– Дарья, расскажите о спектакле, который вы привезли в Петербург.

– «Соня-9» – это, наверное, один из моих самых любимых спектаклей. Он выпускался в какой-то огромной любви, в невероятной команде. Он чудесный. Как-то вот так случилось, что с первого же дня мы все «про одно». Это бывает очень редко. Чаще к этому нужно подбираться тернистыми путями. В спектакле я играю Соню, и это тоже моя любимая роль. Она такая утонченная. Два года назад мы показывали эскиз Константину Хабенскому, он подсказал, как его доделать. А потом премьера прогремела по Москве. И я безмерно рада, что привезла этот спектакль в свой родной город. Режиссер спектакля – мой однокурсник, чудесный Саша Золотовицкий. Он, к слову, еще и музыкант, его группа Fire Granny выступала на днях в Петербурге. Его треки звучат и в спектакле «Соня-9».

– Есть волнение, как в Петербурге примут спектакль?

– Конечно! Мне очень интересно, как его примут. В Москве его принимают очень открыто, собственно, «Соня-9» и обрела популярность благодаря зрителю. А вот здесь – это лотерея. Это интересно и одновременно страшно. Непонятно, как это будет. В Питере сложный зритель, как и все театральное сообщество. Но это азарт.

Спектакль пройдет 5–6 апреля на сцене Александринского театра. Я очень сильно волнуюсь. В Петербурге у меня придет очень много друзей. Кто-то из профессии, кто-то не из профессии...

– В одном из интервью вы говорили, что тоже пишете стихи и музыку, песни. Вы до сих пор занимаетесь музыкальным творчеством?

– Меня почему-то часто об этом спрашивают. Но раскрою вам секрет. Нет. Никакую музыку я не пишу. Была ситуация, что во время ковида мне действительно ударило в голову, что я хочу заниматься музыкой. У меня нет никакого музыкального образования, но практически все мои друзья – музыканты. У меня мама пианистка. Но мне не передался музыкальный дар (смеется. – «ПД»). Хотя для себя я могу какую-нибудь песню написать. Это как хобби, без профессионального подтекста.

– Вы воспитывались в актерской семье и, как говорят, выросли на театральных подмостках. А какие вообще у вас воспоминания, впечатления о детстве?

– Яркие. Мы с братом Егором и правда выросли в театре. Мои родители работали в театре на Литейном. И напротив была моя школа. А еще неподалеку находился Театр юношеского творчества. Вспоминаю почему-то зимнее время: я выходила из школы и, как самый ленивый человек, чтобы не идти к мосту, спускалась на замерзшую Фонтанку, переходила на другую сторону и шла к Театру юношеского творчества. Это прекрасное место! Прекраснейшие выпускники оттуда. И Лев Додин оттуда, и мой папа. Когда мы с Егором были совсем малышами, мама оставляла нас за кулисами в небольшом манеже, который стоял, кажется, в костюмерной. И мы там играли. То есть утром мы просыпались, нас забирали в театр. И до ночи мы были там. Первые шаги мы тоже сделали в театре.

– А как вы воспринимали папу, когда его показывали по телевизору? В «Улице разбитых фонарей», еще где-то…

– Я всегда воспринимала папу как героя. В хорошем смысле (это важно подчеркнуть!) героем сериала. Вот такая у меня ассоциация. Я плохо его помню в самом маленьком детстве, потому что он очень много работал, зарабатывал деньги для семьи. Но впечатление от того, что его показывают по телевизору, а вечером он приходит домой, было сильным. При этом папа старался быть папой. И у него, мне кажется, это получалось. Помню, например, что он всегда привозил какие-то подарки.

– А что именно?

– Вот это можно зафиксировать, и это ужасно. Почему-то он часто привозил лакрицу. А никто из нас, ни я, ни Егор, эту лакрицу не любили. Мы ее ненавидели! Надеюсь, папа это прочитает и запомнит уже (смеется. – «ПД»).

– Отец вас поддерживал с актерской точки зрения?

– Мне кажется, он пытался и до сих пор пытается это делать, но у меня такой ужасный характер... В голове вот эта фраза: «Я сама». И я, скорее, не слушаю, а прислушиваюсь ко всему, что говорит папа. Но здесь немаловажно сказать и про мою прекрасную маму. Она тоже талантливая актриса. Но они с папой разные. А вместе они – это такой собирательный образ семейного педагога. Мама про что-то одно говорит, папа – совсем про другое.

– А какие советы они дают?

– Они ни в коем случае не говорят, что я где-то не доиграла… Нет, это какие-то другие вещи, потоньше. Папа умеет, он никогда не уходит в монологи подсказок. Он очень избирателен, говорит четко и правильно, что здесь так, а что не так. Это его визитная карточка.

– А как вообще у вас сформировалось желание стать актрисой?

– Оно не сформировалось. Оно формируется до сих пор.

– Не было такого чувства из разряда «я чем-то не тем занимаюсь»?

– Было, конечно. Но когда ты растешь в актерской среде, то как будто бы не возникает даже вопроса о выборе профессии. Конечно, я сомневалась. Очень часто. Но спасибо маме, папе, брату и вообще всей моей семье за то, что они поддерживают. Мне кажется, что это нормально – сталкиваться с этим вопросом. Просто это сомнение нужно перебороть. А если ты переборол, значит ты идешь в верном направлении.

– Сложно ли было учиться в ГИТИСе?

– Очень сложно, но безумно интересно. Я училась у великого мастера на режиссерском факультете – у Олега Львовича Кудряшова. Он не щадит! Никогда. Он жесткий мастер, который пытался впихнуть ценные знания в наши неокрепшие маленькие головы. Но при этом он чуткий. Это абсолютно великий режиссер, педагог. В противовес ему была профессор Светлана Васильевна Землякова. Она давала нам внутреннее умиротворение, умела «оживить». Вообще у меня были потрясающие педагоги и потрясающий факультет, мне очень повезло, что меня вообще туда взяли. Я очень хотела тут учиться! А мой брат учился тут на режиссерском факультете у Сергея Васильевича Женовача.

– Почему вы хотели учиться именно тут?

– Даже не знаю, как объяснить. Я вообще много смотрела за режфаком, следила за мастерской. Там же Олег Львович Кудряшов, Евгений Борисович Каменькович, Дмитрий Анатольевич Крымов, Юрий Николаевич Бутусов. Это великое место! И я была наслышана о мастерской Кудряшова, она буквально звенела и была у всех на слуху. Я ходила на спектакли, смотрела, как выступают предыдущие курсы, где были Муся Тотибадзе, Лиза Янковская… Я просто влюбилась в этот курс и поняла, что хочу учиться здесь, мне нравится то, что они делают. Это мое.

– Сложно было поступить?

– Я до сих пор вспоминаю поступление как что-то самое тяжелое в своей жизни. Мне кажется, что со своей первой любовью расставаться было не так страшно и больно, как поступать в театральный институт. Но в то же время это удивительное, прекрасное время ожидания, страха, слез. Я помню, когда отобрали десять человек и кинули фразу «подождите, сейчас огласят результаты». И все, ты сидишь как на пороховой бочке. У тебя жизнь перед глазами пролетает. Особенно если ты очень хочешь именно в эту мастерскую. Был такой прекрасный режиссер Филипп Гуревич, который подошел ко мне и, видя, как меня трясет, сказал: «Все будет хорошо». А если Филипп Гуревич так говорит, значит сейчас действительно все будет хорошо. В общем, я поступила.

– Вы служите в МХТ имени А.П. Чехова. Как вы считаете, это действительно главный драматический театр страны? Кстати, есть ли театральная конкуренция между Москвой и Петербургом?

– Я не могу ничего сказать про конкуренцию, но я могу утверждать, что это на самом деле разные театры. Я буквально на днях была на спектакле режиссера Андрея Могучего «Три толстяка. Эпизод 1. Восстание». Это большое впечатление, как для актрисы, да и в целом как для зрителя. Его спектакли – это какое-то большое чудо. Я вообще Могучего люблю.

Какой театр главнее, не берусь судить. Не знаю. Да и не мне отвечать на этот вопрос. Я лишь маленькая крупица в этом большом театральном мире.

– Какой город вам сейчас все-таки роднее – Петербург или Москва?

– Это сложный вопрос. Восемнадцать лет своей жизни я провела в Петербурге. Потом поступила в Москву. Когда уезжала, я рыдала, а первые полгода, учась в институте, порывалась уйти и вернуться обратно в Питер. Я люблю этот город. Это мое все. Но в какой-то момент, наверное, на курсе втором, я каким-то образом смогла сепарироваться от Петербурга. Ведь теперь моя жизнь, работа, учеба и друзья – все в Москве.

В Петербурге мне хватает недели, чтобы вспомнить детство, поностальгировать – вот здесь я гуляла ребенком, сюда мы с мамой ходили в театр, а тут обедали с бабушкой. Но жить… Уже нет.

– В одном из недавних интервью вы говорили, что театр для вас начинается с кофе в столовой. Какой там кофе?

– Я такой человек: не люблю давать серьезные интервью. Это просто шутка была. Ну, понятно, что театр начинается с вешалки, но по факту ты приходишь, забегаешь в столовку, берешь кофе и бежишь на репетицию. Поэтому для меня театр начинается с кофе.

– Где варят самый лучший кофе?

– Самый лучший кофе, который я пила, был в Грузии. Мы с друзьями поехали в область Рача, это часов пять от Тбилиси. Знаете, там сумасшедшие виды – кукурузное поле, тут же поросенка на мангале готовят, тут же высоченные горы. Мы там остановились у грузинки лет 65, и она нам заварила такой ядреный кофе. Было пять утра, и это был самый вкусный кофе в моей жизни.