Искусствовед Андрей Ларионов рассказал, как меняется и от чего зависит интерес к архитектуре
Какую работу по сохранению советского наследия ведут власти города? Об этом рассказал искусствовед и историк архитектуры Андрей Ларионов. В это воскресенье он проведет экскурсию, посвященную ленинградскому архитектору Наталье Захарьиной.
– Андрей, в Петербурге часто говорят о домах-памятниках дореволюционного периода. При этом последние пару лет в городе активно обсуждают судьбу советского наследия. Как вы считаете, с чем связана такая смена фокуса?
– Это не смена фокуса. Интерес к дореволюционной архитектуре в Петербурге не угас, и он куда более выраженный, чем интерес к тому же советскому наследию. Тем не менее эти изменения естественны. Когда культурно-исторический пласт уходит от нас на определенную дистанцию, то к нему возникает интерес, определенная мода на его изучение.
Например, в конце 1990-х и начале 2000-х в тренде был конструктивизм. Сегодня мы его воспринимаем как неотъемлемую часть культурного наследия, а тогда к этой архитектуре только проявился интерес. Все начинается с увлечения, затем постепенно отношение к теме меняется, спустя еще некоторое время мы говорим о формировании нового пласта культурного наследия.
– Сразу напрашивается вопрос: о каком направлении в архитектуре мы будем говорить через 10 лет?
– Сейчас набирает популярность термин «капром» (капиталистический романтизм) – так называют архитектурное многообразие, появившееся в странах бывшего СССР в начале 1990-х и процветавшее до конца 2000-х. Конечно, это просто постсоветский постмодернизм в капиталистических реалиях.
Нужно понимать, что объекты, построенные в 1990-е и начале 2000-х, – это тоже определенный пласт строительной культуры, который сегодня может вызывать у нас раздражение и даже отторжение. Тем не менее через какое-то время мы увидим интерес к нему, а затем и перечень ценных исторических объектов того времени.
– Вернемся к советскому наследию. В основном это жилые дома и промышленные объекты?
– Понятие «советское наследие» широкое, к нему мы относим разные направления в архитектуре, в том числе авангард, советскую неоклассику, позднесоветский модернизм.
Если говорить об эпохе модернизма, о том, что строилось после 1955 года, то в первую очередь речь идет о жилье. В то время остро стоял вопрос расселения большого количества людей, появилось индустриальное домостроение, кратно выросли площади городов. Это касалось не только Советского Союза, это были процессы общемировые.
В те годы реализовывалось множество типовых проектов – различные номерные серии жилых домов (начиная со всем известных хрущевок), а также типовые школы, детские сады.
– В чем ценность зданий, построенных в период 1950-1980-х годов?
– Временные рамки периода очень точные – с издания постановления «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве» в 1955 году до распада СССР в 1991-м и появления частного заказа.
Проблема заключается в том, что кампания по борьбе с излишествами была направлена на максимальную экономию, а следовательно, результатом стало низкое качество строительства. Это привело к тому, что в конце 1960-х была выпущена новая директива партии: «О мерах по улучшению качества жилищно-гражданского строительства». В ней были отражены проблемы, назревшие на протяжении 1960-х годов. Так, например, было принято решение выделять для реализации индивидуальных крупных проектов больший бюджет, чтобы воплощать их в жизнь с использованием качественных материалов.
Также, когда мы говорим о ценности этой архитектуры, мы должны понимать, что она глубоко вторична. Советский Союз воспринял все мировые тренды – интернациональный стиль, брутализм, хай-тек – с сильным отставанием. В эти годы активно использовались идеи из международной архитектурной практики. Например, в 1970-е появилось увлечение творчеством американского архитектора Луиса Кана, который в конце 1960-х приезжал в Ленинград.
Эти проблемы и особенности не снижают ценности большого числа зданий тех лет. Они строились по проектам выдающихся архитекторов Ленинграда с применением оригинальных архитектурных и инженерных решений.
– Расскажите о совместной работе Санкт-Петербургского союза архитекторов и властей города по выявлению зданий советского
периода.
– Я не знаю, где еще в России есть практика подобной работы с позднесоветским наследием. В профессиональной среде к этой архитектуре долгое время относились без должного внимания. Но теперь мы видим, что достаточная историческая дистанция достигнута. С 2022 года у нас действует совместная рабочая группа Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры и Союза архитекторов, цель которой – подготовка предложений к постановке под государственную охрану наследия 1950–1980-х годов.
Среди объектов того времени, которые уже взяты под охрану, – здание Яхтклуба на Петровской косе, пятый корпус Университета ЛЭТИ на улице Профессора Попова, здание Театра юных зрителей на Пионерской площади, монумент Героическим защитникам Ленинграда на площади Победы, мастерская скульптора Аникушина в Вяземском переулке. Совсем недавно был признан выявленным объектом культурного наследия дворец спортивных игр «Зенит» на улице Бутлерова. Все эти здания построены по индивидуальным проектам. Это выдающиеся произведения известных ленинградских архитекторов.
– По каким критериям отбираются объекты?
– Здесь нет ничего особенного. Набор критериев такой же, как и для зданий других эпох: подлинность здания, его уникальность, оригинальность конструкций, архитектурно-художественных и объемно-пространственных решений.
– Что, на ваш взгляд, можно разместить в объектах советского наследия после их реставрации?
– Лучше всего для любого здания, когда его используют по прямому назначению. Например, пятый корпус ЛЭТИ на улице Профессора Попова – там продолжает работать университет. Или Театр юных зрителей на Пионерской площади. В иных случаях важно, чтобы функция была как минимум близка к первоначальной.
Сложнее обстоит дело с промышленными объектами. В то же время мы видим, что можно делать хорошие общественные пространства на таких территориях. Яркий пример – «Севкабель Порт» на Васильевском острове.
– В чем суть вашего кураторского проекта «Ленинградская школа на пороге перемен»?
– Я очень рад, что мне удалось реализовать этот проект на фестивале «Архитектон», который прошел в «Манеже» в прошлом году.
На втором этаже Центрального выставочного зала была представлена экспозиция, которая состояла из отдельных проектов, повествующих о прошлом, настоящем и будущем архитектуры нашего города. Мой проект представлял собой ретроспективу архитектурной графики 1970–1980-х годов (что важно, ранее не экспонировавшейся по большей части). Основная идея заключалась в том, чтобы показать многообразие и эволюцию позднесоветской архитектуры и при этом развенчать миф о радикальной перемене, произошедшей в новых политических и экономических обстоятельствах 1990-х. Выставка включала четыре раздела, посвященных разным направлениям в архитектуре 1970–1980-х, среди которых были хай-тек, брутализм, постмодернизм. Еще одна группа работ иллюстрировала любопытную тенденцию в позднесоветской архитектуре – процесс гуманизации модернизма.
– В ближайшее воскресенье вы проведете экскурсию «Город-сад Натальи Захарьиной». Чем интересен этот
архитектор?
– Наталья Захарьина – один из значимых архитекторов 1970–1980-х годов в нашем городе. Она руководила индивидуальной мастерской в Ленпроекте. Она ученица архитектора Евгения Левинсона, а еще она жительница города Пушкина. Эти два фактора в ее биографии сильно повлияли на ее будущую работу.
Основное место, где и сегодня можно увидеть постройки, выполненные по проектам Натальи Захарьиной, – это город Пушкин.
Второе место концентрации архитектуры ее авторства – это Курортный район, города Зеленогорск и Сестрорецк.
Концепция, к которой отсылают ее работы, – утопическая гуманистическая идея города-сада, возникшая в Англии в конце XIX века. Предполагалось, что люди должны жить в небольших малонаселенных городах, среди зелени, но при этом иметь вокруг всю необходимую городскую инфраструктуру. Само собой, такая среда предполагала малоэтажную застройку и свободную постановку зданий.
Общемировой тренд на развитие пригородного образа жизни появился уже в послевоенное время в связи с распространением автомобильного транспорта. В Советском Союзе человек не был столь свободен в своих передвижениях, поэтому эти тенденции были не так выражены. Однако исторические пригороды Петербурга вполне соответствовали концепции города-сада. Взять, например, те же Пушкин или Павловск. Малые города-спутники с налаженной городской инфраструктурой и при этом места с обширными зелеными пространствами.
Наталья Захарьина, конечно, работала в рамках довольно жесткой градостроительной политики 1970-1980-х годов, но при этом создавала сложные и небанальные планировочные композиции с использованием перепадов рельефа. В части архитектуры зданий она применяла объемно-пространственные решения, построенные на сочетании разновысотных объемов, уделяла внимание пластике фасадов.
Один из ярких примеров ее работы – комплекс жилых домов на Детскосельском бульваре в Пушкине, который был удостоен Государственной премии РСФСР. В своих проектах для Сестрорецка и Зеленогорска она пошла еще дальше по пути гуманизации архитектуры и вернула жилым домам то, что модернисты истребили на корню еще со времен архитектора Ле Корбюзье,
а именно – внутренний двор. Он не походит на петербургские дворы-колодцы, далекие от гуманизма. Это собирательный образ южного, залитого солнцем, сугубо пешеходного дворика-патио.
Наталья Захарьина строила санатории, дома ветеранов науки и архитектуры и многие другие объекты. Немного выпадающий из ряда ее творчества, но при этом яркий пример ориентации на человека в архитектуре, – комплекс построек Санкт-Петербургского крематория на Шафировском проспекте. Легкий и светлый, но строгий.
Экскурсия «Город-сад Натальи Захарьиной» – часть проекта «Город проектировщиков», который изучает наследие проектных институтов Ленинграда второй половины XX века, рассказали организаторы. Одна из важных задач проекта – рассказ об архитекторах и градостроителях нашего города, например из института «ЛенНИИпроект».