В театре «Легенда» 13 февраля состоялась премьера спектакля «Заповедник», созданная по мотивам повести Сергея Довлатова. Работа вошла в репертуар культурного учреждения. Режиссер постановки Виталий Любский рассказал «Петербургскому дневнику», почему этот проект является зеркалом современной действительности.

– Виталий Владимирович, недавно состоялась премьера спектакля «Заповедник». Какие эмоции вы испытали после первого показа?

– У меня, к сожалению, никогда не бывает полной удовлетворенности от проделанной работы. Хотя очень хочется. Всегда что-то не устраивает, потому что создание спектакля – сложный процесс. Свет, музыка, сценография, актеры – всё должно быть соединено воедино. Но всегда после премьеры, а даже во время нее, хочется что-то изменить, переделать, уточнить. Поэтому эмоции после премьеры всегда смешанные: радость оттого, что спектакль состоялся, и неудовлетворенность от осознания, что что-то можно было бы сделать лучше.

– Вы сказали, что всегда есть к чему стремиться. Можете назвать моменты, которые хотелось бы улучшить?

– Это очень внутренняя кухня. Спектакль – это живой организм, который не может быть одинаковым каждый раз. Мелочи, которые могут быть незаметны зрителю, но они очень влияют на общее впечатление. Например, ритмы той или иной сцены, громкость звука, музыкальные акценты. Деталей много, и они постоянно требуют уточнений.

– Чем запомнится постановка зрителям?

– Сложно отвечать за зрителей, но мне кажется, что спектакль может показаться интересным благодаря тонкому, особенному довлатовскому юмору, за которым зачастую скрывается грусть. Мы, кстати, назвали «Заповедник» «грустным анекдотом в двух частях». Кроме того, в спектакль включены несколько эпизодов из других произведений Довлатова. Это позволяет расширить сюжет «Заповедника», придать ему дополнительные смыслы и темы, которые, как мне, кажется, тоже могут оказаться небезынтересными для зрителей. Финал спектакля у нас отличается от финала повести

– Почему вы решили изменить финал?

– В финале повести главный герой, писатель Борис Алиханов, возвращается в Ленинград и уходит в запой. Мы же показали иммиграцию в США, как это было в реальной жизни Довлатова. Но и там герой сталкивается с тем же «заповедником» – мифом, от которого уехал. Это метафора: заповедник в спектакле – символ мифологизированного сознания, концентратом которого становится фигура Пушкина. Будь то советский культ поэта или современные трактовки. Миф о Пушкине менялся со временем: от друга декабристов до монархиста. Это исследование мифа, который делает поэта неживым, памятником. В спектакле мы хотели сделать акцент не на судьбе спивающегося интеллигента, а на среде и мире заповедника.

– Сергей Довлатов оставил после себя множество ярких произведений. Почему вы взяли за основу именно эту повесть?

– Произведение «Заповедник» резонирует, как мне кажется, с сегодняшним днем. Это история нашего мифического сознания. А ещё… это просто блестящая проза. Когда читаешь, слышишь интонации, видишь персонажей. Идеальный материал для сцены.

– Как проходил процесс подготовки к постановке?

– Мы как-то на удивление очень легко и азартно репетировали, что для меня стало неожиданностью. Мне казалось, что молодым артистам, а тогда ещё студентам, будет тяжело понять многое у Довлатова. Но это оказалось не так. Возможно, нам очень помогла поездка перед началом репетиций в Пушкинские горы, где мы видели экскурсоводов, многие из которых по-прежнему, также как и в повести Довлатова, обожают Пушкина. Обожают наивно, трогательно и немного забавно. Там до сих пор стоят таблички в лесу: «Здесь Пушкину пришла в голову строка…». Это то, над чем Довлатов посмеивался. Также мы были в доме Довлатова, где сейчас музей. И к началу репетиции мы уже были напитаны и заражены атмосферой Пушкинского заповедника. Может быть, поэтому нам было легко.

– В спектакле звучит и классика, и романс, и советская эстрада. Как родился такой музыкальный микс?

– Музыка, как мне кажется, органично прижилась в спектакле. Так, романс «Я помню чудное мгновенье» – часть пушкинского мира, советские хиты – фон эпохи, Бах и Вивальди – вечное.

– Расскажите подробнее о сценографии спектакля.

– Пространство спектакля мы создавали вместе с талантливым молодым художником Алисой Феоктистовой. Мы решили, что мир заповедника – это мир особо охраняемой территории. А поскольку в спектакль, как я говорил, включены тексты из других произведений Довлатова и одним из них является фрагмент из сборника рассказов «Зона», то охраняемая территория обрела сценографическое единство в постановке. Кроме того, мы погрузили пространство спектакля в неухоженный, неуютный советский быт главного героя. Алиханов в повести (как и Довлатов в жизни), работая экскурсоводом в Пушкинских горах, снимал комнату в покосившемся, полуразрушенном доме. В этом доме была дырявая крыша, низкие потолки, в то время как Довлатов был очень высокий. Щели в полу такие, что через них в комнату могли пробираться собаки. Довлатов, по воспоминаниям, не только не мог стоять в полный рост, но и лежать, полностью вытянувшись на кровати, и, чтобы выпрямить ноги, приставлял табуретку. Эту бытовую неустроенность мы также постарались перенести на сцену.

– Есть ли моменты в «Заповеднике», которые особенно резонируют с вами как с режиссером?

– Да. Один из таких моментов – звонок героя дочери. Этот эпизод мы тоже взяли из другого произведения Довлатова. Сцена является кульминационной, так как герой расстается с женой, остается совсем один и звонит единственному оставшемуся у него близкому человеку. В качестве голоса дочери Алиханова я записал реальный голос своей дочери, и этот момент имеет для меня особую эмоциональную окраску. Не только как для режиссера, но и как для папы.

– Какие у вас планы на дальнейшую судьбу спектакля?

– Спектакль идет в репертуаре театра «Легенда». Я надеюсь, что он будет интересен зрителям и проживет долгую жизнь. Что касается моих планов, то мы обсуждаем с художественным руководителем театра возможность следующей работы, но пока это только еще предварительные договоренности.

– Что бы вы посоветовали молодым режиссерам, которые только начинают свой путь в мире театра?

– В театре принято считать режиссера молодым лет так до 50. Это можно понять, ведь режиссура – это профессия, в которую начинают приходить в основном в зрелом возрасте. В этом смысле, да и в плане накопленного режиссерского опыта, я считаю себя молодым режиссером. Поэтому я не имею права никому ничего советовать, а могу только пожелать своим коллегам понимания их работы со стороны актеров, директоров театров и, конечно, зрителей. И еще, как говорил Петр Наумович Фоменко: «…диких сомнений и тоски по совершенству».

– Какую роль театр играет в современном мире?

– Театр – это пространство, которое можно наполнить разными смыслами. Театр разный. Он может воспитывать, а может развращать, развлекать или учить думать. Мне хочется верить, что театр может быть нужен и важен для людей, особенно если он наполнен большими глубокими чувствами и мыслями. Что он может что-то менять к лучшему. И даже если это иллюзия, мне все равно хочется в это верить.