«Повесть – дань уважения отцу»: военный корреспондент из Донецка Владимир Агранович выпустил книгу «Позывной «Матрос»
Одним из лауреатов Всероссийской литературной премии в области военной прозы и публицистики имени Владлена Татарского стал Владимир Агранович – военкор, режиссёр и сценарист из Донецка, создатель документальной ленты «Донбасс. Признанный» и первых сериалов об СВО «Мобилизация» и «Резервисты». На страницах книги «Позывной «Матрос» он рассказывает о боевом пути своих отца и дяди, ушедших в ополчение в первые дни «русской весны.
– Владимир, когда была написана ваша книга?
– Первые заметки я сделал в 2014 году, по горячим следам. Дядя и отец сразу ушли в ополчение. Они залетали в Донецк между боями и рассказывали мне, что происходит. А я всё записывал: как воевали в Славянске, как дядя попал в украинский плен, как его оттуда вызволяли... Потом, ближе к 2015 году, я оформил эти заметки в виде повести. И надолго отложил. Но в 2019 году, когда всё как-то заглохло и уже не верилось, что Россия признает ДНР, решил издать книгу. Просто как память о том времени. Мы с сестрой выпустили ее в Донецке самиздатом в количестве 100 экземпляров – сейчас это уже раритет. Пригласили на презентацию отца и дядю. Так я свой долг перед ними выполнил.
– А этой весной книга вышла в крупнейшем российском издательстве.
– Да, в издательстве «АСТ», хорошим тиражом, и теперь продается по всей России. Полной неожиданностью для меня была номинация на премию Владлена Татарского, и ещё большей неожиданностью – третье место. Скорее воспринимаю его как аванс. Я понимаю, что моя повесть несовершенна, местами наивна. Когда мне предложили ее издать, я даже думал: может, переписать, все-таки десять лет прошло? А потом понял, что это будет предательством самого себя – того, юного, каким я был в начале «русской весны. И я оставил как есть.
– Это полностью документальная проза?
– На 99 процентов. Финальный эпизод я придумал, чтобы логически завершить книгу. Мне нужна была смысловая точка в конце. А так – да, это художественно оформленная документальная история.
– Литературный критик Алексей Колобродов сравнил вашу повесть с советской героико-житийной литературой, например с «Повестью о Зое и Шуре», которую Любовь Космодемьянская написала о дочери и сыне.
– Я считаю, что мой отец совершил подвиг. И мне было важным это зафиксировать, чтобы люди знали: вот есть такой человек, который способен на поступок. Далеко не все мужчины тогда нашли в себе силы уйти в ополчение. Мало кто способен пойти воевать – не по мобилизации, не по приказу, не по давлению обстоятельств, а по велению своей совести. Моя повесть – дань уважения отцу.
Вышедшая в «АСТ» книга дополнена рассказом «Водяной» – он посвящен моему дяде Сергею Аграновичу, погибшему в боях за Авдеевку. И в литературном смысле этот текст, наверное, более серьезный, зрелый. Хочу однажды написать продолжение – о боях за донецкий аэропорт в 2015 году, о том пути, который прошли отец и дядя до начала спецоперации. Сам это осмыслить и через призму своего восприятия рассказать людям.
– Мечта снять фильм, где вашего отца сыграл бы Владимир Машков, осталась?
– Мечта осталась, но чисто визуально это сложно будет сделать. Отцу в начале «русской весны» было 46 лет, а Владимиру Машкову уже шестьдесят. Так что я не успел. Да я и боюсь приступать к таким съёмкам – слишком большая ответственность. Это же история моей семьи. А полнометражное кино – совершенно другой ритм, нежели сериалы, которые я снимаю. Пока с такой задачей мне не справиться. Но мечта живёт во мне, двигаюсь к ней через другие проекты.
– У вас нет режиссёрского образования?
– Нет, в каких-то профильных учреждениях я никогда не учился. Я думал об этом, и первые попытки что-то снимать были ещё до 2014 года. Но начались боевые действия, стало не до того. Когда закончилась активная фаза боев в Донбассе и началась эта долгая позиционная война, я просто взял камеру и начал работать – снимать для общественных организаций, делать социальные ролики. Параллельно занимался самообразованием, все возможные книги и учебные пособия по сценаристике, драматургии и режиссуре приобрел, проштудировал. И в какой-то момент внутри себя успокоился: оказалось, что ко многим вещам, которые там описаны, я пришел эмпирическим путем – собственным опытом, практикой.
А потом жизнь сама меня двигала. Когда началась СВО, я стал военным корреспондентом. Потом решил рискнуть и снял первый сериал об СВО – «Мобилизацию». В этом году второй – «Резервисты». Там весь состав актеров второго плана – это наши донецкие демобилизованные студенты и просто бойцы, которые после ранений были комиссованы. Это люди, которые непосредственно принимали участие в боях.
– Оба сериала – чисто донецкая история, никто в «большой России» вам не помогает?
– Сестра переехала в Москву, она и помогает. Она продюсер всех моих работ: ищет финансирование, занимается продвижением. Всё происходит благодаря ей.
– Как вообще проходит съемочный процесс, когда линия фронта в нескольких километрах? Не проще было бы снимать в другой части страны?
– Мы, насколько это возможно, соблюдаем меры безопасности. Снимаем в тыловых районах. Например, в Мариуполе – там сейчас безопаснее, чем в Донецке. Нет, в другом месте проще нам не будет – здесь мы привязаны к территории, к людям... Родная земля помогает. В Москве нам не на кого будет опереться, придется работать в вакууме. Нам даже в Мариуполе было сложно, например получить разрешение на съемку в «Азовстали». Повезло, что люди, от которых это зависело, смотрели сериал «Мобилизация». Они помогли, всё согласовали. «Резервисты» – это для меня такая личная история, я не мог это кино не снять, иначе это было бы предательством тех мобилизованных – и донецких, и людей из большой России, которые отдали свои жизни и здоровье за нас всех. Хотя съемки проходили очень нелегко.
– Год назад вы давали интервью нашему изданию, и тогда удивило ваше абсолютно спокойное отношение к тому негативу, который российская творческая среда проявила к Донбассу, к спецоперации...
– Я же понимаю, в каком мире мы живем. Мы живем в мире капиталистическом, где всё измеряется деньгами. Большое кино и прокат – это тоже деньги, а не искусство. А престижные зарубежные премии получали только за антироссийское кино. Потом в России хвастались этими премиями и дальше получали бюджетное финансирование... Так это было устроено, так это работало. Кроме того, и для многих из нас в Донецке начало СВО тоже стало шоком – ситуация резко начала обостряться в конце 2021 года. Что же тогда говорить о людях, которые о нас ничего не слышали, которым и дела до нас не было? Конечно, это было отрицание. А у либеральной интеллигенции – отрицание в квадрате.
Наше государство и наше кинопроизводство в частности – огромный, сложный механизм, который всегда медленно раскручивается. Когда мы с вами говорили в прошлый раз, был снят только фильм «Лучшие в аду» – причем как частная инициатива. А сейчас уже есть «Свидетель», «Позывной «Пассажир», «20/22», ещё несколько работ и много – в производстве. Это же небыстрая история: создание сценария, получение гранта, съёмки. Всё постепенно выправляется. Главное, чтобы общий курс в стране не изменился.
– В одном из интервью вы сказали, что кино – лучший способ ментально интегрировать Донбасс в Россию.
– Сам феномен донецкого кино, который сейчас зарождается при нашем участии, важен, чтобы люди в большой России знали наш город, чтобы Донецк ассоциировался не только с войной, шахтами и розами. Но мне бы хотелось, чтобы съемочные группы со всей страны приезжали к нам, чтобы снимать здесь кино стало для них привычным. Причем не только военное кино, а самое разное, жанровое. Я сам, когда прихожу домой уставшим, скорее выберу к просмотру комедию, а не гениальную военную драму. Боевых действий мне и в жизни хватает. Позитивное кино легче «проходит» в человека, и даже если Донецк в нем будет всего лишь декорацией, это уже станет мягким, ненавязчивым, но действенным способом донести мысль: Донбасс – часть России, неотъемлемая и далеко не последняя.
***
«Бойцы смотрели на приближающееся облако пыли и разлетающиеся во все стороны куски снарядов. Третий снаряд догонял машину, а четвертый уже царапал ее осколками.
«Следующий по нам», – подумал Матрос и вспомнил лица своих близких и то, как он обнимал родных в Донецке. Это было словно вчера. Они были с ним. Так близко. Так глубоко. В самом сердце.
Бежать было некуда: дорога шла по прямой, а выжать больше восьмидесяти километров из отечественного авто было невозможно. Бойцы напряглись и приготовились встретиться с Всевышним. Матрос закрыл глаза. Перед ним промелькнули все те моменты жизни, когда он был счастлив. Ополченец увидел рождение дочери, отдых в Черногории, бриллиантовые серьги для жены и… пулеметную очередь в БТР в Славянске.
Прошло несколько мгновений, а потом целая минута. Еще одного залпа никто не услышал.
Огонь прекратился».
Из повести «Позывной "Матрос"», издательство «АСТ», 2024 год.