– Юрий, недавно вышла в свет книга Михаила Пиотровского «Эрмитаж земной и небесный» с вашими иллюстрациями. Что за необычную технику вы использовали?

– Это гелиогравюра. Ее история началась примерно в середине XIX века. Уже после того, как в 1839 году миру явилась фотография, которая совершила визуальную революцию и проникла во все сферы деятельности человечества, в том числе и в книгопечатание.

Появились энтузиасты, которым удалось печатать фотографическое изображение традиционными способами: глубокой, плоской или рельефной печатью. Поэтому, когда речь зашла о книге Михаила Борисовича, которую готовило издательство «Редкая книга из Санкт-Петербурга», мы с издателем Петром Суспициным решили проиллюстрировать ее гелиогравюрами.

– Для вас это упростило или затруднило задачу?

– Самым сложным было найти в моем огромном архиве (я работаю в музее больше 30 лет) изображения, которые были бы созвучны текстам Михаила Борисовича.

Это размышления, эссе, воспоминания, а иногда манифесты о предназначении музея, его роли в современном обществе, о Петербурге, об Эрмитаже. Музей спасает и хранит все лучшее, что создало человечество в культуре и искусстве, хранит время и одновременно говорит с нами на абсолютно современном языке. Поэтому мои гелиогравюры не иллюстрации в классическом понимании книги, а визуальные рифмы к точным и глубоким словам.

– Вас называют главным фотографом Эрмитажа.

– Такой должности в Эрмитаже нет. Это ошибочное суждение, которое придумали журналисты, и я с этим борюсь. Если говорить, кто главный художник-фотограф в музее – так это Рембрандт. А моя должность называется художник-фотограф Государственного Эрмитажа. Это придумал не я, а дирекция. Такая формулировка обозначает не просто функцию, она обязывает быть художником.

Вместе с коллегами нас, фотографов, около 20 человек. Музей глобальный, работы очень много и не на одно поколение. Музейная фотография – это, прежде всего, съемка предметов трехмиллионной коллекции, фантастически прекрасных интерьеров, реставрации, событий. И все это воплощается в книгах, альбомах, научных сборниках, сайте, социальных сетях.

– Как происходит выбор того, что вы хотите запечатлеть? Это личное предпочтение?

– Эрмитаж воспитал мои глаза, поэтому сюжеты нахожу легко, любая прогулка по музею всегда заканчивается фотошедеврами (Улыбается). Их так много, что некоторые годами ждут момента публикации, а это печально. Все-таки у фотографа есть обязательства, изображение должно увидеть зрителя. Так что я живу с чувством неисполненного долга и одновременно в состоянии бесконечного счастья, что нашел свое предназначение.

Мои фотографии воплощаются в выставки, наполняют социальные сети и превращаются в книги, такие как «Эрмитаж земной и небесный».

– У вас была уникальная выставка, аналогов которой в мире нет. Расскажите об этом проекте.

– Идея выставки «Уединение. Эрмитаж ночью», о которой вы спрашиваете, пришла в голову вскоре после того, как я попал в музей. Выходя поздними вечерами из своей студии, я шел по пустым залам, из которых ушли люди, свет погашен, и только луна и город проникали сквозь окна и высвечивали какие-то отдельные пространства и предметы.

Это было удивительное состояние эрмитажного уединения, когда шедевры отдыхают от нас и, может быть, делятся между собой впечатлениями.

Но тогда, в 1993 году, это осталось идеей. Я понимал, что мне не хватит фотографического опыта воплотить задуманное. Прошло двенадцать лет, и я приступил к съемкам. В течение девяти месяцев я ходил по музею и снимал на черно-белую пленку, со штатива, на очень длинных экспозициях. Потом остановился, проанализировал, напечатал контрольки, и сложилась выставка. Она состоялась в Эрмитаже в 2006 году, и на тот момент в мире никто ничего подобного не делал. Сегодня для фотографа очень важно найти территорию, куда не ступала нога другого фотографа.

– Многие бы мечтали работать в главном музее страны. А как попали в него вы?

– Путь у меня был короткий. Я закончил Институт культуры, кафедру кинофото, потом несколько лет работал в проектном институте на Васильевском острове. И однажды, в бурные девяностые, меня позвали в издательский отдел Эрмитажа, а у меня «низкая культура отказа», и я согласился. И только попав в музей, я понял, как мне несказанно повезло, потому что это пространство переполнено красотой и гармоней. И оно стало местом, в котором я могу реализовывать себя каждый день. Надеюсь, здесь и умереть.

Фотографом я стал именно в Эрмитаже, он мой главный учитель. Это очень простая школа: ты фотографируешь искусство, а оно тебя воспитывает. И, конечно, возможность работать на самом лучшем оборудовании в мире, а в фотографии техническая сторона тоже важна.

– Любой ли фотограф может работать в музее? Или нужны особые качества?

– Музейный фотограф должен видеть красоту и гармонию и с помощью света и камеры показать это миру. При этом быть предельно внимательным, аккуратным, технически грамотным и любить искусство.

– Что такое фотографическое образование сегодня?

– Петербург – идеальный город, чтобы вырасти в большого художника, не только фотографа. Здесь все воспитывает – великая архитектура, великие музеи, великая музыка, великая литература. Поэтому формула образования у меня такая: талант, трудолюбие и постоянное самообразование.

Я преподаю в Высшей школе экономики на факультете дизайна. И каждая из четырех групп, что проходит у меня за учебный год и защищается, делает это вполне убедительно. Оглядываясь в свое прошлое, могу признаться, что я в их годы не сделал бы таких проектов. Это вселяет уверенность в будущее.

– Сегодня многие идут в фотографы в надежде на непыльную работу и хорошие деньги. Что бы сказали таким людям?

– Я сторонник немного другого алгоритма. Я хочу быть фотографом, чтобы восхищать мир своими фотографиями. И только потом, даже не вторым и не третьим пунктом, можно думать о деньгах. В творческой профессии реализация своего таланта, своего предназначения – это и есть счастье. А если за это платят деньги – ты вдвойне счастливый человек.

– Скажите, как понять, что перед тобой фотошедевр?

– Фотография – один из видов изобразительного искусства, и у каждого из них свои визуальные особенности. Мне нередко приходится участвовать в качестве члена жюри в различных конкурсах. Я принимаю решение только глазами, а они воспитаны Эрмитажем, плюс жизненный опыт.

– Экскурсии, которые вы проводите в Эрмитаже, пользуются большой популярностью. Этот опыт будет продолжен?

– Да, в какой-то момент я понял, что смогу рассказать про влияние живописи на фотографию, про то, что такое фотография как изобразительное искусство, в чем его особенность.

Сейчас у меня три авторские экскурсии. Это «Эрмитажные истории: взгляд изнутри», «История и искусство фотографии в пространстве музея» и «Рембрандт – фотограф». Все они сформированы моим визуальным опытом и полезны для тех, кто увлекается фотографией, а это значит – для всех.

– Рассказывают, что вы еще интересуетесь блошиными рынками. Откуда такая страсть?

– Блошиные рынки для меня – это территории приключений, свободы и, самое важное, искусства. Люди выкладывают вещи для продажи, а я в этих натюрмортах нахожу красоту, гармонию и нешуточные страсти.

У меня уже несколько проектов, сделанных на «блошках». Это «Русский альбом» про новые смыслы хитов русской живописи. «Детский альбом» – это столкновение взрослого и детского мира. И проект Vanitas, который отсылает к голландскому натюрморту XVII века, умному и назидательному. Так что и Удельная для меня музей под открытым небом. Но без Эрмитажа никак.