– Юрий Алексеевич, с 2005 года вы руководите Театром музыкальной комедии. Какую роль театр играет в современной культурной жизни Петербурга?

– Театр музыкальный комедии сегодня, как мне кажется, занимает достойное место в культурной жизни города. И, на мой взгляд, город стал это понимать. Выезд на гастроли нашего спектакля – это дорогостоящее удовольствие, людей задействовано много. Но тем не менее мы в свое время показали спектакль «Белый. Петербург» в Будапеште и со своими лучшими спектаклями побывали в Москве. Все это значит, что к театру есть внимание. Есть и удовлетворение от того, как развивается театр и что делает в своем жанре для нашего города и нашей страны.

– 2025 год объявлен президентом России Годом защитника Отечества. Из истории мы знаем, что Театр музыкальной комедии – театр блокадный. В Ореховом фойе представлена экспозиция о работе театра в годы блокады. Расскажите об этой выставке.

– Мы долго шли к тому, чтобы создать музей. При этом музей, который был бы посвящен блокадному периоду. Здесь представлены замечательные фотографии спектаклей того времени, костюмы, афиши. Стоит буржуйка, и она, как мне кажется, передает дух того времени. Вы знаете, играть зимой, когда даже за кулисами минус десять градусов… А посмотрите на костюмы – целый ряд с голыми плечами, с декольте!

Артисты сидели в тулупах-ватниках у буржуек, потом сбрасывали их, выбегали на сцену и играли. Действо продолжалось, зал был полон, и народ забывал о том, что происходило в осажденном городе.

– Вы родились в Ленинграде. Расскажите про ваше детство и ваших родителей.

– Мое детство прошло на Школьной улице, в домах, которые строили пленные немцы, это двух-трехэтажные домики. Параллельно шла железная дорога, за которой были совхозы. Учился я в 65-й школе, окончил 7 классов, пошел в техникум, потом в институт. Так как у меня все в семье были потомственными полиграфистами, я пошел в московский филиал полиграфического института, окончил его. Отслужил в армии, вернулся, работал в проектном институте полиграфии, а затем решил все резко поменять.

– Впервые в стенах Театра музкомедии вы оказались лет в тринадцать?

– В четвертом классе мама купила билет на балет «Волшебная стрела», который поставил Роберт Гербек (главный балетмейстер Театра музыкальной комедии с 1961 го 1970 год). Это происходило в районе ноябрьских праздников, и я помню, как пришел, а вход закрыт, никого нет. Оказалось, что показ перенесли.

Я отправился к администратору театра, им был знаменитый в то время Борис Ганапольский. Он был очень суровым, все его боялись, но он подписал мне билет. Первым спектаклем, который я здесь увидел, стала «Марица». Я сидел в ложе, у оркестра. И вот с тех пор я фанат этого театра и этого жанра!

– Вы окончили Ленинградский институт театра музыки и кинематографии по специальности «Театровед-организатор театрального дела». Почему выбрали именно эту профессию?

– Я пришел в театр на должность замдиректора, имея высшее инженерное образование. Мне, естественно, хотелось подкрепить то, чем я занимался в театре, какими-то знаниями. В то время это был очень мощный факультет, созданный Анатолием Юфитом. И первые его выпускники – это элитный слой директорского корпуса.

Помимо того, что они обучались в институте, они минимум полгода проходили практику на периферии. Перед ними ставилась задача привлечь зрителя, и это была мощная жизненная основа, фундамент дальнейшей профессии.

– Вы руководили разными, по сути, творческими организациями. Это и Дворец работников искусств, и Драматический театр имени Комиссаржевской, и Филармония. Были исполнительным директором Мариинского театра. А есть ли различия подходов к организации творческих процессов в таких разных учреждениях культуры?

– Есть большие отличия музыкального театра от драматического. Все-таки в музыкальном театре солисты, оркестр, хор, балеты. А в драматическом – только артисты и постановочная часть. Но логистика и принципы управления во многом схожи.

– Каково это было совмещать руководство Театром музыкальной комедии с работой на посту заместителя Валерия Гергиева в Мариинском театре?

– Это был сложный, тяжелый период. С утра и до обеда я был в одном театре, потом сразу в другой. Все это было непросто, но интересно. Я многому научился у Валерия Абисаловича. Его стилю управления театром, его жесткостью в выполнении поставленных задач. Это дорогого стоит.

– Насколько отличаются задачи театрального менеджера сегодня от тех, которые были прежде?

– Они кардинально изменились. Раньше все было намного яснее и проще. Вот у тебя есть план. Когда я пришел в этот театр, было четыре постановки в год, которые обеспечивало Главное управление культуры Ленгорисполкома . Раз или два в год он давал разнарядку, чтобы артисты и работники театра могли купить машину. Была социальная программа. Репертуар должен был быть на 75 % советским и на 25 % западным. Спектакли принимала комиссия Управления культуры. В наше время, когда такая система отсутствует, количество непотребных спектаклей в разных театрах растет в геометрической прогрессии.

При этом, естественно, выросла стоимость спектакля. На 99 % импортозамещение театральной отрасли не происходит. Свет, звук, видео, ткани… Все это импортное. Очень многое изменилось в самой профессии руководителя театра.

– В обществе традиционно принято считать, что культура – сфера дотационная. А вот на ваш взгляд, может ли она приносить доход бюджету?

– Вообще, культура создана для другого. Это не фабрика, которая выпускает телевизор, и который надо покупать. У нее есть миссия – воспитывать население страны. Естественно, с учетом идеологии государства. В советское время за каждым театром был закреплен мощный солидный завод: «Электросила», Металлический завод или завод подъемно-транспортного оборудования. И мы ездили с концертами в цеха. Был такой слой, который, может, сам и не очень хотел ходить в театр, но театр и культура приходили к нему. Концертные бригады ездили по всей стране.

Сегодня это, конечно, немного упало. Интеллигенция стала иметь меньшую финансовую возможность покупать продукт. В свои детские годы я практически во все театры ходил. Я знал, что такое третий ярус в Маринке, я видел Нуриева, видел Барышникова. Я мог себе позволить. И моя мама могла позволить, чтобы я ходил туда. А сегодня ваши дети могут пойти на «Щелкунчика»? Могут, если только они выиграют в аукционе билет за 400 тысяч… У простого человека нет таких денег. Это проблема.

– Театр музкомедии стал первым в стране профессиональным театром оперетты, который удостоился гранта президента России в области культуры и искусства. Как это помогло в работе театра?

– Это помогло театру жить и развиваться. Грант президента позволил творческой составляющей театра иметь достойную зарплату.

– В одном из интервью вы сказали, что на недавний юбилей театра губернатор Санкт-Петербурга Александр Беглов подарил сертификат на 100 миллионов рублей. Как вы распорядились этими средствами?

– Я, конечно, ожидал подарка. Но не ожидал подарка в таком объеме. Он сказал, что 30 миллионов город выделяет на новую постановку и 70 миллионов – на новое оборудование, которое для нас необходимо. И все это замечательно. Но театру скоро 100 лет. Поэтому мы снова ждем большого подарка (смеется).

– Вы рассказывали, что есть решение выделить участок под строительство второй площадки театра.

– Безумно тяжело репертуарному театру на одной площадке прокатывать разножанровые направления. Обычно мы держали в театре декорации двух-четырех спектаклей, а остальные были на складе. Но когда мы стали играть «Бал вампиров», то больше ничего другого одновременно показать в театре не могли, так как все было заполонено декорациями этого спектакля.

Сегодня в репертуаре театра девять мюзиклов. А в конце 2025 года их будет уже четырнадцать. Как их прокатывать? Как держать качество спектакля на том уровне, на котором оно должно быть? Это безумно сложно. В Европе ни один репертуарный театр не работает на одной площадке.

Я убежден, что это будет выгодно и экономически. Мюзикл – развивающийся жанр, востребованный. Очень много сейчас замечательных артистов, которые вкусили этот жанр и достойно могут его представлять.

Если говорить откровенно, родоначальником советского мюзикла стал наш театр. Был замечательный режиссер Владимир Воробьев. Если вы вспомните его спектакли «Свадьба Кречинского», «Дело», «Труффальдино» и «Разбитое зеркало». Да, он привел под эти спектакли целый ряд драматических артистов. Но в этих спектаклях, в том же «Разбитом зеркале» Александра Журбина, играли артисты оперетты. При этом у целого ряда артистов оперетты возникли проблемы с голосовым аппаратом… Потому что мало кто может работать и в том, и в другом жанре. Все мюзиклы идут на микрофонном пении, а позиции нашего театра в том, что все оперетты идут без микрофонов.

– В одном из интервью вы отмечали, что у каждого спектакля есть свой срок, который во многом зависит от зрительского интереса. А есть, на ваш взгляд, спектакли, которые вне времени, на которые зрители ходили, ходят и будут ходить?

– Если зритель перестает ходить на спектакль, значит, спектакль надо снимать. Мы живем в то время, когда должны считать, можем ли поднимать занавес, если это экономически невыгодно. Но есть и такие спектакли, на которые, может быть, нет мощного зрительского спроса, но при этом они входят в число ярких достижений театра. Допустим, наш спектакль «Белый. Петербург». Мы сразу понимали, что он не может быть сверхкассовым. Но это настолько замечательный спектакль по всем составляющим!

– Расскажите про легендарных артистов Театра музыкальной комедии.

– Была легендарная балерина Нина Пельцер. Лидия Бондаренко-Лидина. Анатолий Королькевич… Это легенды! А Александр Орлов? А Алексей Смирнов, который здесь хоть и немного работал, но все знают его по фильму «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». А Кедров, Емельянова, Рогозикова, Воронина, Тимошин, Копылов, Колосов, Ермакова – это все тоже легенды! Притом легенды не дутые, а истинные. Когда осенью мы отмечали 95 лет нашего театра, на сцену вышла Зоя Акимовна Виноградова, весь зал встал и аплодировал. Легенда!

– Деятельность театра выходит за периметр этого здания. У вас есть фестиваль «Оперетта-Парк». Успешная идея?

– Считаю, что нам надо как на Западе (в хорошем смысле слова) использовать возможность open-air, выступления на воздухе. Мы начинали до пандемии, потом был перерыв. Мы пробовали проводить фестиваль в разные периоды. Но, как правило, когда бы мы ни делали, будь то в июне или в июле, обязательно из трех дней выступления два дня лил дождь. Эта карма нас не миновала! Но все равно это надо делать. Это красиво, это роскошно. Я вспоминаю знаменитое выступление оперетты в Австрии на озере Мёрбиш. Сказка! Сидит огромное количество людей, темно, скачут лошади, едут старинные машины… Это здорово. Мы будем продолжать наш фестиваль и в этом году. Спасибо Комитету по культуре Санкт-Петербурга и директору государственного музея-заповедника «Гатчина» Василию Юрьевичу Панкратову за то, что они это дело поддерживают.

– Как Петербург повлиял на вас?

– Тот, кто родился, живет и работает в Петербурге, счастливый человек. Я не представляю житие-бытие в другой стране или в другом городе.

– Юрий Алексеевич, а какой он ваш, Санкт-Петербург?

– Он мой. Вот он мой. Марсово поле, Спас на Крови, Петропавловка, Исаакиевский Собор. Все это помогает душевному спокойствию, душевному умиротворению. Если я вижу красивый фасад, то и это тоже, конечно, гордость. Город развивается.

– А у вас есть хобби?

– Ходить на баскетбол. Когда-то я был поклонником нашего «Спартака», в Кондрашинский период. И у меня были мои хорошие друзья, знаменитые баскетболисты, например Саша Большаков. Много было ребят. Мы ходили на все игры – в «Можайку», в «Юбилейный». Не пропускал ни одной игры! И вдруг, где-то год назад, один замечательный артист, Сережа Мигицко, вытащил меня на баскетбол. И я стал ходить снова.

– Что для вас счастье?

– Это чтобы я был еще нужен кому-то. А второе, счастье – это когда есть любимая работа. Счастье, что сегодня в городе есть власть, которая к культуре повернулась лицом.

– О чем вы мечтаете?

– Чтобы театр получил вторую площадку.