В 2025 году заместитель председателя ДОСААФ Петербурга и Ленинградской области по авиации организовал юбилейный, 35‑й гуманитарный конвой в зону боевых действий. Также он рассказал «Петербургскому дневнику» о том, как инструктировал пилотов, которые участвуют в специальной военной операции.

– Вадим Валерьевич, ваше имя широко известно, вы – заслуженный пилот России, участвовали в операциях по спасению полярников в Арктике, устанавливали фигуру ангела на шпиле Петропавловского собора и кресты на многих церквях. Среди пассажиров вашего вертолета были Владимир Путин и Анатолий Собчак. Расскажите о своей работе инструктором для пилотов, который участвуют в специальной военной операции?

– В самом начале операции в апреле 2022 года меня пригласили поговорить о причинах возникновения у пилотов страха, когда этот страх начинает мешать. Почему возникает страх – в одну фразу причины не уложить. Как меня учили – у классного специалиста, у мастера вслед за волнением должно приходить вдохновение. Я им поначалу рассказывал, как опытный летчик может превратиться в панического пассажира, если он не в состоянии психологически подготовить себя к полету. Дело в том, что 50 процентов в полете зависит от физики – день-ночь, зима-лето, ветер, метеоусловия – и 50 процентов – это психология. Мы со временем набиваем руку, нарабатываем навык, набираем опыт. А с психологией у нас слабовато. В летных школах вроде бы учат, а затем – нет. Возьмем такой пример: хороший вертолет Ми-28, ночной охотник. Ребята попадают на нем в облако в обычном учебно-тренировочном полете, вываливаются из облака вверх ногами, ничего не могут сделать, не успевают его вывести и разбиваются. Значит, люди не поверили приборам, их не научили, что в вертолете вы обязаны верить любому прибору, любому винтику, любому болтику. Надо этому учить, и делать это должны люди, которые умеют преподавать так, чтобы их слушали, раскрыв рот. Для этого нужен дар – надо владеть этим искусством, голосом, риторикой, и в то же время тебя должны знать, что ты за свою жизнь сделал, тебе должны верить.

– У вас с вашим огромным опытом есть такое право учить пилотов.

– У нас нет героев, если человек почувствовал себя героем в полете, то считайте, что скоро его не будет, Бог умеет поучать. Любой человек может ошибиться, почувствовать ложные ощущения в облаках. Люди просто боятся доверить управление всего на 15-30 секунд второму пилоту, признаться себе, что не все знаешь, что не во всем уверен. Не надо говорить, что ты испугался, можно сказать, что тебе надо утереть пот со лба. Ничего страшного в этом нет, на то и экипаж. Меня слушали, но я видел, что словам требуется подтверждение, иначе это для них все сказки.

– Вы стали показывать на своем примере?

– Сначала мы поработали на тренажерах, но это тоже не совсем то. Тогда перешли к полетам, и я понял, что ребята не готовы летать на сверхмалых высотах. А на тех высотах, к которым они подготовлены, их будут сбивать. На высоте больше 20 метров вертолет видят все локаторы, ты большая метка. Надо летать на высоте 5 метров. Я 15 дней заставлял их летать без шлемофонов. Мне говорили: «Как же можно без шлемофона, он же защищает от осколков?» Я объяснял, что осколочных ранений не будет, если летать на высоте пяти метров. Но вы должны так набить руку, что колесами чувствовать землю, чувствовать сантиметры. Когда-то я выступал в авиашоу, и у меня было такое упражнение – колесом закрывал спичечный коробок, а это пять сантиметров. Надо было его закрыть и не раздавить.

– Чтобы так летать, нужен особый талант или этому можно научиться?

– Любой талант можно развить. Знаете, самое основное у летчиков – это умение принимать решения. Если ты будешь прекращать взлет в конце полосы, то ты выкатишься за пределы полосы и разобьешь машину. Если ты принял решение взлетать – надо взлетать. И ты всегда должен быть на позитиве. Есть такая фраза «точка невозврата», мы в авиации никогда так не говорим, у нас в терминологии есть «точка возврата». Никаких невозвратов быть не должно.

– Но как научить пилота летать на таких малых высотах?

– Надо забыть инструкции, в которых написано, что надо набрать высоту 100 метров, сейчас разрешается не меньше 50 метров, только потом можно делать крен. Инструкции в жизни не работают, тем более во время боевых действий. Я обучил 16 пилотов летать на высоте 5 метров, и ни одного их них не сбили. Один из них рассказывал мне, что благодаря тому, что летел без шлемофона, смог уголком глаза увидеть, как по нему выпустили ракету, и успел выполнить противоракетный маневр.

– Сейчас очень много новостей о применении в зоне боевых действий беспилотников, а какова роль вертолетов?

– Беспилотник не несет ракету, он несет гранату, это охота на человека. ВСУ очень грамотно применяют дроны, у них по три беспилотника на каждого нашего бойца. Вертолет должен внезапно приходить, откуда его не ждали, залететь с тыла. Отстрелялся и ушел. Работают обычно двойками-тройками. Первый вертолет вскрывает радиоэлектронные ловушки, по нему начинают стрелять, а у него хорошая радарная система, он ставит помехи и ракеты взрываются, не долетают до него. Второй вертолет наносит удар, уничтожает цель, а третий – обычно это Ми-8 на случай эвакуации раненых. Такая методика была разработана.

– С вашими уроками для пилотов сняты учебные фильмы, по которым проводят тренировки?

– Есть фильмы – посадка на авторотации и выполнение противоракетных маневров. Главное, что я говорю пилотам, – не бойтесь хулиганить, нарушать инструкции. Хороший летчик, я не говорю, о тех, кто возит пассажиров, должен быть хулиганом, каким был Чкалов. Надо верить в машину, знать ее, а этого нельзя достичь, если все делать по инструкциям.

– Как вы начали возить гуманитарные грузы в зону специальной военной операции?

– В 2022 году друзья пригласили меня, чтобы организовать поездку детей в летние лагеря в Россию. Были дети из Донецка и Горловки. Меня предупредили, что в Горловке начнется обстрел в 5:40, а в Донецке в 6 утра. Так спокойно об этом сказали, что ВСУ начинают как по будильнику. Надо за 15 минут до начала обстрела спуститься в убежище. И вот я запомнил, как одна мама, красивая молодая женщина так кричала, звала своего сына, а в этот момент «кассеты» стали в воздухе раскрываться, шелест такой раздался, понятно, что сейчас пойдут взрывы. Эта мама так кричала, а потом, когда ребенок прибежал, она так его обнимала, вся в слезах. Меня это поразило, я подумал, что такая красивая женщина, которая создана для любви, а она кричит от боли. Где же должны быть в это время настоящие мужики? Только там. И я начал организовывать поездки с гуманитарными грузами. Примерно раз в месяц, уже 36 таких конвоев.

– Сложно работать на освобожденных территориях?

– Не все мирные жители нас радостно встречали. Враждебности не было, но некоторые люди честно, без злобы говорили, что у них была горячая вода, был свет, а теперь этого нет. Но постепенно ситуация улучшается, жители получают российские паспорта, и настроение у них меняется. Время прошло, и люди поняли, что пришла другая жизнь.

– Расскажите, что вы возите в зону боевых действий?

– Мы сейчас не набираем все что ни попадя, как это было поначалу. Наладили взаимодействие с частями и четко знаем, кому что надо. Что бойцу с позывным Лысый надо, что конкретно надо его бригаде. Ведем целевой подбор грузов. Полевые генераторы, носки, бритвенные приборы, очень много всего. Со всей России собираем, например, люди в Тюмени активно участвуют. Я недавно думал, что в моем возрасте уже поздно заводить новых друзей, но когда есть общая цель, то мы братаемся и дальше работаем вместе. Сначала мы приезжаем в Луганск, составляем расписание на неделю – завтра у нас Кременная, послезавтра – Сватово, затем Донецк, Запорожская и Херсонская области.

– И это под обстрелами, под атаками беспилотников?

– Беспилотники атакуют буквально все, что движется. Грузовики не могут подъехать, легковые машины и мотоциклы в светлое время суток тоже. Голову нельзя поднять, очень тяжело. Последние 12-15 километров до передовой все приходится нести вручную. Поэтому все молятся на плохую погоду. Правда, в последние два-три месяца ситуация с дронами стала меняться, у нас стало больше беспилотников. Ребята, когда мы к ним приезжаем, так рады, так нас благодарят. Мне перед ними стыдно, говорю им, что я приехал всего на неделю, а они здесь постоянно.

– Что значит эта деятельность лично для вас?

– Как русский человек, как россиянин скажу, что это путь спасения всей России. Я с себя ответственности не снимаю, хотя от меня мало что зависело. Мне за 60, но, наверное, в девяностые годы жил как-то неправильно. А сейчас есть шанс построить нормальное социальное государство. Это страшно звучит, но боевые действия сближают людей, заставляет верить в Бога. Хочу ответить на вопрос, что такое патриотизм. Такие слова, как «честь», «любовь к Родине», там, где все под Богом, они звучат по-другому, чем в кабаках, когда пьют за Родину. Если человек патриот, это нельзя выразить словами, это как вера в Бога. Я понял, что я хочу в этой жизни – чтобы, когда мои дети слышали слова «честь», «Родина», то они вспоминали обо мне. Знаете, у одного монаха были стихи: «Он готов был за всех умереть, не желая за каждого жить». Понимаете, существует кровный подвиг, а существует бескровный, попробуйте ради кого-то прожить свою жизнь.