8 июля официально отмечается 50-летие начала строительства Байкало-Амурской железнодорожной магистрали (БАМ). Именно в этот день, 8 июля 1974-го, вышло постановление правительства СССР №561 «О строительстве Байкало-Амурской магистрали».

БАМ – это моя молодость. Я уехал туда из родного Ленинграда сразу после армии. Рубил просеки, строил дома и тоннели. Потом, вплоть до «золотой стыковки», прилетал туда как журналист. Он со мной на всю жизнь – в делах, друзьях, воспоминаниях... И чем дальше, тем дороже и светлее эти воспоминания.

Для меня БАМ начался осенью 1978 года. Я тогда только-только вернулся из армии. Поступил на работу в правильную организацию, присматривался, в какой бы институт пойти на рабфак… И вдруг загрустил. Меня, уже «отравленного» свободой детско-юношеских скитаний, угнетала проза монотонной городской жизни. А тут мне на глаза попалась заметка в газете про БАМ. Для того чтобы попасть туда, мне пришлось съездить в Ленинградский обком комсомола, именно там формировались молодежные отряды.

Ленинград в тот момент шефствовал над Бурятским участком БАМа. Сначала у нашего отряда «Комсомолец Ленинграда» была предварительная стажировка, которая длилась семь месяцев. Сразу, без всякой подготовки, тогда на главную стройку СССР не посылали. У нашего отряда была стажировка на Ижорских заводах. Закончив ее, мы всем отрядом отправились на поезде сначала до Москвы, а потом на самолете до Улан-Удэ. На БАМ после нескольких месяцев стажировки я поехал, имея на руках профессию моториста бензопилы – чтобы валить деревья, а также плотника-бетонщика 4-го разряда – чтобы что-то при случае построить.

Были ли у меня какие-то особенные ожидания от «стройки века»? Честно говоря, я тогда к своим 20 годам уже был «тертый калач» и многое повидал. Нам заранее сказали, что местом нашей дислокации будет поселок Нижнеангарск на севере Байкала. Представление об этом месте у нас было смутное, ведь ни Интернета, ни «Гугл-карт» тогда не было. Когда нас выгрузили посреди поселка Нижнеангарск, многие из нас были просто поражены – вокруг была какая-то неимоверная, потрясающая красота. Это было одно из тех «мест силы», которые переворачивают все внутри тебя. У меня даже возникло ощущение какой-то нереальности всего происходящего…

По сути, вокруг нас были «иллюстрации наяву» к романам Джека Лондона. И жизнь наша больше походила на жизнь героев его произведений. А вот комсомольско-молодежного наивного энтузиазма, как любили писать тогда в газетах, в ней было мало. Коллектив отряда у нас был уже спаянный, ведь мы вместе провели семь месяцев на стажировке. Основой нашего строительно-монтажного поезда были ленинградцы, с небольшим добавлением сторонних специалистов.

Фронт работ нам был изначально понятен. Жили мы сначала в помещении школы, которую местные власти освободили специально под нас. Поначалу мы пробивали просеку под будущую трассу, валили лес. Одновременно другие бригады строили поселок из финских щитовых домов, в котором мы впоследствии поселились.

В целом попадание в тайгу для меня лично не было шоком, наоборот – иногда эмоции переполняли меня настолько, что от восторга было трудно вздохнуть. Все-таки Северный Байкал – это реально сказочное место. На протяжении моей работы на БАМе я работал в двух организациях – «Нижнеангарсктрансстрой» и «БАМтоннельстрой», и в обоих коллективах была отличная рабочая обстановка. Просто если в первом коллективе были в основном ленинградцы, то во втором был полный интернационал: украинцы, белорусы, казахи и т.д. 

Если армия для меня, закаленного суровым интернатским бытом парня, была «легкой прогулкой», то работа на БАМе стала реальной школой жизни. Там была полная ответственность за свои поступки и действия, что поначалу было непросто. Помню, как впервые был отправлен на лесовозе за много сотен километров – за брусом. Мне было 20 лет, и у меня были полные карманы денег. Также у меня с собой был мешок с байкальским омулем, для ускорения решения вопроса…

Тогда ведь у нас не было какого-то специального «отдела снабжения». Если, допустим, бригаде требовался брус, то мы его добывали сами, в соседних поселках, у коллег. В итоге брус на пилораме в поселке Ния-Грузинская мне удалось «выбить». На обратном пути, лежавшем через горные перевалы, у нашего перегруженного лесовоза отказали тормоза. Десятки километров мы ехали в нем, как по блокадной Ладоге – с открытыми дверями, чтобы можно было в любой момент быстро выпрыгнуть. В какой-то момент наш лесовоз едва не сложился пополам, причем в опасном месте: слева была гора, справа – обрыв. Но все равно как-то разобрались, доехали до своих.

На БАМе в моей жизни была масса потрясающих сюжетов – музыкальные рок-фестивали, приключения в тайге, удивительные рыбалки, чтение редких книг, начало занятий фотографией, встреча с моей первой женой, рождение старшей дочки Веры… Все это – БАМ. Там я впервые взял в руки фотоаппарат и начал работать в газете «Молодежь Бурятии». БАМ стал местом моих любимых командировок...

Платили на БАМе нам по советским меркам очень хорошо, как минимум по 250 рублей в месяц многие из нас откладывали на машины или на кооперативные квартиры. При этом нам хватало и на все остальное, чтобы жить на БАМе нормально. Снабжение там было также очень хорошее – в местных магазинах, которые разделялись на «райповские» и «бамовские», был довольно широкий выбор продуктов. Причем в «бамовских» магазинах всегда можно было найти продукты из соцстран, которые в СССР были дефицитом, – венгерские и болгарские компоты, консервированные овощи и мясопродукты, кетчупы, болгарский бренди «Слынчев бряг» и т.д.

При этом, кстати, на БАМе особенно не выпивали – у всех было слишком много работы, она была тяжелой и ответственной, и упахивались за день мы прилично. Впрочем, когда тебе 20 лет и ты в предыдущий вечер крепко «посидел» с коллегами, то утром легко встать свеженьким и приступить к работе. Там мы могли с ребятами и песни петь редкими свободными вечерами, и танцы устроить. А потом все вставали в шесть утра и приступали к работе, как ни в чем не бывало.

Я – человек, который глубоко скорбит по Советскому Союзу, и во многом – благодаря опыту БАМа. Взаимодействие разных народов там было, конечно, уникальным. Например, в Нижнеангарске мы тогда проводили настоящие рок-фестивали, куда приезжали группы из строителей БАМа, собранные из разных республик. И по уровню эти выступления были не хуже, чем республиканские музыкальные фестивали. При этом на БАМе не было никакой ксенофобии, даже на бытовом уровне. Ты мог приехать в любой поселок – к белорусам, украинцам, казахам, эстонцам, – и тебя везде принимали как брата. Вот именно об этом я сейчас особенно сильно грущу. Больше такого национального единения я никогда не видел.