Анестезиолог-реаниматолог с 20-летним стажем, врач Национального центра сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева Константин Леушин в 2022 году по своей инициативе в составе отряда Центра медицины катастроф отправился в зону спецоперации. Работал в белгородском приграничье и в Луганске, помогал мирному населению Мариуполя и спасал бойцов в полевом госпитале «Рюмка» во время легендарных боев за Бахмут (Артёмовск). Но в своей книге «По обе стороны войны» Леушин не только описывает тяжелые будни медиков во время боевых действий, но и делится с читателем своей очень больной семейной историей – его родные братья оказались по ту сторону противостояния.

– Константин Юрьевич, расскажите немного о себе: где вы родились, где учились, где сейчас работаете?

– Родился я в городе Красный Лиман Донецкой области в 1971 году. Потом вместе с родителями мы уехали на Крайний Север, и там я провел почти всё детство. Незадолго до развала Союза мы вернулись в Красный Лиман, где я поступил в медицинское училище. Год работал фельдшером на скорой – в городе Славяногорске, это тоже Донецкая область. Потом учился в Днепропетровске в медицинской академии, работал какое-то время анестезиологом-реаниматологом на Украине. Но вскоре решил переехать в Россию, вновь на Крайний Север, в город Новый Уренгой Ямало-Ненецкого автономного округа. Там я прожил десять лет, и это были, наверное, самые лучшие годы моей жизни. Потом перебрался в Москву и сейчас я работаю в Клинике сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева.

– Вам было 20 лет, когда распался СССР. Как вы и ваша семья восприняли это событие?

– Насколько я помню, мы это больше экономически почувствовали. Тогда я работал фельдшером, и финансово мне было очень тяжело. Если говорить именно про отношение к происходящему, то мы с мамой 17 марта 1991 года сходили и проголосовали на референдуме за сохранение Советского Союза. Но наше мнение, впрочем как и мнение 74 % населения нашей большой страны, тогда не учли. Союз распался.

– Многие граждане Украины рассказывают, что у них ещё в 90-е годы было предчувствие гражданской войны. У вас были такие опасения?

– Нет, ни я, ни мои родные и подумать тогда не могли о подобном развитии событий. Даже помню, когда началась война в Чечне, мама повторяла: «Как же хорошо, что мы остались на Украине, у нас такого точно никогда не будет». Если бы мне в то время кто-то сказал, что начнутся боевые действия в Донбассе, я бы посчитал его сумасшедшим.

– А когда у вас в семье произошел раскол?

– Вы знаете, это начиналось постепенно, исподволь. Просто нужно понимать, что мои родственники оказались ретрансляторами, они в какой-то момент начинали повторять то, что слышали каждый день из всех украинских СМИ: «Украине нужно в ЕС и в НАТО, мы не такие, как вы, мы – свободолюбивые и прогрессивные». Странно, конечно, это было слышать от братьев, с которыми провел всё детство, юность... Тем более они, прогрессивные, приезжали зарабатывать деньги почему-то в Россию. Я их за это никогда не корил, жизнь есть жизнь. Но с каждым годом я чувствовал, что мы отдаляемся друг от друга. И они мне то же самое говорили, что я от них отдаляюсь. Всё это происходило медленно, но очень болезненно. Потом наступил 2014 год. Мы все – и я в России, и они в Днепропетровске – тяжело переживали эти события. Однако мы ещё старались сохранить семейные отношения, ездили друг к другу в гости и в спорах эту тему затрагивали крайне редко. Окончательный раскол произошел 24 февраля 2022 года.

– А всё же, как они относились к происходившему в Донбассе?

– С одной стороны, они пытались от этого дистанцироваться: «Мы живем в Днепропетровске, у нас всё спокойно, наши дети ходят в школы, а в том, что происходит в Донбассе, виновата Россия, она «взбаломутила» там народ». При этом мой брат, когда увидел, что боевые украинские вертолеты летят бомбить Донецк, испытал настоящий шок. Его первой, искренней реакцией было: «Да они что там, с ума сошли?» То есть вот такой был отстраненный и противоречивый взгляд на происходящее. На Украине у меня остались бывшие коллеги, медики, с которыми я раньше работал. Я часто и у них спрашивал: «Там же в Донецке гибнут мирные люди, старики и дети, неужели вам просто по-человечески их не жалко?» Ответ всегда был один: «Они сами в этом виноваты». Евгений Журавли (писатель и волонтёр, автор книги «Линия соприкосновения». – Прим.), верно заметил: «Человек, как огурец, в каком рассоле находится, таким и становится». К сожалению, это произошло и с моими бывшими коллегами, и с моими родными. Все люди так или иначе подвержены пропаганде.

– Чем запомнилась командировка в Мариуполь и как складывались там отношения с мирными людьми?

– Город запомнился, конечно, разрушениями. Мы прибыли в Мариуполь в ночь на 1 июня 2022 года, а боевые действия на «Азовстали» закончились только 16-17 мая. Это было очень тяжелое впечатление. А вот отношения с местными жителями складывались нормально. Честно говоря, я не ожидал, что нас так хорошо будут принимать люди, многие из которых лишились жилья, имущества. Но они, действительно, были нам рады. Объективности ради надо сказать, что остались в Мариуполе только те, кто нас ждал. Это наши люди, которые, как и я, родились во времена СССР, для которых столица страны – город-герой Москва... Все они постоянно говорили мне: «Мы вас так ждали в 2014 году, мы были уверены, что Россия придет, почему вы тогда не пришли?» И меня поразило, что люди не были озлоблены, они уже тогда верили, что станут частью России, что эти жертвы не напрасны.

– Вы же гражданский медик. Почему решили отправиться в зону СВО?

– Знаете, можно сказать пафосно: «Я врач, это мой долг». Но многие коллеги рядом со мной даже и не думают об этом. Может быть, потому что беда происходит не на их родине? А мне, честное слово, психологически так легче. После ожесточенных перепалок с родными на Украине, которые меня обвиняли во всех смертных грехах, я сам попросился в командировку. Мне было важно своими глазами всё увидеть, послушать мнения разных людей, что-то понять для себя. Хотя я взрослый человек, мне и так всё было понятно. Но до первого выезда в зону СВО я буквально как на иголках сидел.

– У вас в «военной» биографии значится и работа в «Рюмке» – подземном полевом госпитале в гипсовых штольнях бывшего Артёмовского завода шампанских вин. Там же шли страшнейшие бои. Почему туда поехали?

– Знаете, у меня всё как-то поэтапно происходило. Сперва, в начале 2022 года, я попросился в Белгородское приграничье. Потом, как уже рассказывал, работал в Мариуполе. Затем помогал в Луганской республиканской больнице. А потом, во время своего отпуска, попросился под Бахмут. Хотелось поработать рядом с бойцами ЧВК «Вагнер». Знаете, там даже с точки зрения организации медицинского процесса всё было сделано очень грамотно, максимально эффективно. И отношения между коллегами были просто удивительные, мы буквально работали плечом к плечу и друг друга называли «брат». Там мне встретились люди, для которых слова «совесть», «честь», «отвага», «Родина» – точно не были пустым звуком.

– Что там было самым тяжелым? Это же катакомба под Бахмутом – без воздуха и света.

– Знаете, самым трудным было принимать мирных жителей. Когда поступают раненые бойцы... Мы, медики, знаем, что такое боевая политравма, умеем с ней работать, и для профессионала особых эмоций эта деятельность не доставляет. У военных своя задача, у нас, медиков – своя. Но мирных жителей, оказавшихся заложниками ситуации, было очень жалко. А мирные там находились даже в конце мая 2023 года – российские бойцы их постепенно выводили. Общаться с ними было морально тяжело. Помню, спросил у одного мужчины, инвалида: «Ну почему же вы не эвакуировались на Украину, там какая-никакая социалка, всё лучше, чем сидеть под взрывами?» Он ответил: «Да Боже упаси, на Украину никогда...» Не знаю, что произошло в жизни этого несчастного человека, что он принципиально не поехал в безопасную зону, а решил вот так, под обстрелами ждать русскую армию.

– Куда у вас следующая командировка?

– Выезжаю в Курск. Судя по тому, что пишут мои коллеги-военврачи, работы будет много: кроме военных придется оказывать помощь мирному населению, которое восемь месяцев было в оккупации.

– В своей книге «По обе стороны войны» вы пишете, что на Украине многие люди «сошли с ума». Выздоровление возможно?

– Знаете, обратный процесс будет сложным, часть украинцев для нас потеряна. Но это выздоровление уже идет. Риторика меняется, период, когда нас обвиняли в «агрессии», не задумываясь над причинно-следственными связями, постепенно завершается. Хотя бы потому, что сейчас на Украине больше ненавидят своих же ТЦКашников, которые ловят людей на улицах и отправляют на убой...

– Хотели бы когда-нибудь вернуться в родной Красный Лиман? Или вы уже навсегда москвич?

– Мне часто снится Красный Лиман – моё детство, семья. Верю, что, когда мы победим и вся Донецкая республика окажется в составе России, начнется мирное строительство. И я туда поеду – вернусь домой и, как врач, буду работать в родной больнице. Да, у меня есть такие мысли.

***

«По немногочисленным роликам из осаждённого Мариуполя мы знаем, что возможности выехать из города тогда практически не было. Азовцы (украинский националистический полк «Азов» признан террористической организацией, запрещен в РФ) просто не выпускали, прикрываясь людьми, как живым щитом, и расстреливали машины с теми, кто пытался вырваться из этого ада...

Таким образом, вольно или невольно врачи и медсёстры мариупольской БСМП (Больница скорой медицинской помощи. – Прим.) остались со своими пациентами и работали без отдыха: ампутировали раздробленные конечности и складывали уже никому не нужную детскую обувь в отдельный ящик. Историй болезней они не заводили и обезболивающие препараты не списывали, а сразу вкалывали в приёмнике всем поступавшим с минно-взрывными травмами. Нейрохирургии в городе не было, и при тяжёлых черепно-мозговых травмах медсестра приёмника делала укол морфина, и бедные люди тихо отходили в лучший мир.

До этих событий я кое-что читал из практики наших знаменитых врачей. Но никому из них – ни Вересаеву, ни Пирогову, ни даже святому Луке (Войно-Ясенецкому) – не приходилось делать кесарево сечение в таких условиях и под бомбёжкой, как довелось выполнять эту операцию зав. хирургией Михаилу Николаевичу и главному врачу БСМП Сергею Евгеньевичу, под анестезией Ирины Николаевны. Наверное, Лермонтову и Льву Толстому, в своё время побывавшим на Кавказе, даже представиться не могло, что спустя 150-200 лет русскую мать с ребёнком вызовутся сопровождать в роддом большой России два бойца-чеченца и на выезде из Мариуполя погибнут, закрыв их своими телами во время обстрела».

Из книги Константина Леушина «По обе стороны войны», издательство «Яуза», 2025 год.