В Библиотеке Академии наук (БАН) планируют предоставить доступ к уникальному собранию рисунков из Японии, собранному в первой половине XIX века, которое пока целиком мало кто видел.

Речь идет о коллекции Flora Japonica delineationibus, включающей в себя изображения около 700 растений Страны восходящего солнца в разных фазах их жизненного цикла. Причем рисунки выполнены тушью и красками не только с феноменальной точностью, но и с мельчайшими подробностями – виден даже мельчайший пух на их стеблях. Дополнительную ценность рисункам придает и тот факт, что за прошедшие почти 200 лет некоторые из изображенных растений уже перестали встречаться в Японии.

От чистого сердца

Эти работы появились в России благодаря немецкому врачу и натуралисту Филиппу Францу фон Зибольду, побывавшему в Японии дважды: в 1823 и в 1828 годах. «Он был довольно примечательной личностью, – отмечает руководитель научно-исследовательского отдела консервации и реставрации БАН Екатерина Тилева. – Зибольд делился с японцами приемами европейской медицины и заодно собирал различные ценности для того, чтобы познакомить европейцев с жизнью и бытом этой экзотической для них страны».

Надо отметить, что в то время жителям Японии было запрещено дарить и передавать иностранцам любые предметы, имеющие религиозное, ритуальное, историческое или политическое содержание. Но врачу, лечившему японцев бесплатно и обучавшему местных студентов-медиков, доброжелательные коллеги и благодарные пациенты выражали свою признательность в традиционной форме подношения подарков. Рисунки – как раз из их числа. Эти работы специально для Зибольда выполнили несколько японских художников, среди них Кавахара Кейга, Ито Кэйсукэ, Кацурагава Хокэн, Удагава Ёан и Симидзу Тококу.

Деятельность Зибольда вызвала живой интерес среди представителей российского императорского дома. Например, Анна Павловна, младшая дочь Павла I, активно содействовала исследователю Японии, в частности, помогла ему получить высочайшую аудиенцию у Николая I. В итоге Министерство иностранных дел Российской империи частично профинансировало в 1843 году издание трудов Зибольда о Японии, ее фауне и флоре.

В ответ врач и натуралист посвятил Анне Павловне альбом Flora Japonica. Более того, в ее честь дал название дереву кири – «Павловния», семена которого привез из Японии. Кстати, рисунок с сиреневыми соцветиями этого растения есть в коллекции.

Эмоции и пятна

За последние полвека небольшая часть этих работ дважды экспонировалась в Японии – в середине 1990-х и в 2017 году. Но в полном объеме удивительным «гербарием» – и особенно в России – могут пока любоваться только специалисты научного отдела реставрации и консервации БАН. Все дело в том, что большая часть коллекции, на которой время оставило свои разрушительные следы, еще только ожидает своей реставрации. Тогда как активное «общение» с исследователями может привести к серьезному ухудшению «здоровья» рисунков. Таким образом, получается, что сохранение документов и их доступность – взаимосвязанные категории.

Примечательно, что состояние рисунков может заодно вызвать и значительные искажения в восприятии того, что на них изображено.

«Мы проводили исследования и изучали, как люди оценивают старые документы, – делится Екатерина Тилева. – Например, одной группе показывали нереставрированный портрет японца (в наших фондах хранится еще несколько коллекций рисунков, собранных Зибольдом, отображающих предметы быта, здания, одежду и изображения местных жителей). И зрители подсознательно «переносили» пятна на бумаге на состояние здоровья того, кто был изображен на рисунке. Человека на портрете описывали как грустного, больного, несчастного. А другой группе мы демонстрировали тот же портрет, но уже после реставрации, без пятен. И тогда люди были уверены, что художник запечатлел здорового, активного человека, думающего о жизни».

Оказалось, что все это характерно и для изображений неживой природы. Скажем, не прошедшая реставрацию «угасшая» литография со скромным японским домиком воспринималась как символ осени и увядания. Зато после реставрации зрители видели в литографии отражение позитива и уюта.

Учитывая ценность и культурно-историческое значение документов, специалисты отдела консервации и реставрации стремились использовать самые точные способы описания физического состояния и самые эффективные и щадящие методы сохранения документов. Так японские раритеты послужили толчком для далеко идущих нововведений.

Карта недостатков

На данный момент полностью отреставрировано больше 120 ботанических рисунков, на что ушло около полугода. И для оптимизации этого процесса сотрудники БАН привлекли… карандаш, математику и, можно сказать, искусственный интеллект.

«Любая реставрация начинается с того, что хранители коллекций и реставраторы составляют подробные описания имеющихся на документах повреждений, – подчеркивает Екатерина Тилева.  – Лист изображения мысленно делят на девять квадратов и прописью скрупулезно записывают имеющиеся в каждом из них дефекты. Это очень кропотливая работа, и на описание одного документа, нуждающегося в восстановлении, может уходить до двух и более часов».

Но главное, что такой способ лишен наглядности. И, например, при мониторинге состояния документов специалисты будут вынуждены тратить дополнительные время и силы, сверяя с текстом малейшие детали, чтобы не допустить ошибки: нужно понять, какие дефекты уже были, какие появились и какие стали более выраженными. Поэтому в БАН сегодня внедряют более прогрессивную систему предварительной фиксации описания повреждений, у которой в России пока нет аналогов.

Если передавать суть в двух словах, то процесс выглядит примерно так: каждый документ фотографируют и на полученных снимках с помощью системы штриховок, символов и специальных значков отмечают все повреждения. Иными словами, создаются наглядные и подробные карты того, где и какие дефекты имеются. Все эти сведения вносятся в информационные карты сохранности раритетов. Причем в этой работе задействованы еще и другие специалисты БАН: биологи, химики, программисты.

«Для книг и листовых документов предусмотрены разные карты, – подчеркивает Екатерина Тилева. – И теперь мы вместе с научно-исследовательским отделом автоматизации разрабатываем математическую модель, которая помогла бы нам быстро и объективно оценивать, какие особенности и зоны локализации повреждений наиболее важны: то есть вносят наибольший «вклад» в снижение сохранности раритетов. Но главное, что на основе такого анализа мы сможем точно сказать, сколько времени и специалистов нам потребуется для того, чтобы улучшить условия хранения той или иной коллекции. Или сколько и какие нужно приготовить растворы, реактивы и реставрационные материалы. Это позволит экономить ресурсы и более точно планировать нашу работу».

Если планы хранителей и реставраторов реализуются, то можно надеяться, что уникальные рисунки из коллекции Филиппа Франца фон Зибольда действительно в обозримом будущем смогут увидеть не только исследователи, но и все, кому это интересно. Тем более что документы, которые прошли консервацию, реставрацию и описание, планируется еще и оцифровать.

«Сегодня коллекция рисунков вынуждена пока еще находиться на хранении и консервации и поэтому оказывается вне профессиональной среды ученых и историков, о ней мало кто знает, – отмечает Екатерина Тилева. – Тогда как реставрация и оцифровка – это способы ее популяризации и введения ее в оборот: любой заинтересовавшийся сможет получить представление об этих удивительных документах. Ведь они имеют огромную ценность не только с научной точки зрения, но и с эстетической».

Между прочим, сама реставрация старинных документов на бумажной основе тоже имеет немало секретов и сопряжена с не менее удивительными открытиями. Но это уже совсем другая история.