– Наталия Николаевна, расскажите, пожалуйста, как в Ленинграде вообще начинали заготовку и переливание крови?

– Медицинская специализация трансфузиология, изучающая переливание крови, начала активно развиваться только в 30-е годы XX века. В Петрограде впервые проведено переливание крови с учетом групповой принадлежности 20 июня 1919 года под руководством нашего выдающегося хирурга Владимира Шамова.

Процесс изучен, налажен – встает вопрос о донорах, и в Ленинграде с 1931 начинается активная просветительская работа для привлечения людей к сдаче крови, которой заведует доктор медицинских наук Эрих Гессе. Он открывает в нашем городе первую городскую станцию переливания крови здесь, в доме № 16 по Второй Советской улице. В начале набралось всего 8 доноров, через год уже 340, можно сказать, что с первичной задачей справились. А через семь лет, к советско-финской войне, в Ленинграде уже заготовлено 8 тонн донорской крови – самая крупная заготовка в мире.

– Как работал Институт в годы блокады Ленинграда?

– В день начала войны, 22 июня 1941 года, к 19:00 уже было заготовлено 70 литров крови. Никто людей не звал, не было никакого предписания или объявления – доноры пришли сразу. Сказался как раз опыт советско-финской войны. Причем бои от Ленинграда были еще далеко, но люди понимали, что сдача крови в военное время – их долг.

А вот как раз государственный заказ на кровь поступил 24 июня, и в этот же день кровь уходит в госпитали на Прибалтийский фронт для лечения раненых в Рижском и Двинском военных госпиталях.

Далее начинается перестройка этого медицинского учреждения. В этом здании было кожное, стоматологическое, терапевтическое отделение – все они закрываются, пациенты переводятся в другие места, а кадровые и технологические ресурсы полностью бросают на заготовку крови.

– Как истощенные люди могли сдавать кровь?

– Как я уже сказала, штат доноров был в Ленинграде уже достаточно серьезный, но начинается эвакуация и мобилизация, и он значительно сокращается, также множество сотрудников института уезжают из города и уходят на фронт. Более 70 % населения города в годы ВОВ – женщины, именно они и составляют основную часть ленинградских доноров. Уже в ноябре 1941 года в городе бушует дистрофия. Люди получают от 125 до 250 граммов хлеба в сутки. Тогда научный руководитель института Антон Филатов обращается к главе города Андрею Жданову с просьбой установить продуктовый донорский паек, чтобы обеспечить саму возможность брать кровь без угрозы жизни для донора.

Продуктовых ресурсов в осажденном городе, конечно, нет, но на помощь приходит Красная армия, и 10 декабря 1941 паек устанавливается – по 30 граммов крупы, сахара, сливочного масла и половина яйца, 200 граммов белого хлеба, 40 граммов мяса, 25 граммов рыбы на человека в сутки (выдавался подекадно в периоды кроводач). Этот паек в том числе работает как агитация, потому что вы можете себе представить, каким сокровищем является белый хлеб в тот момент. В итоге в Институт приходит до 2000 человек в день. Принимают всех, потому что взять кровь по состоянию можно у десятой части пришедших доноров.

В приемлемых условиях у человека берут до 450 миллилитров крови, в тот момент даже с учетом пайков брали 150-170 с интервалом в 5-6 недель. А раненому бойцу нужно минимум 300 миллилитров за раз. Понятно, какой высочайшей плотности работа должна идти. Кроме того, важно напомнить, что до войны донорам полагалось денежное вознаграждение, которое сохранилось и в блокадное время, но люди масово от него отказались в пользу фронта.

В 1941 году в доноры записалось 35 856 человек; в 1942 году – 56 959 человек; в 1943 и 1944 года – по 34 000 человек. В итоге за годы ВОВ в Институте было заготовлено 144 тонны донорской крови, и каждая пятая доза крови, перелитая бойцу Советской армии, была кровью из блокадного Ленинграда.

– Как происходило общение с доноров и сотрудников института в фронтом и Большой землей?

- Бойцы, получившие лечение переливанием крови, часто обращались в институт с благодарностью и просьбой сообщить им адрес донора. В этих письмах выздоровевшие пациенты называют доноров «такими же бойцами, как они, только без шинелей», и, зная, что донорами, как правило, являются женщины, нередко начинают свое письмо словами «дорогая сестра». Еще более проникновенно звучат слова благодарности, обращенные к донору: «За то, что вы поделились частью вашей жизни, чтобы спасти мою».

Действительно, 150–170 мл крови блокадного донора – это часть его жизни. Эти теплые слова с фронта были очень нужны горожанам, они давали силы переносить блокадные трудности и продолжать жить, когда жизнь кажется ненужной. Вот фрагмент одного из писем: «Я осталась одна, совсем одна. Разрушен мой дом, погибла вся моя семья, но благодаря Ленинградскому институту переливания крови у меня появились новые братья не по плоти, а по крови – это бойцы с фронта, которые присылают мне письма с благодарностью за то, что им перелита моя кровь, и я теперь знаю, зачем нужна моя жизнь».

Переписка с горожанами была нужна и фронтовикам, особенно тем, кто не получал писем из дома. Молодой боец (1921 года рождения) пишет: «Я до 1939 года жил в нашем прекрасном цветущем городе. Я очень люблю Ленинград, мне бы сейчас хотелось узнать, как вы живёте, как вы работаете, как выглядит город. Я давно не получаю письма из дома, не знаю, что с родными. Вы же ничего не бойтесь, живите и работайте спокойно, мы обязательно защитим наш город». Эти ободряющие слова написаны в 1942 году, когда до победы еще далеко, но они поддерживали веру и надежду на скорую победу над врагом.

Блокада Ленинграда – бесконечный источник историй массового героизма, самоотверженного труда, проявлений человечности, любви к ближнему. История доноров и сотрудников Ленинградского института переливания крови – одна из них, и мы вечно будем склонять головы перед этим людьми.