– Как давно вы занимаетесь этой работой?

– С 2011 года. Стоит отметить, что большинство священников, которые ездят в командировки в зону боевых действий, находятся на должностях помощников начальников войсковых подразделений по работе с верующими военнослужащими.

– Есть особые требования?

– При поступлении на эту службу священник обязательно должен быть военнообязанным или иметь за плечами службу в войсках в качестве солдата или офицера. То есть иметь опыт воинской службы.

Даже если у человека за плечами годы службы и опыта, проводится дополнительная подготовка. Это необходимо не только для того, чтобы освежить навыки оказания первой помощи, но и чтобы адекватно реагировать на новые реалии боевых действий, уметь защитить себя и не помешать работе военных.

– Где служили вы?

– Десять лет проработал в МВД, был старшим инспектором контрольно-ревизионного управления. Занимался внутренним финансовым аудитом, контролем за имуществом и тому подобным.

– Как пришли к Церкви?

– Я родился и вырос в Орле, на родине одного из наиболее почитаемых старцев Русской православной церкви в конце XX века Иоанна Крестьянкина. Шли 90-е годы. Я еще в должности инспектора по хозчасти МВД по Орловской области занимался возвращением ряда храмов, которые тогда относились к МВД, в ведение Церкви.

– А как они относились к силовому ведомству?

– В советские годы в некоторых храмах и соборах в области находились швейные предприятия. В 90-е шел процесс их возвращения. Это примерно 1996 год.

– Почему все же решили избрать путь служения Богу?

– Этот путь, вероятно, выбирает тебя. Мы много общались с отцом Иоанном Троицким, он познакомил нас со старцем Иоанном Крестьянкиным. К слову, моя прабабушка была монахиней. Никогда не был против Церкви, но и не думал, что стану священнослужителем. Постепенно храмы возвращались к своему первоначальному назначению, все проходило без каких-то скандалов, все четко по закону. Шло активное восстановление монастыря Оптина пустынь. Не раз был там трудником. Просто приезжал и помогал, чем мог, в работе своим трудом.

Еще будучи в звании в МВД, поступил в семинарию. В итоге понял, что именно это мое призвание, просто сам понимаешь в какой-то момент. В начале 2000-х был духовником для воинов в ходе операции в Чечне.

В 2011 году по благословению ныне покойного владыки митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Владимира я был назначен священником при командовании Западным военным округом (сейчас – Ленинградский военный округ). Еще до начала специальной военной операции велась системная работа в воинских частях, на испытательных полигонах, где проходили учения.

– Как происходит выезд священнослужителей на фронт?

– Всегда оформляется командировка. Мы выступаем в качестве аккредитованного гражданского персонала.

– Что берете с собой?

– Необходимую для богослужения церковную утварь. Линия фронта постоянно движется. По соображениям безопасности мы заранее не знаем конкретное подразделение, куда прибываем. В полевых храмах не всегда есть все необходимое. Они могут быть в палатках, блиндажах на первой линии и так далее. Берем с собой крестильный набор, все, что может понадобиться.

Конечно, везем гуманитарную помощь, подарки, особенно на праздники, письма и рисунки петербургских детей.

– Как на месте?

– Нас обязательно сопровождает человек, который знает расположение минных полей, оперативную обстановку. В каждом подразделении мы проводим минимум три дня или более.

– Почему не менее трех?

– Служба, исповедь, причастие, крещение. И, конечно, общение с военнослужащими. Требуется время, чтобы человек открылся. Был готов говорить.

Много сложных вопросов. Надо понимать, что люди находятся в постоянном напряжении, готовности к немедленному действию. Многим необходимо поделиться чувствами того, что они пережили. Ведь далеко не все на «гражданке», семья, друзья могут понять то, чего не видели своими глазами. Офицер может выслушать, но он в том же окопе и у него задача выполнить приказ, сохранив жизнь бойцов. Во многом на нем еще больше ответственность и нагрузка. Для военных это работа, но любому человеку нужна духовная разгрузка. Тут стараемся помочь мы – священники.

– О чем спрашивают священника?

– Нередко мне задают примерно такой вопрос: «Почему мы сражаемся, а на «большой земле» люди ходят в рестораны, кино и просто веселятся?»

Спрашиваю, почему такое мнение? Когда дали отпуск, он увидел, что многие живут привычной мирной жизнью.

Я ему говорю: «Ты должен понимать и видеть, что о твоих близких, о твоих соотечественниках заботятся, чтобы они ходили под мирным небом и жили полной жизнью, благодаря твоей работе, ты их защитник. Не факт, что они смогут полностью осознать то, какие испытания ты переносишь, чтобы их защитить, но именно от тебя и твоих действий зависит их благополучие. Они могут не понимать, что каждый день ты рискуешь жизнью ради них, но ты сражаешься за то, чтобы каждый ребенок мог пойти в школу, поцеловать маму перед выпускным, поступить в университет или найти свое дело, жить. Они не находятся в таком напряжении, как ты, но именно благодаря твоему труду другие могут жить. Ты тот щит, который вместе с Богом стоит на пути зла, которое хочет все разрушить».

Тут не нужен пафос. Все просто и понятно. Необходимо поговорить с человеком. И все должны понимать ключевую цель – они сражаются, чтобы мы жили в мире. Это нужно донести с любовью в сердце и искренностью.

Тебе могут задать один и тот же вопрос тысячу раз в разных ракурсах, но тут главное выслушать и сказать правду. Да и человеку нужно поделиться, открыться перед Богом, осознать свою роль.

– Как относятся к гуманитарной помощи, подаркам из родных городов?

– Это может понять только тот, кто там был. То, как важен кусочек родного города, района, семьи…

Когда мы понимаем, в какое подразделение едем, узнаем, что ему необходимо, в чем есть потребность. К примеру, большое разведывательное подразделение, – чем больше у них будет квадрокоптеров, тем лучше. Может быть, надо привезти, условно, 100. Мы везем, сколько собрали, но в каждое отделение что-то привозим, может, не сто, но в каждое поступает нужное оборудование. Лекарства, амуницию и прочее всегда везем.

Если это петербургские части, стараемся передать письма и подарки от родных. Это сложно, потому что они постоянно идут вперед, меняют дислокацию. Мы приедем, а они уже дальше, но другие подразделения потом им передадут. Это боевое братство.

– Как все проходит на первой линии, под огнем?

– Там нет священников, журналистов, политиков. Есть только фронт, грань жизни и смерти. Долг и вера. Скажем, когда начинается контратака, ты больше не священник, а такая же боевая единица. В нашем случае мы становимся медперсоналом. Не так давно президент России Владимир Путин присвоил звание Героя России погибшему в зоне спецоперации священнику Антонию Савченко.

Клирик псковского Свято-Троицкого кафедрального собора, он погиб в зоне СВО в результате удара реактивной системы залпового огня HIMARS. Раненый, сам он продолжал выносить с поля боя тяжелораненых. После спасения четырех человек священник вернулся за пятым, в этот момент произошел прилет снаряда. Священник закрыл собой последнего пострадавшего, офицера, который в итоге также был спасен.

Защищать душу и тело. Таких случаев немало. Это пастырский долг.

В подобных ситуациях мы вытаскиваем раненых. Оказываем первую медицинскую помощь. У каждого есть боевая, по-военному «тактическая» аптечка.

– Священник может взять в руки оружие?

– Нет. Ценой жизни спасти тяжелораненого – да. Перевязываешь раненого, он может тебя защитить.

– Оружие даже в критической ситуации нельзя?

– Можно, только чтобы сбить дрон. Он неодушевлен. Против живого человека – никогда.

– Как взаимодействуете с другими конфессиями?

– Очень тесно. Мы заняты одним делом. У нас большая страна, а наш город многоконфессионален. На фронте это вообще не проблема, наоборот, работаем вместе.

Например, классическая ситуация – стоит полевой храм в палатке, рядом походная мечеть, в другой палатке буддисты проводят службу. Мы едины. Об этом вам скажет любой фронтовик.

– Есть отдельные эпизоды, которые запомнились вам лично?

– Их много. Мы с нашими бойцами и офицерами. Вот, к примеру. Вместе с другим священником прибыли на одну из позиций группы войск «Север». В паре километров от нас окопы противника. Проводим богослужение прямо в окопе. После службы подходит один солдат и говорит, что ему снился вчера сон. А командир говорит, потом расскажешь, сейчас атака, передвигаемся на другую позицию.

Солдат на ходу рассказывает: «Во сне пришел мужик в белом. Сказал, твой друг, который рядом спит в траншее, останется здесь, в Иерусалиме. Завтра придут два попа. Один в черном и бронике, второй в камуфляже. Крестись или тоже в Иерусалим поедешь».

Говорю, мол, давай креститься тогда. Быстро покрестил парня.

– Что было дальше?

– Тут ко мне подходит второй боец. Пахнет порохом. Смотрит напротив меня и говорит: «В блиндаже висит икона, и на ней написано «Иерусалим».

Подразделение передислоцировалось, от этого момента прошло меньше десяти минут. Удар артиллерии. От старого окопа ничего не осталось. Но никто даже царапины не получил в этот день.

Не раз видели настоящее чудо. Как в Великую Отечественную, множество случаев чудесного спасения. Несмотря на то что в Красной армии религия, мягко говоря, не поощрялась, многие бойцы и офицеры носили с собой крестики, иконы. Известно немало случаев, когда пуля застревала в иконе, спасая воину жизнь.

Возвращаясь к современности. К примеру, кевларовый шлем, к нему прилажена бумажная икона Божией матери. Я видел сам. Шлем пробит. Но пуля остановилась у иконы. Воин невредим. Это не единичный случай, об этом лучше скажу не я, а воины, которые, как и их деды, бьют фашистов.