено. Теоретически можно отойти от протокола, но надо очень хорошо понимать, зачем вы это сделали. У молодого врача должна быть хорошая изначальная подготовка, кроме того, мы их обкатываем, и хорошие специалисты вырастают», – говорит Олег Гришин.

Он признается, что сейчас в медицинских вузах стало меньше «скоропомощной» практики, поэтому часто даже ординатура по скорой помощи не спасает – все равно нужна обкатка. В итоге полноценный врач скорой помощи вырастает к 30-32 годам. Это трудно, тяжело, далеко не всегда почетно и очень часто совсем не так красиво, как показывают в кино.

Молодой выпускник медвуза пойдет скорее в кардиологи или нейрохирурги, чем на скорую помощь.

«В ординатуру на скорую помощь вряд ли многие пойдут учиться, тем более платно. Сертификат врача скорой помощи – это не золотая медаль, с которой все двери открыты, а тяжелый и часто неблагодарный труд. Поэтому тут в основном фанатики остались работать. Ответственность – огромная, благодарность – не всегда», – констатирует заведующий.

Врачи отмечают с сожалением, что сейчас чаще всего бригаду даже не встречают, зато пытаются учить специалистов, как надо правильно спасать.

«Сталкивался со случаями, когда окружающие так хотели помочь, что мы обнаруживали во рту пациента целые горсти таблеток. Больному и так плохо, а тут у него еще рот весь забит», – говорит Олег Гришин.

«Я ЛЮБЛЮ ЭТУ РАБОТУ»

Владимир Есиев работает врачом отделения скорой помощи с начала пандемии, до этого трудился врачом общей практики. Когда начался COVID-19, его позвали на скорую, так как был действующий сертификат. И работа на линии, то есть на выездах, так увлекла, что Владимир решил не возвращаться в свой прежний кабинет.

«Пандемия COVID-19 закончилась, а я остался. Понял, что засиделся в кабинете. Здесь все с энтузиазмом воспринял, никаких сложностей это не составило. Даже первый, самый тяжелый, год пандемии, когда вместо обычных 10-14 вызовов в сутки приходилось выполнять более 20, был не то чтобы простым, но я все равно смог быстро втянуться», – рассказывает Владимир Есиев.

Он окончил Военно-медицинскую академию имени С. М. Кирова. Поэтому, видимо, все воспринимает спокойно: надо – так надо.

«Были тяжелые вызовы, непростые случаи. Приходилось и кислород давать в пути, параллельно делать инъекции, интубировали, если была необходимость… На особо сложные случаи вызывали реанимационную бригаду. Самыми тяжелыми, наверное, были ситуации, когда приходилось госпитализировать пациентов из отделений дневного пребывания для пожилых, где болели сразу несколько человек. Одних отвезешь – новые появляются, и так – по кругу. Но я ни разу не пожалел, что перешел на скорую», – говорит врач.

Сейчас основные вызовы – на обострение хронических заболеваний, в основном у людей в возрасте 50-60 лет. Сразу после пандемии много было так называемого постковида – инсульты, тромбозы.

Доктор спокойно реагирует даже на самые каверзные вопросы. Например, про так называемые пустые вызовы, когда скучающий или мнительный пациент вызывает скорую помощь, условно говоря, на порезанный палец. Или про требования надевать пресловутые бахилы (кстати, бригады скорой помощи не обязаны это делать).

«А что делать? Приехал – работаешь, я люблю эту работу, сам же сюда пришел. Требования надеть бахилы? Это редкость, если честно. Если настаивают, отвечаем спокойно: мы – экстренная служба, у нас это не прописано в документах. Пожарным и полиции вы же не будете надевать бахилы. Если очень настаивают, отогнешь ковер и проходишь. Не помню, чтобы такие глобальные конфликты из-за бахил были, как пишут в СМИ. Конфликтные ситуации чаще бывают, когда во дворах негде встать», – улыбается Владимир Есиев.

Самыми интересными называет непонятные случаи, когда сидишь и думаешь, что происходит: какая-то тяжелая скрытая патология, необычное течение инфекции или тромбоз редкого сосуда. Но любой непонятный случай должен закончиться каким-то решением, которое и принимают медики.

«Зачастую бригада даже приехать не успела, а нам уже родственники или прохожие советы дают, что делать, – рассказал Олег Гришин. – Если кому-то плохо, звоните 103 и говорите, что видите или что вам сказал больной. Поверьте – диспетчер разберется».

Власти города по инициативе губернатора Александра Беглова активно обновляют автопарк скорой медицинской помощи. Так, в 2022 году за счет бюджета Петербурга было закуплено 102 автомобиля.

В подчинении у Елены Разовой более 50 фельдшеров. Она координирует их работу.

2500 водителей скорой медицинской помощи работают в Петербурге. 3500 работников среднего медицинского звена (фельдшеров, медсестер-анестезистов) трудятся на скорой.