До места, откуда ничего не идет

Сергей Рогожин

У всех этих вещей очень сложная логистика: сначала поезд, но чаще военный транспорт – до места, откуда уже ничего не идет, а дальше – сплошные блокпосты. Есть местности, где вообще нет населенных пунктов, нет дорог: там с какого-то уазика ты пересаживаешься на самосвал, забираешься в кузов, и это практически нулевая видимость, пыль, грязь, бездорожье… Выступаем мы, конечно, не в залах, и вообще эти поездки мало похожи на гастрольные выступления. И хотя непосредственно на линии соприкосновения с врагом артистам делать нечего – только мешать бойцам выполнять свою работу, первая, вторая и третья линии находятся друг от друга недалеко…

Сергей Зыков

Мужики там серьезные, сильные, выносливые, смелые. Если кто скажет, что за деньгами едут, отвечу так: кто бы за какими целями туда ни приехал, быстро начинают понимать, за что они бьются, кто против нас воюет. В эфире чаще всего английский язык, реже – очень плохой украинский. Объединенный Запад сражается там против России. И война, которую он ведет, по-настоящему подлая. В ней нет ни честных правил, ни открытых поединков, ни понятных стратегических решений. Тут можно быть десять раз Ильей Муромцем – да хоть кем хочешь. Коптеры, квадрики никого не щадят и не выбирают. Никогда не знаешь, что прилетит, откуда и когда. А когда прилетает, гибнут все: и самые смелые, и самые хитрые, и самые умные, и наоборот. Подлая эта война.

Зачем там артисты

Сергей Рогожин

Я это понял после первой поездки. Сразу после концерта ребята уезжали на передовую: я и моя песня – то, что человек видел, возможно, в последний раз в мирной жизни. Что касается тех, кто вернулся оттуда… Я регулярно выступаю в госпиталях, получаю много писем. Трудно представить, какие испытания выпали на долю этих людей. И если я могу что-то сделать для них, я буду это делать – невзирая ни на какие трудности.

Вера Красноперец

Когда мы впервые поехали в Луганскую народную республику – это было в феврале 2015 года, туда не ездил никто: было очень опасно. Мы приехали в Стаханов, и я помню, как по пустынной улице прямо с утра ехали танки. Велись бои за Дебальцево, в Минске шли мирные переговоры, а там все бомбили и бомбили. В подвале ДК, в котором мы должны были выступать, у наших зрителей было бомбоубежище… Когда люди перебороли страх и поднялись в зал, минут пять (поверьте, это очень долго!) они нам аплодировали – просто за то, что мы рядом.

Сергей Зыков

Помню, приехал я в воинскую часть, а там ребята только с передовой пришли. И так получилось, что они должны были смениться вчера, а сменились сегодня. Но по разнарядке сегодня у них уже концерт. А по факту – даже не дав умыться, их разместили в зале. И вот они сидят – все в копоти, грязные, черные, а я им концерт пою. Бред. Они смотрят на нас как на дураков, и мы сами себя дураками чувствуем. Но ничего не поделаешь: все по часам, армия. И вот пою я и вижу, как они оттаивать начинают. А после концерта подходит ко мне паренек один и говорит: «Слушайте, спасибо вам большое, я, если честно, сначала не понял, какого черта происходит, какой (…) концерт, но посидел, послушал и чувствую, что меня отпускает. Спасибо».

Дарья Куц

Руководитель и основатель казачьего ансамбля «Атаман» Александр Михайлович Красноперец – офицер войск специального назначения, прошедший Анголу и Афганистан, – создавал нас как культурный фронт. Он всегда говорил так: «Если вы не поете ваши песни там, где они нужны, то зачем вы нужны?» В январе 2016 года мы еще раз поехали в Донецк и Луганск – выступали в полутора километрах от линии фронта в ремонтном ангаре. Были очень сильные морозы, и, чтобы хоть как-то прогреть воздух, бойцы из бригады «Призрак» наглухо закрыли ангар и завели все БТРы и танки. Мы зашли – а там тепло и… бензин. Вдохнули и сказали: «А-а-а, ребята, мы будем петь вам на морозе!» Это был очень памятный концерт.

Любовь Коняева

Поздравили наших военных под Мариуполем с Днем России. Сыграли созданный специально для них спектакль «Это было со мной» – три женских монолога о хрупкости жизни и мужской защите, а потом долго говорили по душам. Это невероятно благодарный и глубокий зритель. Когда смотришь им в глаза, становится ясно: они прекрасно понимают, о чем наш спектакль, понимают, что это короткая мирная радость и что завтра могут не вернуться с передовой. Они точно знают, ради чего это делают. Нам аплодировали стоя – меня это потрясло. А какие цветы они нам подарили! Самые дорогие цветы в моей жизни. Сегодня в зоне специальной военной операции находится цвет военной интеллигенции, настоящие мужчины от кончиков волос до кончиков ногтей, мужественные, умные, порядочные, воспитанные. Я влюблена в каждого из них. После того как я побывала там, у меня в душе появилось четкое ощущение, что я не зря живу на Земле, делаю благое дело для людей, которые день за днем защищают нашу мирную жизнь.

Сергей Зыков

С Донецкой филармонией давали концерт под Новоазовском – в зале аплодисменты, слезы, я читаю стихи и в финале говорю, что расставаться всегда надо со светлым настроением. Предлагаю на бис спеть «Катюшу». И тут в первом ряду девочка лет восьми-девяти начинает таким красивым светлым голосочком… Я ее зову на сцену, даю микрофон, и она поет всю песню до конца. Маленькая звездочка Донбасса Катя. Хочу, чтобы ее услышали на больших сценах России! Нет большей радости, чем видеть, как дети, которые еще вчера с трудом находили в себе силы общаться с людьми, сегодня смеются, поют, танцуют, демонстрируют невероятные таланты. Это настоящее счастье – видеть мир в их глазах.

Петь тем, для кого война – не история

Дарья Куц

Каждый раз перед нами живые люди, которые сильно хлебнули горя, но не расчеловечились от этого, а стали только чище – душой и мозгами. Гражданское население и военные в ДНР и ЛНР – одна публика, мобилизованные – другая, раненые бойцы – третья, дети, которые родились и выросли в подвалах, – четвертая… К каждому нужен особенный подход, а еще и справиться с собственными эмоциями не всегда получается. Ведь ты кожей ощущаешь их настроение, чувства, боль.

Вера Красноперец

Выступали в Каменке. Меня трясло. В голове не укладывалось, как так: цивилизованный мир, люди летают в отпуск, покупают себе красивые вещи, работают, живут, растят детей, строят дома, а кому-то – чтобы все это было – приходится идти на мобилизационный пункт. И жизнь свою отдавать. Мы пели «Прощание славянки», а парни сидели и плакали.

Сергей Рогожин

Ребята на передовой почти не разговаривают. Собираются покурить – стоят и молчат, ни анекдотов не травят, ни балагуров каких-то я особенно не видел. Потому что трудно даже представить, как много всего происходит там с людьми, какая переоценка, насколько все меняется у них внутри. Я когда оттуда вернулся, меня дико раздражало все вокруг, особенно разговоры по мобильным телефонам, когда идешь по улице, а люди все говорят и говорят…

Сергей Зыков

Один из самых важных для меня концертов прошел в Донецке 18 июня. Он был посвящен Дню памяти и скорби. Петь песни Великой Отечественной тем, для кого война не история, а реальность, очень тяжело. Сложившийся за многие исполнения «до» образ лирического героя здесь не пройдет: перед тобой люди, которые сегодня испытывают на себе все тяготы и лишения войны… Все, что звучит со сцены, они слышат про себя и только про себя. Я очень многое понял благодаря им, многое открыл заново в песнях и стихах, но именно от этого мне самому стало гораздо тяжелее их петь и читать.

Вера Красноперец

Были с концертом на 245-летии Мариуполя. На подъезде к городу увидели руины. А потом вдруг… новые дома – районами! Петербург отстраивает Мариуполь. И ты смотришь на это и вдруг понимаешь, что все в человеческих руках. И вот эта страшная беда – ее можно вместе как-то пережить, и будущее есть, оно возможно. А тут праздник – День города: толпы людей, красивых, нарядных, дети, жизнь, понимаете? Жизнь везде остается жизнью, даже в самое страшное время.

Там нет серой зоны

Дарья Куц

Работая в культурной сфере, мы порой считаем, что все это от нас далеко. А на самом деле – близко. Там нет серой зоны, понимаете? Ты либо за своих, либо против. Даже если ты держишь нейтралитет, то по факту ты против, то есть ты за то, чтобы твоих людей убивали.

А здесь серая зона есть…

Мне кажется, тех, кто не понимает и не принимает, надо один раз туда отвезти и показать все, дать пообщаться с местными жителями, пусть посмотрят на их изрешеченные пулями заборы… Проезжая по улице на военной технике, нацисты стреляли по воротам частных домов очередями, просто так, из забавы. Там ведь – с другой стороны – точно мог быть кто-то живой – старики, женщины, дети. Не покорившиеся, не отрекшиеся от России.

До того, как Россия туда вошла, воевать в ЛНР шли артисты-кукольники, музыканты филармонии, студенты консерватории. Многим из них хотелось бы творчески жить, но у них не получилось. Много пустых пультов осталось в оркестрах… А те, кому посчастливилось вернуться, – это уже люди другого качества: абстрагироваться и наблюдать со стороны они не могут.

Там, где бьется сейчас сердце моей страны

Ольга Фаворская

Борт военного самолета, военные аэродромы, взлетающие МиГи и Су, заставы, люди, лица, импровизированные сцены прямо на поле, в лесу, на позициях. И снова перелеты на боевых вертолетах, дороги, канонада, подразделения. Я была там, я пела свои песни там, где бьется сейчас сердце моей страны. Где ясна цена жизни и смерти. Я пела «Русского солдата» и «Офицера» и песни о любви. И такие строчки были в моей песне: «Но моя молитва, пули раздвигая, на войне далекой пусть тебя найдет…» И светлели лица мужественных людей, и на миг отступала явь, улыбались наши бойцы, защитники. И я четко понимала, что мы рядом, мы вместе в этом сегодняшнем дне, важном для моей Родины. Когда мы летим домой из творческих боевых командировок, ко мне всегда прилетают стихи. И они всегда про Свет.

Если есть Вера…
Значит, любовь не оставит.
Только сейчас не получится
Двигаться налегке.
Звучит канонада сильнее,
Чем может вместить моя память,
Значит, искренней песня,
Ярче Вера в строке.
ZаПРАВДУ стояли…
И будем!!!
Крутятся скорости жизни,
Как лопасти вертолетов,
Летящих на боевой.
Победу куют просто люди,
Преданные Отчизне,
Честные люди России,
Верящие в Любовь!
В тылу все спокойно.

Сергей Рогожин

У меня на СВО воюет друг, моряк-подводник, очень дорогой мне человек. Мы периодически созваниваемся, общаемся по видеосвязи. Я всегда отвечаю, где бы ни был. И вот в какой-то момент он мне звонит – отпустили на несколько часов на отдых. Вижу его: страшный, грязный, все лицо черное от копоти, от пыли… Говорит: «Мы тут с братом баньку затеяли». А я как раз был на телевизионном проекте «ВИА Суперстар», жил в отеле и только что вышел из SPA, в белом махровом халате…

Да. Такая это вещь – жизнь. Я в тылу, он на линии фронта.

Помню, это было в апреле. И вот он мне говорит: «Мы тут с братом решили помыться, в последний раз я мылся перед Новым годом, 30 декабря».

Его слова навсегда засели в моем мозгу. Постоянно думаю о том, что эти люди каждый день делают свою работу и выполняют они ее таким образом, чтобы те, кто живет в тылу, даже не замечали, что идет война.