– Юрий Константинович, мы с вами находимся в Театре музыкальной комедии. Что для вас значит это место?

– Это прежде всего блокадный театр, который сполна разделил всю участь нашего города. Это одно из самых красивых мест в Петербурге. С другой стороны, это тот театр, где мне удалось поставить несколько спектаклей, которые я очень люблю. Например, «Бабий бунт» и другие.

– По сюжету оперетты «Бабий бунт» героиня возвращается из города на казачий хутор и учит других женщин, как надо жить. Они перестают следить за детьми, готовить. А мужики идут вымаливать у них прощение. Сейчас тот век, когда мужчины сами могут заниматься детьми, бытом. Это актуальная история?

– В «Бабьем бунте» (12+) нам хотелось показать, что, какими бы ни были идеологические устремления, людей объединяют нормальные взаимоотношения. Это любовь мужчины и женщины, это дети, дом, быт, родина, семья, друзья. Эти ценности нельзя отправить на второй план.

– А вы помните себя в детстве? Кем вы хотели стать?

– Лет в пять я мечтал стать железнодорожником, водить паровоз. А дальше, сколько я себя помню, я хотел работать в Кировском – ныне Мариинском – театре, быть певцом. Когда мой отец Константин Лаптев (оперный певец, народный артист СССР. – Ред.) завершал свою карьеру, состоялись финальный спектакль и поздравление, меня вызвали на сцену и я что-то спел. Это было мое первое выступление на сцене театра.

– В открытых источниках ваша биография начинается с Ленинградской консерватории. А что было до этого?

– До этого были счастливое детство и школа. Я учился в школе № 80 Петроградского района на улице Мира. Помню пионерскую организацию. У нас была замечательная английская школа, бывшая гимназия, большой и очень красивый актовый зал. Когда приезжали делегации, мне всегда предлагали что-то спеть.

– В Ленинградской консерватории вы окончили класс вокала у Константина Лаптева, народного артиста Советского Союза. Каково это – учиться у своего отца?

– Сложно. С другой стороны, это избавило меня от ошибок, которые я мог совершить, не найдя своего педагога. Отец начинал как церковный певчий. В церкви тебе не дадут кричать, там вырабатываются дыхание и вкус – благодаря изумительному музыкальному материалу. Эта длительная подготовка потом его вывела на оперную сцену. Он сохранил молодой и свежий голос до конца своей жизни.

– Ваше первое место работы – Научно-исследовательский институт земной коры Ленинградского государственного университета. Как так получилось?

– Я стал ухаживать за своей будущей супругой и понял, что надо что-то делать. Не могу же я постоянно просить у мамы 15 копеек на мороженое. Я решил подработать и стал лаборантом в этом институте. Потом поступил на режиссерский факультет Ленинградской консерватории, окончил его. Фактически с того же момента стал преподавать в Консерватории, и было такое счастье, что я поступил служить в Кировский театр.

– Вы сказали, что с детства не представляли никакого другого театра, кроме Кировского. Но в вашей биографии случились и Большой театр, и Метрополитен-опера в Нью-Йорке, и другие ведущие театры мира. Какой театр для вас все-таки родной?

– Безусловно Кировский! Это историческая сцена. А исторические театры имеют свой характер, судьбу и ауру. Я почувствовал этот театр в полной мере в годы перестройки. Помню, приехал оперный певец, дирижер Пласидо Доминго дать благотворительный спектакль «Отелло». Потом его еще долго чествовали, он раздавал автографы. Затем все уехали, а я остался. Тогда я был заведующим режиссерским управлением театра и всегда уходил последним. И вот в тот раз тоже. Было около двух часов ночи, я шел по фойе и вдруг ощутил, что вокруг меня не просто темнота и пустота, а какая-то энергия. И мне стало жутко не по себе. Я шел, пока не увидел рамочку двери, за которой горел свет. Потом я понял: под этим куполом было столько эмоций! И восторги, и провалы, и влюбленность, и зависть. Огромное множество разнообразных человеческих эмоций, которые пропитали все стены.

– Вам пригодился опыт работы в театре на высокой должности советника президента России?

– Конечно! Но, меняя форму деятельности, я не изменял себе. При приеме на работу Владимир Путин сказал мне, чтобы я не бросал творческую жизнь. Я был чиновником и в то же время оставался артистом. Работа на таком ответственном посту дала мне то, что я никогда бы не получил в обычной жизни. Мне казалось, что моя задача – быть там, где есть какие-то сложные вопросы. Например, если возникли проблемы у школы на Урале, которую хотят закрыть, мне надо обязательно туда приехать и помочь, чтобы этого не произошло. Я никогда бы не узнал, что такое Россия, если бы не побывал на такой должности. Однажды ко мне пришла моя выпускница из ГИТИСа (я тоже там преподаю) и сказала: «У нас был задуман спектакль с итальянцами, но наступили такие времена, что итальянцев нет, труппа разбегается, а нам надо как-то сохранить театр». Это был 2014 год, Донецк. Я приехал, и вот что меня поразило. Среди зрителей оказалась девушка в военной форме, у нее в руках блестело что-то металлическое, она сидела, то засыпая, то просыпаясь. Но она пришла в театр! Представляете, прямиком оттуда. И вот уже ради нее, ради таких людей надо играть спектакль!

– Вы поставили спектакль «Ленинградцы. 900 дней во имя жизни». Как вы сами говорили, это музыкальный дневник о блокадных днях…

– Победа – это большая радость. Но первостепенная задача – рассказать, как это было. Я не люблю назидательные программы, когда выходит диктор и говорит: «Это хорошо, это плохо…» У нас родилась идея сделать такую вещь, чтобы участвовала архивная хроника, радиозаписи того времени, мемуары, чтобы звучала музыка, написанная в блокадное время в Ленинграде. И рассчитывал я не на ветеранов: они и так все это видели, им тяжело это вспоминать. Такой проект необходим молодежи, чтобы новое поколение задумалось о том, что такое война. О том, что мы имеем и, возможно, не ценим. Профессор консерватории, старичок Василий Калафати (композитор и педагог, живший в 1869-1942 годах. – Ред.) в 1942 году участвовал в конкурсе по написанию марша Победы. Но какая победа?! Шел 1942 год. И он занял первое место. А когда пришли вручать ему премию, он уже умер от голода. Борис Асафьев (профессор, педагог, академик, народный артист СССР, 1884-1949. – Ред.), который в блокадное время уже не вставал, вдруг начал писать духовную музыку. А он был очень политически подкованным человеком. Валериан Богданов-Березовский (композитор, педагог, заслуженный деятель искусств РСФСР, 1903-1971. – Ред.) слушал сводки и стал писать оперу «Кировский завод». Кругом – смерть, никакого просвета, урезается паечка хлеба, а люди пишут такие вещи.

– Ваша супруга – певица, известный педагог. Дочь – оперная певица, солистка Михайловского театра. Что для вас значит семья?

– Семья – это самое главное. Это самая естественная форма сосуществования людей. Я очень люблю дом. Считаю, что дом – это моя крепость. Так получилось, что мой отец, моя мама, дочь, моя жена, внук – четыре поколения в музыке. Мы занимаемся любимым делом.

– Вы упомянули внука, он учится в легендарном Хоровом училище имени Глинки, история которого началась с хора певчих дьяков. И ваш отец учился церковному пению. Это случайность?

– В жизни ничего случайного не бывает. Внуку это нравится. Он слушает и исполняет хорошую музыку. Я очень люблю Капеллу, это поистине уникальное учреждение, там одни мальчишки. Там вырабатывается и характер, и умение коммуницировать. А главное – их всех связывает высокое служение. Они поют, совершенствуются, у них душа расцветает по-другому.

– Какой он, ваш Санкт-Петербург? Где в нем ваши места силы?

– Столица Российской империи. Эталон вкуса. Город, который построен вопреки всему. Его не должно было тут быть. Отвратительный климат, неудобный порт – все не так. А он стоит, имперский красивый город. Люблю Театральную площадь, там проходит вся моя жизнь: бегаю между Консерваторией, Мариинским театром… Люблю свою Петроградскую сторону, Артиллерийский музей и Петропавловскую крепость. Это моя среда обитания. И я ловил себя на мысли, что, когда мы с мамой выходили погулять вечером, надо было пройти от улицы Мира, где мы жили, до Кировского моста (ныне Троицкого) и вернуться обратно. И какое бы ни было настроение, оно становилось другим.

– А в чем секрет успеха?

– В труде и честности. В честности своего вклада. И, конечно, в его величестве провидении, которое тебя направляет.

– Что для вас счастье?

– Когда мои родные и близкие живы и здоровы. Счастье – это когда я могу много работать и уставать от работы. Когда мои студенты достойно продолжают свою профессию. Когда я могу прийти домой и посидеть в тишине, посмотреть на фотографии своего отца, например. Счастье – это когда ты живешь и тебе ничего не мешает.

Петербургу бы больше столичных функций. Конституционный суд Российской Федерации уже переехал, командование флотом тоже. Я бы еще сюда Министерство культуры перевел и Министерство образования. Городу надо давать это для того, чтобы он использовал свой потенциал на сто процентов.

Юрий Лаптев – профессор, заведующий кафедрой режиссуры музыкального театра Санкт-Петербургской консерватории имени Н. А. Римского-Корсакова. С 1988 года – режиссер, солист оперной труппы Театра оперы и балета имени С. М. Кирова (ныне – Мариинский). В его репертуаре более 30 оперных партий.