Год назад был создан «Союз 24 февраля» – неформальное объединение отечественных писателей, поэтов и критиков, не только сохранивших верность своей стране, но и считающих, что российская книжная отрасль нуждается в срочном реформировании. Конкретные пути выхода из кризиса были предложены в недавно опубликованной программе развития русской литературы – документ получил название «Русский литературный прорыв».

О причинах потери отечественной культурой своего суверенитета, о деструктивной литературе и работе «Союза 24 февраля» мы поговорили с одним из его участников – известным литературным критиком и публицистом Андреем Рудалевым.

– Андрей, если повторить для тех читателей, которые пропустили эту информацию: кем и с какой целью был создан «Союз 24 февраля»?

– В начале февраля прошлого года в Госдуме обсуждалось состояние современной отечественной литературы. Тогда возникла чёткая картина: с одной стороны, либеральная инерция подмены отечественного культурного кода и последовательного отторжения от страны и народа, а с другой, опасность простых путей-реакций, выражающихся в запретительстве, цензурной дубине, ханжестве. Когда на бабочку поэтиного сердца может наступить сапог чиновника, не сильно разбирающегося в вопросах творчества, или карикатурного охранителя. В сочетании – гремучая смесь.

На этом фоне как раз и возникло ощущение необходимости третьей силы. Так сложилось наше экспертное сообщество, в котором сейчас три десятка литераторов. Все самодостаточные и имеющие имя в литературе. Мы не перетягиваем на себя одеяло, не занимаемся самопиаром, а стараемся проговаривать очевидные болевые точки современного литературного процесса и предлагаем пути выхода.

Если хотите, «Союз 24 февраля» – особая форма подвижничества, голос, неустанно твердящий о необходимости коренных структурных изменений в литературе и шире – в культуре.

– В какой момент и почему русская литература перестала быть суверенной или, по крайней мере, перестала быть фундаментом нашего культурного суверенитета?

– Большой и серьёзный разговор, который следует поднимать и вести в нашем обществе... В годы перестройки восторжествовали вирусы нигилизма, подмен и выверта. Страна будто погрузилась в альтернативную реальность, которая превращала отечественную историю в бесконечную страшную сказку или особую форму проклятия. Свет из этого тоннеля тьмы помещали в некое тридевятое царство. Необходимо было идти туда, не зная куда, и обрести незнамо что. Этакие императивы пустоты.

Подобная альтернативная реальность стала опустошительным сквозняком, который выдувал всё настоящее и коренное, замещал энергиями разложения и разобщенности. Общество знобило, буквально трясло от повышенной температуры и вирусного поражения всего организма. Оно оказалось беззащитным, его убедили, что все болезни – от самого себя и собственной ущербности, а чтобы излечиться, надо стать другим и не походить на себя прежнего. Вот оно и принялось рядиться то ли в пугало, то ли в урода.

Уже в 90-е восторжествовала идеология изменения цивилизационной сущности России, её полной перекодировки. В политике действовал императив «не допустить возврата», то есть советских времен. Всеми силами приближали то время, когда уйдет в вечность последний советский человек, заклейменным «совком». В сфере культуры и литературы шли схожие процессы отречения от своего тысячелетнего «преступного» прошлого. Манифестом этой культурной переделки стало знаменитое послание творческой интеллигенции октября 1993 года, получившее название «Раздавить гадину!».

Этот процесс и развивался десятилетиями, выстраивая новую иерархию ценностей, новую традицию, канон. Именно то, что в прошлом году президент Владимир Путин назвал термином «ползучая интервенция».

В итоге мы получили идеологическую литературу, не включенную в отечественное цивилизационное строительство, воспринимающую и ориентирующуюся только лишь на карикатуру. Литературу бегущих и проклинающих свою страну или чёрного квадрата на аватарке пустоты.

И это не удивительно: проект кардинальной перекройки культуры произвел подобие культурной шизофрении.

Это мы сейчас и наблюдаем в ситуации крайней дифференциации литературной среды. Где, с одной стороны, эпигоны Запада, воспринимающие Россию исключительно через призму западной оптики, и таковой была у нас магистральная линия. С другой, носители подавляемой отечественной традиции, которых больше трех десятилетий выставляли маргиналами, мракобесами, варварами... Эту традицию и необходимо сейчас восстанавливать из руин, взращивать, она ещё слишком слаба и беззащитна.

– Одной из важнейших проблем нашей литературы вы считаете монополизм рынка при открытом лоббировании некоторыми участниками процесса западных интересов?

– Надо говорить о новой литературной реальности, которая как раз и связана с тем вывертом, про который я говорил выше. О чём-то схожем в своё время говорил Сергей Довлатов, рассуждая об англоязычной литературе. Он говорил, что с её точки зрения русская литературой не является. Это совершенно иной культурный феномен, что связано с особой ролью слова в России – цивилизации слова.

И вот сейчас можно говорить, что идёт или уже произошла подгонка под «общемировой» стандарт или гребенку.

Специфика современного литературного процесса в России состоит в том, что сейчас в нем высшая инстанция – издательский станок. Монопольный и частный, который также подчинил и процесс книгораспространения. Отсюда и все дальнейшие девиации: статус литератора – ниже плинтуса, уничтожение профессиональной критической институции, которую заменил маркетолог, отчуждение от читателя, смехотворные тиражи при огромной россыпи наименований и так далее.

При этом бизнес, монопольно управляющий литературой, само собой, ориентируется на прибыль, а вовсе не на государственные интересы. Он не играет вдолгую, поэтому легко управляем, например, западной модой – ситечком Эллочки Людоедки. Он не занимается вопросами государственного культурного строительства и культурного суверенитета и легко подвергается внешнему воздействию: тому, кто платит. Это может быть западный фонд или институт, или международные книжные ярмарки, ориентирующиеся долгие годы на одну стратегию успеха: плохие новости из России.

– Это проявляется и в сфере «взрослой», и в сфере детской литературы?

– Конечно, детская литература в нашей стране оказалось приоритетным плацдармом приложения внешних усилий. Именно поэтому в последнее время и используется термин «деструктивная детская книга».

Помнится, ещё в середине нулевых наткнулся на внушительный фолиант энциклопедии про детство, в ней говорилось о новой концепции воспитания, основанной «на последних достижениях мировой и отечественной психологии семьи». Из текста можно было понять, что все главные достижения касаются вопросов нетрадиционной ориентации детей или воспитания их в нетрадиционных однополых семьях. Вектор нового и прогрессивного был чётко обозначен. Нормальности места практически не находилось.

Так и формировалась конъюнктура с прокачкой западными ценностями. В детской литературе был встроен целый конвейер этой прокачки. Западные фонды платили деньги за издание той или иной книги в России. После уже отечественные авторы ориентировались на них как на прогрессивный эталон нового слова и повестки. Как на то, что можно выгодно продать и конвертировать в успех. При этом разграничить зерна от плевел не представлялось возможным, ведь была полностью убита критика детской литературы. Остались лишь рекомендательные сервисы. Поэтому читатель и остался один на один с произволом.

– Какие – на данном этапе – главные итоги деятельности «Союза 24 февраля»?

– Мы показали, что можно, не страшась и не озираясь по сторонам, поднимать важнейшие темы, не будучи лоббистами и приверженцами каких-либо корпоративных интересов. Что можно напрямую апеллировать к власти по поводу той самой сложившейся монополии, по стратегии продвижения отечественной литературы за рубежом.

И не просто взывать, но и быть слышимым, ведь по большому счету наша литература была долгое время немотствующей. Все дискуссии в ней были формата переливания их пустого в порожнее. Говорили и решали в ней по большей части лишь начальники, а вся структура очень сильно походила на театр Карабаса.

Думаю, что результат нашей деятельности сравним с «эффектом бабочки», и он будет нарастать, даже и без нашего непосредственного попечения. И ещё хотелось бы верить, что в деятельности «Союза 24 февраля» есть нечто провиденциальное, что нами руководит и ведет инстинкт самосохранения отечественной литературы. Мы для этого пришли, ради этого жертвуем многим.

– Некоторые литераторы связывают закрытие Ассоциации союзов писателей и издателей России (АСПИР) с критикой со стороны «Союза 24 февраля». Как относитесь к такому мнению?

– Преувеличивать наше могущество не стоит, но и умалять не надо. Шутка.

Для меня эта история, которая ещё не закончилась и не известно к чему приведет, – иллюстрация того, как у нас управляется литература.

Был востребован единый администратор, кому можно было бы направлять государственные финансы. Его и создали, не сильно озадачиваясь долгосрочной стратегией и эффективностью. Возник бюджетный поток, его и осваивали, как могли. Было что-то приятное для литераторов в плане командировок, вечеров, но что это давало государству, которое финансировало проект, – большой вопрос. При том, что тема СВО никак не интересовала структуру. Как только к проекту возникла критическая масса вопросов, его предпочли прикрыть, при этом сотрудники были в совершенном неведении.

Вот и возникает вопрос эффективности расходования вложенных немалых средств. По сути, все они улетели в трубу, а ведь можно было реорганизовать, использовать наработанный опыт и двигаться дальше. Но создали игрушку, а потом её бросили. Я бы спросил за это с кураторов. Но так получилось, что никто из ответственных лиц не удосужился объясниться. Сотрудников выкинули на улицу, создали на ровном месте конфликтную ситуацию, произвели негатив, направленный в сторону государства, которое за всё это и платило. Вообще-то типическая история, но очень бы хотелось преломить эту инерцию.

– Недавно вы опубликовали программу развития отечественной литературы. По существу это план действий для государства, направленный на восстановление суверенитета литературы?

– В названии программы можно увидеть аллюзии с летовским «Русским прорывом», ставшим антитезой тому самому манифесту либеральной интеллигенции «Раздавить гадину!».

В программе мы попытались показать, что литературный процесс можно выстроить понятным, открытым, эффективным и ориентированным на своё Отечество. Мы попытались доказать, что косметикой или сменой декораций ничего не достичь, необходимо преломить печальную и деструктивную инерцию, а управление литературой у нас застряло где-то в девяностых, а сама она иными воспринимается этаким вотчинным наделом.

Работать необходимо системно, в программе «Русский литературный прорыв» как раз и продемонстрирован системный подход. По большому счету, можно сделать подобие литературного и шире культурного МФЦ или корпорации развития и выстраивать весь процесс – от поддержки литератора при работе над произведением до популяризации и создании дискуссионного поля вокруг готового текста, чтобы не было ощущения труда на пустоту и в никуда.

Недавно услышал отличное предложение от редактора одного из толстых журналов о необходимости смены управленческих кадров, занимающихся литературой. Мне кажется, отличное предложение, с этого и надо начинать. Очевидное решение, которое поддержит подавляющее количество литераторов в стране.

Есть, как мне кажется, давно назревшее предложение по введению обязательного сбора с книг современных зарубежных авторов. Сейчас вся книжная индустрия работает именно на этот поток переводной литературы, потому как это самый простой путь и чрезвычайно выгодный для бизнеса, когда не надо озадачиваться созданием действенной собственной инфраструктуры. Поэтому мы и предлагаем идти не по пути запретов, а развития своего. Средства, полученные с этого сбора, направлять на реализацию патриотических проектов, социальную поддержку литераторов, а также на реализацию госзаказа.