О нынешнем дне ее правопреемницы – Филатовской больницы – рассказывает главный врач Людмила Исанкина.

Никто, кроме «пятой»

– Людмила Николаевна, вы возглавили больницу в августе 2013 года. Что вы увидели?

– Не могу сказать, что у меня были радужные впечатления. На тот момент ее материально-техническое состояние было далеко от идеального. Напомню, больница создавалась по индивидуальному проекту еще в 1985 году именно как инфекционная больница, но затем в течение 10 лет оставалась долгостроем. Очевидно, что здание за эти годы пришло в упадок. Лишь в 1996 году было принято решение объединить ее с 21-й больницей с набережной реки Волковки. Так в результате слияния появилась Детская городская клиническая больница № 5 им. Н. Ф. Филатова в больничном комплексе на Бухарестской улице, 134.

Когда я пришла в больницу, часть отделений инфекционного корпуса просто не эксплуатировалась. В августе 2013 года из почти 300 работало всего 150 инфекционных коек, были проблемы с нехваткой мест, перед больницей в сезоны эпидподъема стояли очереди из скорых, были жалобы от пациентов на плохие условия. Были проблемы и с персоналом. Мало кто хотел работать в таких условиях. Но работать мы были должны. Пул инфекционных больных – это наша основная задача.

– С чего вы начали?

– Мы начали с общения с коллегами. С некоторыми мы расставались, новые сотрудники приходили. Но был основной пласт коллектива – неравнодушные люди, которым было не все равно. Сейчас у нас штат около 1000 человек. Конечно, бывают проблемы, но всегда встречаешь людей, с которыми есть взаимопонимание.

На первых конференциях я начинала убеждать коллег, что надо менять ситуацию, отношение к нашей больнице. Никого не устраивало, что место, куда ты вкладываешь душу, пользуется не очень хорошей репутацией. Все знают, что в ней происходит плохого, а вот что делается замечательного, не знает никто, кроме спасенных детей и медиков.

– Чем Филатовская больница отличается от других детских городских стационаров?

– С тем, с чем работала и работает Филатовская больница, не работает больше никто. К нам стекается все, с чем может столкнуться ребенок в детстве. Хирургия, отоларингология, детская гинекология, токсикология, неврология, гастроэнтерология, различные микст-ситуации и, конечно, инфекции: от обычных ОРВИ или кишечных до ВИЧ-инфекции и инфекций, требующих изоляции (ветрянка, корь, краснуха, нейроинфекции). С этим пациент может попасть только к нам и больше никуда. То, что по привычке нас воспринимают как инфекционную больницу, не очень справедливо по отношению к большому объему хорошей хирургической помощи. У нас действительно хорошие хирурги, 95 процентов операций проводится эндоскопически, у нас, единственных в городе, дежурит круглосуточная эндоскопическая служба. На базе больницы работает уникальное для города отделение детской и подростковой гинекологии, отмечающее в этом году свое 35-летие.

– Ваша больница – просто «Клондайк» для ординатора…

– Да, делают наши врачи очень много. Врачи шутят, что после работы в нашей реанимации им теперь уже ничего не страшно. У нас есть даже детские реанимационные токсикологические койки, куда поступают дети с отравлениями лекарственными препаратами, этанолом, наркотическими веществами. Работать у нас сложно, но и интересно. Опыт, который получают здесь, возможно, больше нигде не получишь.

Пандемия все изменила

– Что бы вы назвали достижением за те 10 лет, которые вы возглавляете больницу?

– Первое, о чем бы я сказала, – это люди. За эти 10 лет мы стали по-другому друг к другу и к работе относиться, у нас единая команда. Весомый вклад внес ковид, когда мы оказались в ситуации, когда сначала было непонятно, с чем надо работать, потом стало понятно и страшно, но работать надо. Больница была полностью перепрофилирована под инфекцию, и наши хирурги шли в инфекционные отделения. Знаете, хирурги всегда с некоторым превосходством относятся к другим врачам, но они, поработав в «красной зоне» с педиатрами и поняв, с чем имеют дело, совсем по-другому посмотрели на коллег. И педиатры, в свою очередь, благодарны хирургам, которые помогали. И эта взаимовыручка много дала.

– Инфекционисты ведь изначально «заточены» на работу с опасным заболеванием. Это помогло справиться с коронавирусной инфекцией?

– Конечно, тем, кто не привык, было сложнее. Но многое все равно пришлось делать заново. Строительство санпропускников, даже изменение внутреннего документооборота и логистики внутри стационара: кто куда может идти, кто куда не может проходить. У нашего здания непростая архитектура, это нетиповое здание, и была сложность приспособиться к этой архитектуре, чтобы правильно организовать потоки. Хорошо, что у нас изначально было два приемных отделения. Помогли и навыки работы с инфекционными больными, это позволило избежать многих ошибок. Пандемия позволила пересмотреть все алгоритмы работы. Когда работаешь в ситуации плановой, есть заученные алгоритмы. Знаете расхожую фразу: «А у нас всегда так было». А ковид позволил уйти от этого мышления, потому что так не было никогда. Это дало навык не мыслить в рамках, а пытаться мыслить по-другому.

– Как вам это удалось?

– Это был важный коллективный опыт всего здравоохранения города. Мы перенимали опыт друг друга, наши эпидемиологи постоянно были в контакте с взрослыми стационарами, к чему-то приходили опытным путем сами. Ни у кого не было готовых алгоритмов.

– Какой случай в пандемию вам запомнился?

– У нас лежали дети, два брата, а их родители были в Боткинской в тяжелом состоянии. У нас есть видео, которое снимали медсестры, чтобы переслать родителям. И там один из мальчиков произносит слова: «Если мы все останемся живы...» Понимаете, вот как дети воспринимали окружающую ситуацию. Казалось бы, ребенок, сидит, играет, а у него на самом деле такие мысли были. Они, к счастью, остались живы – и дети, и их родители.

И были ситуации, когда мама лежала с ребенком, у него был COVID, нетяжелый, но с мамой мы никак не могли наладить контакт. Оказалось, что у мамы оба родителя погибли от COVID, и она от горя и страха просто теряла разум, не воспринимала информацию.

Психолог для мамы

– С кем приходится сложнее работать – с детьми или родителями?

– Когда родитель и ребенок попадают в экстренную ситуацию, а госпитализация в больницу таковой и является для многих, то сложно сказать, кто находится в большем стрессе. Дети достаточно быстро адаптируются ко всему, а для родителей, привыкших все держать под контролем, имеющих свои рабочие планы, горящие дедлайны, это действительно сложный и травматичный опыт. Среди наших сотрудников есть многодетные родители, я сама мама, поэтому мы прекрасно понимаем, как это тяжело. В то же время мы обязаны выполнять свою работу, учитывая имеющиеся нормы и правила, например не допускать в перевязочный кабинет родителей. Конечно, каждая мама хочет держать своего малыша за руку в момент, когда ему делают болезненную манипуляцию, но это невозможно. В таких ситуациях важно объяснить, почему маме надо остаться за дверью, дать ей понять, что мы действуем в интересах детей, их здоровья и безопасности. Без этого тандем пациент-родитель не сложится, а это один из важнейших гарантов успешного лечения. Очень непросто бывает с родителями, у детей которых ВИЧ-инфекция. К нам периодически поступают нелеченные дети ВИЧ-диссидентов, и бывает очень больно и обидно, когда ребенок становится заложником их мнения. При ВИЧ-инфекции с правильной тактикой лечения ребенок бы жил долго и счастливо, но, к сожалению, родители выбирают для него иное.

Конечно, все пациенты и все родители разные. Плановые пациенты отличаются от экстренных, поэтому нашим врачам надо быть отчасти и психологами. У нас в штате два психолога. Помимо работы с детьми, они иногда работают и с родителями, проводят тренинги с персоналом по части умения не уходить в конфликт. Помогают и в плане профессионального выгорания. Мы стараемся помогать сотрудникам.

– Мы с вами встречались пять лет назад, тогда вы говорили, что начавшийся в 2014 году ремонт выполнен примерно наполовину. Какова ситуация сейчас?

– С 2014 года у нас начались ремонтные работы. Пандемия их затормозила, мы не могли выключить из работы ни одного отделения. За весь период мы ни разу не уменьшили коечную мощность. Также мы не можем закрыть на ремонт сразу несколько корпусов, поэтому ремонт мы делаем поэтажно по отделениям, койки переводим.

Сегодня из восьми инфекционных отделений осталось не отремонтировано одно. Закончен ремонт 12-го отделения, теперь это очень современное, красивое, удобное и функциональное пространство. На стадии завершения находится разработка проектно-сметной документации по капитальному ремонту хирургического корпуса. Создан комплексный план поэтапного ремонта всего стационара. Надеемся, в течение нескольких лет этот план реализуется.

Цифры:

- 648 коек в одном из крупнейших детских скоропомощных стационаров в Северо-Западном Федеральном округе.

- От 0 до 18 лет 24 часа в сутки 7 дней в неделю работает стационар.

- 11 тысяч больных хирургического профиля ежегодно.

- 28 тысяч амбулаторных хирургических больных.