Яндекс.Метрика
  • Александр Смирнов

Александр Смирнов: Шарик Кинбурнской косы

Петербургский писатель и участник СВО – о подвиге четвероногого добровольца
Фото: личный архив Александра Смирнова

Грохот автоматных и пулеметных очередей, тугие хлопки минометных разрывов глохли вдалеке. Выбиваемые с Кинбурнской косы подразделения ВСУ, огрызаясь огнем, драпали к Очакову. Следом шла цепь добровольцев казачьей бригады «Дон», осторожно осматривая улицы и дворы некогда роскошного курортного поселка в Николаевской области.

Помните первую серию советского кинофильма «Неуловимые мстители»? Как красные партизаны-юнцы бегали по плавням и мелководью Днепра? Вот какая она – Кинбурнская коса, словно кривая турецкая сабля, вспарывающая гладь Черного моря и волны Днепра. В эпоху СССР там вырастили богатый заповедник, с лесами ценных пород дерева, с тихими зеркалами озер. А после 1992 года на заповедных землях, словно чирьи, вскочили замки и дворцы аристократии конца ХХ – начала ХХI века: «баронов» эстрады, «князей» бюджетного воровства, «графов» ссудного процента… При приближении частей русской армии охрана замков и поместий бежала быстрее своих хозяев. Бросив на произвол судьбы не только «мерседесы» во дворах, паспорта граждан УНР на столах и фотографии предков на стенах, но и тех, кого считали любимцами, членами семьи… Осиротевшие кошки и собаки ластились к людям в военной форме с надеждой на добрую руку и кусок из банки армейской тушенки. Домашние питомцы не разбирались в погонах и в шевронах на рукавах отступавших украинских вояк. Для них это все были люди. Оказалось – нелюди.

ЖИВАЯ МИННАЯ ЛОВУШКА

Из красавца-овчара нацисты, отступая, соорудили живую минную ловушку, заминировав дверь запертой собаки. Оставив ее без еды и воды. Расчет их был точен и циничен. Не важно кто – боец ли русской армии, выбравшийся из подвала местный мирный житель, ребенок – любой, в ком бьется доброе сердце, поторопится освободить хвостатого пленника… И рванет за ручку двери, которая была замкнута на фугас большой мощности. Грянул бы такой взрыв, что не осталось бы ничего ни от спасителя, ни от собаки.

– Назад! – рявкнул ротный с позывным Назар, служивший не первую войну. – Сначала саперы!

Группа прочесывания из бригады «Дон» осторожно вошла во двор одного из дворцов бежавшей эстрадной российско-украинской певицы и замерла. Прислушались. Откуда-то, словно из-под земли, слышался то ли скулеж, то ли плач ребенка. Вошли вглубь двора. И увидели, как в подвальном окне, за толстой решеткой, мечется, не сводя умоляющих глаз с людей, красивый пес породы восточноевропейская овчарка. Глаза его молили о спасении. Увидев людей, узник подвала вновь тихо и жалобно заскулил. Двое бойцов сразу бросились к железной двери подвала.

Саперы справились быстро, и вскоре освобожденный пес жадно лакал воду из армейской фляги прямо из ладони бойца. Он то торопливо пил, то поднимал голову к своим спасителям – карими глазами словно спрашивал: «А вы меня не обидите? Не бросите?»

Напившись, пес в мгновение ока опустошил раскрытую пред ним банку тушенки и, возможно совсем обессилев от пережитого, положил голову на берцы своего главного спасителя.

ДОБРОВОЛЕЦ С ПОЗЫВНЫМ ШАРИК

На  СВО бойцы воюют не  под  фамилиями, а под позывными. В строю стоят Коньяк, Сникерс, Харон и даже Ленин! Спасенный овчар тут же был зачислен добровольцем в казачью бригаду, но вот под каким позывным? Кличку, которую ему дали еще щенком бежавшие хозяева, никто не знал. Пришлось новым «родителям» песика придумывать ему новый позывной. Думали недолго. Оказавшись в расположении части, хвостатый новобранец резво вскочил на броню и обнюхал ее с таким видом, будто хотел сказать: «Конечно, это не Т-34, но ничего… тоже боевая машина!» И тут у многих бойцов будто щелкнуло в памяти детства – пес был как две капли воды похож на главного героя польского телесериала «Четыре танкиста и собака». И хотя в танке Т-72 не четыре члена экипажа, а три, овчару тут же присвоили позывной в память о мохнатом киноартисте ХХ века.

Хотя и  остался служить доброволец Шарик не в танковых войсках, а в казачьей пехоте, бойцом он оказался справным. Ночами заступал в караул, укладываясь у ног часовых. Каким-то удивительным чутьем различал своих и чужих. «Наш Шарик любую диверсионно-разведывательную группу за версту учует. И облает!» – не сомневались бойцы. Шарик обладал тонким нюхом, будто по запаху определяя опасность от боеприпасов. Может быть, он запомнил аромат тротила той мины, которой готовились его убить фашисты?

Со стороны Очакова на позиции батальона добровольцев летели мины, почти беззвучно, чуть шелестя в воздухе… Шарик чуял обстрел и лаял, предупреждая о тревоге, на несколько секунд ранее, чем мины слышали бойцы. Но вот одна из мин хлюпнулась в грязь и, не взорвавшись, затаилась. Пока по телефону вызывали саперов, Шарик выскочил из укрытия и, не слушая окриков, подбежал к мине. Понюхал, покрутился… и беспечно лег рядом. Когда саперы мину разобрали, то вместо взрывателя обнаружили в ней маленькую записочку на русском языке. Всего два слова – «чем можем». Как пес унюхал, что мина «кастрированная», без взрывателя?

ЗА ДРУГИ СВОЯ...

Дроны-беспилотники, как разведывательные, так и ударные, с боеприпасами, кардинально изменили тактику боевых действий на суше, на море и в воздухе. Бой стал походить на «стрелялку» в компьютерной игрушке: оператор БПЛА через прицел видеокамеры видит противника и уничтожает его одним нажатием кнопки на клавиатуре пульта управления. Он убивает одним движением пальца, в буквальном смысле слова.

У нескольких «пап» Шарика заканчивался контракт, и в блиндаже шли споры – куда поедет жить всеобщий любимец батальона, когда «уйдет на дембель»? Овчаренка ждали семьи бойцов на Сахалине, в Москве, в донской станице и в Крыму. Пес слушал эти споры, лежал и, молча умными глазами вглядываясь в лица своих спасителей, будто хотел предсказать: мне не суждено отсюда уехать – с земли, где я родился, где меня предали и снова полюбили.

Накануне ничто не предвещало беды. Мирно потрескивали поленья в печурке офицерского блиндажа, гудел генератор, сияла лампа. Шарик, будто завороженный, смотрел за танцем моего карандаша на бумаге в блокноте на офицерской планшетке, разлегшись между ручным пулеметом и гроздью свисавших с гвоздей автоматов. Лишь шевелил ушами при рокоте близкой канонады. Увидев, что два товарища взяли оружие и собираются выйти наверх, вскочил. Вытянулся, разминая мышцы. И бросился за ними, выскочив в проем выхода. Как оказалось, навсегда.

В ослепительно солнечно-голубом небе Кинбурнской косы появился вражеский беспилотник. Парил в вышине, словно черный коршун, выискивая жертву. Шарик с двумя бойцами как раз двигался по позиции, петляя между давними воронками. Дрон-камикадзе спикировал точно, ударившись о землю в паре шагов от бойцов. У Шарика было две секунды, не больше, чтобы… совершить подвиг. Он схватил зубами дрон и успел спрыгнуть с ним в глубокую воронку рядом.

Оглушенные близким взрывом, но живые, бойцы склонились над дымящейся воронкой. От их спасителя не осталось ничего, что бы можно было похоронить и дать три залпа над могилой добровольца с позывным Шарик. Пес словно отблагодарил своих спасителей за прошлое спасение его самого.