– Сергей Вадимович, мы встретились с вами в Москве, но говорим о Петербурге, о Ленинграде. Статус «ленинградец» – он для вас по-прежнему важный, характеризующий вас лично?

– Конечно, этот статус для меня самый важный. Хотя я уже много лет живу и служу в Москве, но считаю, что нахожусь здесь в командировке. Ленинградом наш город я называю по старинке, потому что приехал в Москву именно из города с таким названием. Все остальные большие начальники приехали в Москву уже из Петербурга. Поэтому, когда мне говорят: «Ну что ты все – Ленинград да Ленинград», я отвечаю так: «Я приехал сюда именно из Ленинграда, став народным депутатом Верховного совета». И дело даже не в Ленине, а в том, что я вырос именно в этом городе. Моя мама и бабушка пережили блокаду, мама только недавно ушла из жизни. Ленинград – это олицетворение беспримерного мужества, защиты и даже не революции.

В этом городе я вырос, окончил школу… Кстати, я приехал в Ленинград из Китая с отцом, когда мне было всего пять лет. Отец у меня был флотским офицером. Иногда меня спрашивают: «Почему же ты считаешь себя ленинградцем, если ты родился в Китае?» В ответ я говорю: «В Китае днем рождения считается дата, когда ребенок был зачат. Значит, по китайским меркам я – ленинградец».

– В 1991 году Ленинград становится Петербургом – так решило большинство его жителей на референдуме…

– Моя мама тоже за это голосовала, будучи при этом ленинградкой-блокадницей. Видимо, это было связано с тем, что у нас вся семья по материнской линии – из Петербурга, причем еще даже из шведской его части. Наш род начинался с Боргов, потом были Филипповы, Соловьевы-Новиковы, а Степашин – это фамилия моего отца. Поэтому моя мама проголосовала за название «Петербург».

Знаете, какая реакция была тогда у моего друга Олега Басилашвили? Он сказал немного грубовато, но, надеюсь, земляки меня поймут и не будут ругать за эту цитату: «Пока еще не Петербург, а немножко Засранск». Так только Басилашвили мог сказать, и в какой-то степени он был прав. Я вспоминаю 1991 год, я тогда из Верховного совета вернулся на Литейный, 4, и время было очень тяжелое – как для города, так и для всей России.

Город был темным, бандитским, и Андрей Константинов, царство ему небесное, в своей книге «Бандитский Петербург» написал о нем всю правду – там у героев только фамилии другие. Тогда я в первый раз увидел свой родной город таким мрачным и тяжелым. Я даже ассоциировал его тогда с блокадным городом – тем более что в 1990-е с продовольствием тоже все было не очень. Тяжелое было время, и сейчас, слава богу, для нашего города оно необратимо изменилось.

– Что, на ваш взгляд, более всего этому поспособствовало? Может быть, «роль личности в истории», роль Собчака как руководителя города?

– К сожалению, Анатолий Александрович по хозяйственной части слишком много сделать не смог. Но, по крайней мере, он символизировал облик культуры, в город тогда очень многие приезжали, проводили универсиады, в Петербург приезжала английская королева… Кстати, Борис Николаевич Ельцин потом долго не мог этого ему простить – как же, королева Елизавета приезжала к Собчаку, а не к нему! Вообще у Ельцина с Собчаком были сложные отношения.

Собчак был ярким человеком, он воплощал в себе образ и облик ленинградца. Все-таки наш город – это культурная столица. И не только по названию – он таким был, есть и будет.

Если же говорить о сегодняшнем облике Ленинграда – Петербурга и особенно об облике наших пригородов, то, безусловно, это заслуга Владимира Путина. Не потому, что мне так хочется его похвалить, и не потому, что он – мой земляк.

Когда Владимир Путин стал сначала главой правительства России – я, кстати, был его предшественником, – а потом и президентом, то первое, что он сделал, – это, конечно, поднял город. Это было совершенно правильно. Сразу же в Петербург были заведены все крупные компании, в городской бюджет пошли налоги, и за короткий срок он вырос в пять раз. Это я вам могу сказать как бывший председатель Счетной палаты РФ.

Кстати, когда отмечали 300-летие Петербурга, в него было вложено очень и очень много, я знаю это доподлинно. В тот период мы делали проверку, меня об этом лично попросил президент.

Город тогда, конечно, задышал полной грудью, заиграл новыми красками. Преобразился исторический центр Петербурга – обновленные здания, современное освещение.

Кто-то сейчас критикует – вы, мол, посмотрите, в городе по-прежнему некоторые исторические здания и памятники стоят облупленные… Хотя такие неухоженные памятники теперь можно пересчитать по пальцам одной руки! Но если побывать в Риме или Париже, не говоря уже о Нью-Йорке, то там ситуация гораздо хуже! Поэтому надо как-то соизмерять то, что сделано в нашем городе за последние десятилетия.

Ну и, конечно, Петербург трудно испортить. Потому что он был создан по лекалам всех лучших городов мира – спасибо царю Петру Алексеевичу, Екатерине II. Развитие города шло и при Анатолии Собчаке, и при Владимире Яковлеве, как бы к нему кто ни относился. Ну и, конечно, при Валентине Матвиенко, Георгии Полтавченко и Александре Беглове.

У нас никогда не было того, что было в Москве, – так называемой точечной застройки, уродующей город. Может быть, за исключением нескольких микрорай онов. Некоторые из них выделяются по сей день. Я вспоминаю, когда начали строить гостиницу «Ленинград». Я тогда уже в школе учился и помню, как возмущались многие ленинградцы во главе с академиком Дмитрием Сергеевичем Лихачевым. В остальном же обошлось без точечной застройки, исторический центр остался практически нетронутым. Сохранился и «Петербург Достоевского», который находится с правой стороны от Невского проспекта.

Я сам вырос в этих доходных домах, многие из них были построены в конце XVIII века. Но они до сих пор так и не стали аварийными! Это я могу сказать как председатель Общественного совета Минстроя. Кстати, город сегодня решил и проблему аварийного жилья. А у Александра Беглова есть целая программа, которую поддерживает президент России, – по расселению коммунальных квартир. Нам бы это еще сделать.

– Как вы думаете, удастся?

– Сейчас, конечно, с бюджетами посложнее, страна все-таки проводит специальную военную операцию. Но в конечном счете, я убежден, все удастся! Самое главное, чтобы архитектура города не была нарушена. Я сам вырос фактически у Пяти углов: Загородный проспект, дом 21, квартира 75. Даже помню свой ленинградский телефон!

– Сегодня Пять углов – очень востребованное место, потому что оттуда попадаешь на одну из самых популярных улиц, как среди туристов, так и у самих петербуржцев. Это улица Рубинштейна. Как вам в целом современное влияние Петербурга на людей, которые приезжают сюда? Город будто бы стал ближе к внутреннему туризму – есть у вас такое ощущение?

– Конечно, есть. Да, туристы с Запада к нам сегодня уже не едут, едут в основном китайские товарищи – в Петергоф и Царское Село. Там есть Янтарная комната, а янтарь китайцы считают святым камнем, особенно мужчины.

Я вспоминаю свое детство, когда в пять лет с бабушкой и мамой поехал в Петергоф и Царское Село. Это были полуразрушенные места. Мама и бабушка рассказывали мне, как там было до войны, и в это даже не верилось. А сегодня все это вновь существует – с точки зрения архитектуры и красоты сейчас там не хуже, чем было при царе-батюшке. Как и в Кронштадте, где восстановили Никольский Морской собор. Ведь Николай II его не достроил – помешали сначала Первая мировая война, потом революция. А сейчас этот собор – просто красавец! Что касается пригородов Петербурга, то теперь Петергоф, Царское Село, Павловск и Гатчина – это лучшие пригороды в мире.

– Правда ли, что в какой-то момент вы могли стать руководителем нашего города?

– Врать не буду: когда я ушел в отставку с поста премьер-министра России, меня сменил Владимир Путин. Вообще я уходить не собирался, но так получилось. После этого я избрался депутатом Госдумы, чем-то надо было заниматься. Хотя у меня были разные предложения. Борис Ельцин предлагал мне стать секретарем Совета безопасности РФ, даже генеральным прокурором.

В итоге я прошел в депутаты Госдумы, причем избирался не в Красносельском, а в Выборгском районе, потому что я там окончил 99-ю школу. И почти весь мой класс, а также моя учительница русского языка и литературы были моими доверенными лицами. Я тогда набрал почти 240 тысяч голосов в одномандатном округе, это был абсолютный рекорд.

Когда в 2000 году умер Анатолий Собчак, я прилетел в Петербург на его похороны и у гроба Собчака сказал, никто меня за язык не тянул: «Вот, ушел Анатолий Александрович, многие ленинградцы сейчас уехали в Москву, и я готов вернуться и вернуть свой долг любимому городу».

Разумеется, все СМИ на следующий день написали: «Степашин возвращается в город». Тогда президент Путин собрал в Москве наш «ленинградский пул». И там многие из тех людей, кто в личных беседах говорил мне: «Сергей, иди на выборы, только ты можешь выиграть у Яковлева», вдруг неожиданно сказали: «Нет, у Сергея шансов на выборах нет, это будет плохо, если Степашин проиграет, это же будет первая кандидатура от Путина».

Так я попал в Счетную палату России. Да, по сей день немного жалею. Хотя о чем жалеть? «Никогда ни о чем не жалейте вдогонку», как писал поэт Андрей Дементьев. Конечно, мне хотелось поработать в родном городе. Я уверен, что тогда выиграл бы выборы. Хотя, если Владимир Яковлев меня услышит, он скажет: «Я бы все равно у тебя выиграл». Но, по крайней мере, это была бы честная, красивая борьба двух ленинградцев, просто немного разных. Кстати, с Володей Яковлевым у меня до сих пор сохранились неплохие отношения.

– Большое количество гостей в Петербург привлекает событийный туризм. Одно из знаковых событий – Международный книжный салон, который проходит в нашем городе традиционно в конце мая.

– Совершенно верно. Когда губернатором стала Валентина Матвиенко, мы с писателем Даниилом Граниным, с которым я близко дружил, решили вернуть в город этот салон. Он получился в целом неплохим, но все время проходил в Манеже. Это вроде бы хорошее место – удобное, расположено рядом с Невским проспектом, пешком можно пройти, метро рядом… Но Манеж – это все-таки в первую очередь спортивный объект. Кстати, в юности я сам там бегал, у меня есть звание мастера спорта по легкой атлетике.

При этом мы хорошо дружим с Михаилом Пиотровским, директором Эрмитажа, я в свое время дружил и с его отцом. Мы предложили ему перенести Книжный салон на Дворцовую площадь. Он говорит: «Да там и без этого столько событий проходит, совсем забили уже эту Дворцовую!» Я ему говорю: «Ну это же книги!» И он согласился. И губернатор Александр Беглов поддержал эту идею.

В итоге Книжный салон начали проводить на Дворцовой площади. Это событие проходит в преддверии белых ночей, в центре удивительно красивого города и радует всех.

Я иногда подкалываю Красную площадь, хотя она мне тоже нравится. Я спрашиваю: «Знаете, в чем разница между книжной ярмаркой на Красной площади и Книжным салоном на Дворцовой? На Красной площади мы проводим ярмарку на погосте – там же Мавзолей, и у кремлевской стены сотни людей лежат. А Дворцовая – это все-таки Дворцовая».

– Как вам кажется, книга сегодня может быть «дополнительным магнитом» для привлечения еще большего количества туристов в Петербург?

– Безусловно. У нас на каждом Книжном салоне ежегодно бывает до полумиллиона посетителей, в том числе из других городов и стран. Более того, мы постоянно расширяем географию, наш Книжный салон становится международным. В прошлом году в его рамках мы впервые вручили премию имени Даниила Гранина, ее утвердили Российский книжный союз и мой любимый город.

– Тем не менее чтение, особенно у молодых людей, сегодня как будто отходит на второй план. Вы видите эту проблему?

– Если бы только у молодых… Как президент Российского книжного союза, я могу привести вам статистику. По международным опросам, по параметру детского чтения в возрасте с 5 до 10-12 лет Россия сегодня занимает одно из лидирующих мест в мире. Ребенку начали читать в семье, потом – детский сад с книгами. А вот начиная с 12 лет все ребята постепенно переходят на смартфоны, и это большая проблема. Хотя электронная книга сейчас занимает около 5 процентов от всего книжного рынка.

Сегодня в России ежегодно выпускается порядка 300 миллионов книг. Несмотря на то что зарубежная литература сегодня «тормознулась», у нас самих есть очень хорошие писатели. Например, ленинградец Евгений Водолазкин. Вскоре выйдет великолепная экранизация его романа «Авиатор».

– Мы специально воспользовались нейросетью – рассказали ей, что будем встречаться с вами, и спросили, какие бы вопросы она вам задала. Нейросеть предложила поинтересоваться: «Любите ли вы читать? И какая книга стала для вас самой важной?»

– Честно говоря, сейчас я читаю каждый день, с десяти вечера до часа ночи. Читаю очень много разных книг, иначе просто не усну.

Первая книга, которую я прочитал самостоятельно, – это «Рассказы о природе» Виталия Бианки, она у меня в голове больше всего и отложилась. Самая трогательная и сильная книга, которая взяла меня за душу, когда мне было всего 10 лет, – это «Овод» Этель Лилиан Войнич. Потом по ней вышел еще и потрясающий фильм. Это, наверное, те первые книги, которые произвели на меня сильное впечатление.

Сейчас у нас множество замечательных современных писателей. Я уже вспомнил Евгения Водолазкина. Есть Захар Прилепин, на меня сильнейшее впечатление произвел его роман «Обитель» о Соловках. Мне наш великий гуманист Дмитрий Сергеевич Лихачев, который в 1999-м был моим доверенным лицом, много рассказывал о Соловках.

Кстати, где-то классе в четвертом я у бабушки в домашней библиотеке нашел и прочитал «Воскресение» Льва Толстого. Казалось бы, что может понять в этой книге человек в таком возрасте? Но теперь я осознал, почему я стал главой Ассоциации юристов России. Потому что я периодически вспоминаю и адвоката, и Нехлюдова, все эти суды, эту страшную судьбу Катюши Масловой. Кстати, с тех пор я не перечитывал «Воскресение», но помню его содержание и героев по сей день.

И, конечно, не могу не порекомендовать лучшую книгу о Великой Отечественной войне – это «Мой лейтенант» Даниила Гранина. Да, у него есть и такое великое произведение, как «Блокадная книга», но это просто страшно. А «Мой лейтенант» – небольшая, но потрясающе честная книга о войне. Как и сам Гранин, кстати.

– А Гранинская премия будет вручаться и дальше?

– Конечно, будет. Ее будут вручать раз в два года – чтобы она была, так сказать, материально осязаемой.

– Возвращаясь к нашему родному городу – как вы думаете, каким он может стать в ближайшей перспективе, в ближайшие 25 лет? Каким будет Петербург 2050 года?

– Пусть он остается таким, какой он есть. Ну и главное, чтобы в нем не было коммуналок, чтобы люди были подобрее, а власть – поближе к людям.

– А современная часть города – вы ей разрешаете присутствовать на карте?

– Ну, это не Петербург, это просто любые пригороды.

В Подмосковье, Красноярске, Новосибирске – все то же самое. Это просто новые микрорайоны, где живут петербуржцы, переехавшие из центра.

Слава богу, что газпромовский «шпиль» построили не на Охте, а на Лахте. Я там недавно впервые побывал по приглашению Алексея Миллера, поднялся, посмотрел сверху на город – удивительно красиво! И с Финского залива башня очень здорово смотрится, просто чудо какое-то.

«Лахта центр» стал лицом нашего города, как и «Газпром Арена». Хотя иногда я жалею стадион имени Кирова. Потому что за ленинградский «Зенит» я начал болеть, когда мне было пять лет. Но сегодня эта команда – «Зенит-Газпром».

– А у вас есть свое «место силы» в Петербурге – то место, куда вы обязательно приходите, когда приезжаете в наш город?

– У меня супруга в свое время приобрела квартиру на Фонтанке – это шикарное место, прямо рядом с Михайловским замком. Там можно рано утром выйти в Михайловский сад, рядом Летний сад… А вообще, мой любимый маршрут – пешком оттуда по Литейному через Невский, затем Владимирская площадь, Загородный проспект – и к дому 21, где я вырос. Там в блокаду жили мои мама с бабушкой, в соседний дом попала немецкая бомба, а наш остался стоять невредимым… Вот это – мой маршрут, и я прохожу его всегда, когда бы я ни приехал в свой город.

– Москва и Петербург – сохраняется ли, на ваш взгляд, этот вечный спор между двумя городами? Или он становится уже не таким актуальным?

– Это два совершенно разных города. Для жизни, для быта Москва в последние годы сильно изменилась в лучшую сторону, скажу откровенно. Город очень красивый, державный, хотя от «купеческой» Москвы сегодня уже ничего не осталось.

А Петербург – это все-таки та Россия, XVIII, XIX и XX веков, и мой родной Ленинград. Когда я возвращаюсь в свой город, «знакомый до слез», по Мандельштаму, я понимаю, что, конечно же, это мой город.

По количеству туристов наш город был и остается рекордсменом. Да, у нас был жесткий период, но мы даже в этих условиях сумели сохранить то, чем всегда гордились ленинградцы в 1950–1960-е годы. Это – особый подход: объяснить прохожему, как и куда пройти, вежливо обратиться к людям – такая особая питерская теплота. Это не снобизм, а просто другое отношение к городу. И сегодня этот подход у людей остается, даже на стадионе «Газпром Арена».