Яндекс.Метрика
  • Андрей Сергеев, Марина Бойцова

«Когда мы попали в плен, начались дни боли и страданий»: бывшая узница концлагеря о годах войны

Сегодня – Международный день освобождения узников фашистских лагерей. Жительница нашего города Валентина Рассказова поделилась с «Петербургским дневником» историей своей семьи, которую фашисты угнали из-под Ленинграда в Прибалтику, чтобы продать в рабство латышским фермерам
Фото: Роман Пименов/ «Петербургский дневник»

– Валентина Ивановна, расскажите, пожалуйста, как попали в немецкий плен.

– Я родилась в Пятигорске в 1936 году. Потом отец уехал в Ленинград работать на заводе. Перед самым началом войны наша семья перебралась поближе к отцу. И уже 15 сентября 1941 года станция Лигово, рядом с которой работал папа, была захвачена.

Мы не успели эвакуироваться и попали в плен. Так начались дни боли и страданий.

15 сентября сильно бомбили. Помню, как сидели в окопах. Как мама пыталась нас укрыть. Немцы. Крики. Сапог немца – он чуть не наступил мне на голову…

Нас отправили в Горелово, потом в Сланцы. Как-то в наше жилище ворвались немцы, требовали сказать, где прячутся партизаны, мы ничего не понимали, ревели. Тогда, выпустив очередь из автомата в подвал, немцы ушли.

– Вашу семью отправили дальше в Латвию. Что помните из этого пути?

– Перед амбаром, где мы обитали, фашисты вырыли большую яму. Перед ней построили женщин и детей. Была поздняя осень, холодно, по краям ямы скользкая глина. Немцы заставляли пройти по ее краю.

Женщины с детьми срывались вниз. Мама связала нас друг с другом пеленками. Шли след в след. Чудом не упали в яму. А немцы только смеялись, кричали: «Браво, матка!»

Уцелевших детей посадили на подводы и повезли. Женщин, пытавшихся добраться до своих детей, били плетками, не давая подойти к повозке.

Нас привезли в сожженную деревню. Мы лазили по подвалам, выбирали из погребов горелую картошку, все, что можно было кушать.

Потом погнали нас по прибалтийским деревням. Побирались, просили, хотелось есть постоянно. Кто-то давал, большинство нет. Как-то подошли к избе, видим, там сидят за столом, блины едят. Просим хоть что-то. А в ответ последовало предложение утопить детей в ближайшем пруду.

Фото: Роман Пименов/ «Петербургский дневник»

– Что было после этого?

– Нас привезли в концлагерь «Резекне», где мы провели полтора года, пока нас не «купили». Местные жители отбирали себе людей на сельхозработы.

Работали на хозяина в поселке Вилены. Маму с нами взяли на хутор. У хозяина была старая больная мать, и моя мама выполняла работу по дому, пасла коров. Когда немцы начали угонять пленных в Германию, хозяин выпросил разрешение оставить работницу.

Мама с моей младшей сестрой остались у него. А я со старшей сестрой попала на другой хутор. Виделись только по воскресеньям.

– Как и когда освободились?

– В 1944 году, когда наша армия освобождала Прибалтику. Хозяин хутора предлагал нам остаться: ведь куда нам было ехать – в Ленинграде все разрушено. Но мама забрала нас, и мы вернулись в Лигово. Все и правда было разрушено под основание.

– Как устраивались, вернувшись под Ленинград?

– Четыре семьи, приехавшие из Прибалтики, в итоге остановились в стенах Володарской церкви. На верхнем этаже нашли труп немецкого солдата.

Через некоторое время удалось разыскать бабушку. Помню, как мама обнимала ее и плакала от счастья.

Наши несколько семей жили дружно. Тетя Дуся собирала детей, и вместе мы шли в воинскую часть, стоявшую в Стрельне. Мыли котлы. Это 1944 год, война еще шла. Ели соскобленные с котлов крохи, и солдаты еще подкармливали.

Папа погиб в 1944-м.

Мама ходила на работу на завод пешком 25 километров. Это было непростое время, очень непростое, однако мама поднимала нас как могла, всю свою жизнь она посвятила своим дочерям.

Дальше моя жизнь складывалась как у многих. Вышла замуж, родила двоих детей. Много лет работаю в петербургском Военмехе, сейчас заведую вузовским музеем.

Фото: Роман Пименов/ «Петербургский дневник»
Закрыть