Михаил Михайлович Соловьев стал челюстно-лицевым хирургом одновременно с появлением этой медицинской специальности. Это произошло в середине 1990-х годов. Ранее тонкая, практически ювелирная, и в то же время очень многогранная специальность входила в большую область хирургии, а затем стоматологии.

Работа не с органом, а с зоной

Челюстно-лицевая хирургия – уникальная специальность, объединяющая сразу несколько очень сложных и разнообразных медицинских направлений. Это и стоматология, и отоларингология, и микрохирургия, и эстетическая медицина.

«Мы работаем с зоной, а не с органом. Когда вы смотрите на лицо человека, то все, что есть на лице, – это челюстно-лицевая хирургия, или ЧЛХ. Пластическая хирургия на 40 процентов вышла из операций на лице; ринопластика, пересадка кожи и пересадка волос – это ЧЛХ. Стоматология, зубы и все, что чуть выходит за пределы зуба, тоже становится ЧЛХ. Доброкачественные новообразования, нарушения прикуса, ортодонтическая хирургия, травматология, переломы лицевого черепа – тоже ЧЛХ. Наша специальность настолько разнообразна, что ни с одной хирургией в чистом виде не сравнится», – рассказывает Михаил Соловьев.

Младший Соловьев продолжил путь отца – Михаила Михайловича Соловьева, профессора кафедры челюстно-лицевой и пластической хирургии Первого Санкт-Петербургского государственного медицинского университета, выдающегося ученого-исследователя. Старший Соловьев был одним из создателей и руководителем кафедры стоматологии детского возраста и челюстно-лицевой хирургии, он содействовал обретению статуса одной из ведущих в России и Советском Союзе.

«Раньше была хирургическая стоматология, она просто делилась на амбулаторную и стационарную. Все, что нельзя сделать в поликлинике, делалось в стационаре. Поэтому традиционно челюстно-лицевые хирурги могут сделать все, что касается зубов. И удаление, и зубосохраняющие операции, и удаление кист в любых объемах. Пожалуй, только к реконструктивным операциям на костях мы иногда привлекаем микрохирургов. Часть проблем пациентов мы делим с ЛОР-врачами, есть очень интересные варианты взаимодействия», – рассказывает Михаил Михайлович.

Самые страшные травмы – самокаты и велосипеды

В отделении ЧЛХ во 2-й больнице две трети пациентов экстренные, то есть поступившие после травм, воспалений.

«Самый тяжелый перелом, который мне запомнился, был получен при езде не велосипеде. Переломы верхней и нижней челюсти, жуткое смещение. Человек очень хрупкий, вы даже не представляете насколько. Сейчас поступают с тяжелейшими переломами после самокатов. За год только у нас в отделении по 10-15 тяжелых пациентов», – вздыхает доктор.

Челюстно-лицевые хирурги – практически универсальные солдаты. Все, что касается лица, они могут «починить» самостоятельно, практически не прибегая к помощи других специалистов. Они немножко гордятся тем, что обычно челюстно-лицевые хирурги работают в составе ЛОР-отделений. А во 2-й больнице, наоборот, отоларингологи в составе ЧЛХ.

«В стране всего около 1000 челюстно-лицевых хирургов. В городе тоже это редкая специальность. Она очень интересная, востребованная, но не секрет, что, к сожалению, в процессе обучения многие уходят в коммерческую медицину. Конечно, как в любой специальности, сначала идет тяжелый и не очень почетный, изматывающий труд, чтобы выйти на уровень, когда кажется, что можешь уже все. И тогда наступает ощущение свободы, но подняться на эти этапы молодым не всегда просто», – уверен Михаил Соловьев.

За пределами стандарта

Треть пациентов отделения ЧЛХ – плановые. В основном это люди с различными дефектами лица, возникшими или с рождения, или в результате заболевания или травмы. И вот с ними очень непросто. 

«Молодой пациент приходит с родителями, просит сделать ему операцию. Родители не понимают: «Зачем тебе, ведь и так хорошо?» А я смотрю, что парень жевать не может из-за дефекта челюстей. В свои условные 25 лет он ни разу нормально не жевал. Была девочка, которая после операции как о самом значимом ее эффекте говорила, что у нее очень странное ощущение: руки перестали попадать на лицо. Всю свою жизнь из-за дефекта она умывалась особым способом, а теперь, когда лицо стало нормальным, руки еще не могут к этому привыкнуть. Но ее мама тоже не понимала, зачем она пошла на операцию. Сказала, что она дочь «и такую» любила. Близкие как раз склонны преуменьшать проблему. Зачастую челюстно-лицевые операции – это не те операции, на которые уговаривают, но те, которые понятно для чего делаются», – объясняет Михаил Михайлович.

Больничное отделение ЧЛХ – это не частная клиника, куда при наличии средств может попасть любой желающий переделать себе лицо. Сюда попадают либо по направлению после консультаций других специалистов, либо из-за невозможности помочь вне стационара. Приходят и те, которые уже не знают, куда идти, которые обошли всех. И зачастую врачам Городской больницы № 2 удается понять, что с ними, и помочь.

«Вся медицина как наука построена на вероятности 95 процентов. Пять процентов пациентов всегда будут за пределами стандарта и всегда будут требовать индивидуальной работы. Как только человек оказывается в этих пяти процентах – это трагедия и это та ситуация, для которой нужен врач. Врач должен строить свою работу на очень многих составляющих помимо стандарта. На анатомии, физиологии, патофизиологии, на различных биологических и даже психоэмоциональных процессах, и там, где они накладываются друга на друга, – там нужен врач», – убежден Михаил Соловьев.

Он приводит красивый пример, по которому работают врачи американской ЛОР-ассоциации.

«Есть пациент, есть врачи, есть стандарты. Врачи честно их соблюдают, выполняя все предписанное. Но все решает последний момент: больной вышел на пределы стандарта и требует индивидуального подхода. Вот в этом индивидуальном подходе, выходе за стандарт и кроется смысл работы настоящего врача», – говорит доктор.

Голливудская улыбка – это дурной тон

Завотделением ЧЛХ говорит, что в 90-е годы в России был невероятный скачок по стоматологии. Люди поняли, что можно обеспечить качественное лечение за счет того, что платят пациенты, вкладывая при этом в технологии и материалы. При этом старая советская байка, что русского за границей узнают по зубам, по-прежнему в силе, но в прямо противоположном звучании.

«В России не используется абсолютно белый цвет для зубной коронки, это считается очень дурным тоном. В Америке же, когда ставят протезы, делают подчеркнуто белый цвет, так называемую голливудскую улыбку. Недавно услышал от пластического хирурга версию, с которой соглашусь: требования к операции подтяжки лица или замены коронок в США и в России совершенно разные. В России это считается некоторым самодурством, поэтому операция делается так, чтобы никто не видел, что была операция. А в США подтяжка лица или голливудская улыбка – это признак статуса. Поэтому нужно, чтобы это было видно», – уточняет Михаил Соловьев.

В кабинете у доктора висит фотофон, а на столе – профессиональный фотоаппарат. Дело в том, что если предполагается операция по изменению лица, обязательно делается портрет. Это нужно и для обучения, и для анализа, и во избежание конфликтов.

«В ЧЛХ многое очень сложно описать словами, а вот фото «до» и «после» бывает красноречивей многих слов. Мы, действительно, очень многое можем. И, кстати, никакие санкции на нас не повлияли – мы развиваемся и во многом обогнали и Америку, и Европу», – с гордостью говорит Михаил Соловьев, один из лучших врачей Санкт-Петербурга.