– Ирина Дмитриевна, мы находимся в театре «Карамболь». Что для вас значит это место?

– Это мое любимое дело. Мое хобби. И место, куда я прихожу проживать, наверное, лучшую часть своей жизни. Хотя у меня есть и другие увлечения, но театр – это то, к чему меня судьба привела настолько неожиданно, что я до сих пор думаю: как все красиво получилось!

– Театру 35 лет. Вы помните, как все начиналось?

– Да, конечно, я помню, потому что мы – дети перестройки. В 90-е годы в Петербурге возникло очень много театров. Говорят, более ста. И некоторые, сумевшие выжить в тот сложный период, стали государственными. Их всего несколько. И вот один из них – наш. Нас принял зритель. Вот оттуда все и пошло.

– Расскажите про ваше детство, про ваших родителей.

– Я родилась в Днепропетровске. Это большой металлургический центр и культурный город. Оттуда вышло много известных певцов, политических деятелей.

У меня в семье папа и мама занимались геофизикой. Папа был горный инженер, мама – геолог, геофизик. Они были очень музыкальные, но не профессионалы в музыке. А поскольку у меня был абсолютный слух, меня отдали в музыкальную школу.

Я хорошо училась, занималась музыкой, спортом и была отличницей в школе. Потом поступила в музыкальное училище на теоретико-композиторский факультет, совмещала с фортепианным факультетом. Окончила училище с красным дипломом.

Тогда в Советском Союзе давали рекомендации. И вот самая серьезная рекомендация была – когда разрешалось ехать в любую консерваторию страны. Я выбрала не Московскую, а Ленинградскую консерваторию, поскольку мой педагог был ее выпускником и много нам про нее рассказывал. Я приехала в Ленинград, но недобрала один балл.

– И что тогда решили делать?

– Уехала работать. Работала в деревне, где вообще не было ничего! Искали профессионального теоретика, который бы преподавал теорию музыки. Я отработала там год, честно по направлению. Меня встречали гурьбой дети. Когда я в первый раз увидела тот домик – музыкальную школу, вообще не поняла, что это. Я зашла внутрь, там не было ничего. А уже через месяц было все. Там появились портреты композиторов, поставили фортепиано, открылось отделение народных инструментов.

Когда я второй раз приехала в Ленинград, зашла на очень сложный экзамен-коллоквиум, где проверяли интеллект, знания в музыке. И меня узнал главный человек – мой будущий профессор, руководитель диплома Олег Павлович Коловский. Это известный автор многих учебников в области хоровой музыки. Оказалось, что он меня запомнил. Даже спросил, почему я весь год не училась. Я ему сказала, что балл недобрала… А он ответил, что мне больше не нужно ничего сдавать, что я поступила!

– Вы были автором-исполнителем, пели, аккомпанировали себе на гитаре, а потом перешли на «другую сторону». Все-таки композитор – не на сцене. Как вам дался этот выбор?

– Я очень долго не знала, в какую сторону мне идти. Дело в том, что я в музыке очень многое умею – я и преподавала, и пела, и аккомпанировала. Но наступил момент, когда надо было решать. Окончив консерваторию, я работала в «Ленконцерте» автором-исполнителем и писала очень много песен. Мои песни исполняли, например, Эдуард Хиль, Игорь Скляр, Альберт Асадуллин и многие другие звезды. И так сложилось, что многие песни пел наш Детский хор радио и телевидения.

К творчеству для детей я пришла именно через песни, потому что у меня все они были сюжетные. То есть везде один сплошной театр.

– «Карамболь» создавался как театр детского, семейного мюзикла. Какие особенности у этого жанра?

– Мне кажется, в этом жанре сходятся два важных момента. С одной стороны, нужны хорошая литература и музыка, которую потом можно напеть, выйдя после спектакля. А во-вторых, должен быть такой репертуар, в котором бы все сошлось. Ведь в зале сидят и взрослые, и дети, и надо работать для семьи, чтобы каждый возраст нашел свой слой информации.

– В афише «Карамболя» есть шедевры Мишеля Леграна, Максима Дунаевского, Александра Зацепина. Авторы сразу соглашались на сотрудничество?

– Единожды попав в наш театр, нам потом уже предлагали свои произведения в том числе и великие. Недавно Максим Дунаевский, который приехал поздравить нас с 35-летием, на сцене Дома актера сказал: «Если раньше Ира мне звонила и предлагала собрать всех, кто создавал фильм, и поставить на сцене «Мэри Поппинс», то теперь я сам звоню ей и прошу взять мое произведение».

Такая же большая дружба у нас с Александром Зацепиным. Мы с ним созваниваемся, поставили два его спектакля.

Что касается Мишеля Леграна, то я думаю, что эта история просто требует мемуаров. «Шербурские зонтики» впервые в России прозвучали в 2009 году на сцене Театра имени Ленсовета. И нам удалось пригласить Мишеля Леграна на премьеру. Он вышел на сцену, прослезился и сказал, что это лучшая постановка в мире.

– Театр перенес на сцену фильм «Человек-амфибия» с музыкой Андрея Петрова. Расскажите, как это было.

– Андрей Павлович Петров в 60-х годах создал музыку к фильму «Человек-амфибия», и это было кино, которое потрясло весь мир. Мне пришло в голову обратиться к этой картине, поскольку у театра «Карамболь» есть такая специфика: мы часто обращаемся к музыке из кино.

В фильме «Человек-амфибия» не много музыки. И для того, чтобы сделать мюзикл, этого было недостаточно. Но нам очень хотелось, и я начала искать музыку Андрея Петрова того периода.

Сначала я пришла к Эдуарду Анатольевичу Хилю, в 60-е годы он был одним из самых популярных исполнителей песен Андрея Петрова.

Вдова Андрея Павловича Наталья Ефимовна дала мне некоторые записи композитора.

А потом мы пригласили детского поэта Юрия Энтина. Выяснилось, что он давно мечтал написать стихи к этому мюзиклу. Так, мы использовали песни из фильма, а все остальное дописал для нас Юрий Энтин.

Мы сыграли премьеру. Наталья Ефимовна, которая пришла на представление, сказала, что Андрей Павлович мечтал, чтобы его музыку исполняли именно так.

– При театре есть детская студия: занятия в ней бесплатные, но берут не всех детей. А там чему учат?

– Это огромный труд. Больше 30 лет существует детская часть труппы, и наши дети требуют очень серьезных вложений. С ними занимаются актерским мастерством, хореографией, а я – хоровым вокалом. Занятия не как в учебных заведениях, мы не даем никаких дипломов, но ребята проживают жизнь в театре, их детство проходит за кулисами, они видят, как это делают взрослые артисты. И это воздух театра.

– В здании театра «Карамболь» проходят репетиции, а сами спектакли идут на больших театральных площадках. А когда планируете открыть двери по этому адресу?

– Мы здесь живем уже 17 лет, репетируем. И все эти годы ждем реконструкции.

История этого здания достаточно сложная. Оно 1903 года постройки, архитектор Евгений-Карл Романович Бах…

Когда историческую часть здания отреставрируют, она будет изумительно хороша. Только представьте: по этим ступенькам ходили Евгений Мравинский, Сергей Юрский. А Рудольф Фурманов написал даже книгу, в которой упоминал, как в детстве здесь занимался в театральном кружке.

– Как Санкт-Петербург повлиял на вас?

– Я живу здесь большую часть своей жизни. Здесь состоялась моя творческая жизнь. Этот город для вдохновения, для создания новых произведений.

– Какой он – ваш Петербург?

– Несмотря на сложный климат и на то, что мало солнца, тут черпаешь силы – просто в другом. Вместо солнца нам дается какое-то внутреннее одухотворение, душевное, солнечное состояние. Мне кажется, если бы не было Петербурга, то, наверное, и театра такого не было.

– В чем секрет успеха?

– В большом желании сделать что-то достойное, что принесло бы радость людям. И в том, насколько ты взыскателен к себе, если речь идет о профессии. И в том, насколько люди, которые вокруг, слышат тебя, понимают и идут за тобой, если речь о коллективе.

– О чем вы мечтаете?

– Чтобы все люди дружили, любили друг друга. Это может быть несбыточной мечтой, но на самом деле, мне кажется, об этом мечтают все.

– Что для вас счастье?

– Счастье – это гармония внутри себя.

Ирина Брондз окончила теоретико-композиторский и органный факультеты Ленинградской консерватории. Заслуженный деятель искусств России. Театр «Карамболь» она создала вместе с единомышленниками в 1990 году.