Что всплывает в памяти, когда мы слышим фамилию Твардовского? Наверное, для многих это будут строки:

Переправа, переправа!

Берег левый, берег правый,

Снег шершавый, кромка льда…

Кому память, кому слава,

Кому темная вода, –

Ни приметы, ни следа.

И, конечно, «Я убит подо Ржевом». Мы, советские дети, учили стихи Александра Твардовского в школе. Его Василий Тёркин служил символом несгибаемости русского солдата. Отважный, но при этом скромный и непритязательный: «Я ж сказал, что я не гордый, / Я согласен на медаль». Образ советского воина-победителя. Сегодня, когда мы отмечаем 80-летие Великой Победы, этот символ по-прежнему важен и дорог.

История семьи Твардовских отражает трагическую историю целой страны. Отец был несправедливо раскулачен – сын поддержал коллективизацию. А как иначе – он искренне верил в справедливость и необходимость советского строя.

Рупор советской печати, Твардовский искренне воспевал Сталина – и так же искренне прозревал вместе со страной при Хрущеве, когда был разоблачен культ личности. Конъюнктурщик? Не думаю. Возможно, идеалист. Ставший культовым поэтом для поколения воевавших, он впоследствии органично оказался рупором оттепели. Но мне не нравится его «разоблачительная» поэма «Тёркин на том свете», написанная в 1954 году, уже через год после смерти вождя. Впрочем, за ее публикацию Твардовского на несколько лет сняли с поста главного редактора «Нового мира».

Но вот это – о пареньке, убитом еще до Великой Отечественной, еще на малой финской войне:

Среди большой войны жестокой,

С чего – ума не приложу,

Мне жалко той судьбы далекой,

Как будто мертвый, одинокий,

Как будто это я лежу,

Примерзший, маленький, убитый

На той войне незнаменитой,

Забытый, маленький, лежу…

Здесь – только чистая пронзительная боль и сострадание погибшим. Такая память о войне человечеству тоже очень важна. Поклон Твардовскому.