Весной для создания настроения Мариинский театр поставил «Золушку» Джоаккино Россини. Ее перенесли из Концертного зала, где она шла в полусценическом исполнении, на историческую сцену, расширив до полноценного спектакля. Но, как и положено высшему жанру, объединяющему практически все виды искусства, опера, написанная когда-то за 24 дня для театра без сценического оборудования, поставила куда больше вопросов, чем просто «закрыть глаза и отдохнуть».

В Мариинском театре, в отличие от римского Валле начала XIX века, есть все, даже видеостена, которая все чаще используется в постановках и все больше берет на себя «ответственности» не только за визуальные решения, но и тайные знаки, и даже юмор. Это позволяет быстро достичь «ух ты»-эффекта, но не заставляет забыть, что бывает и по-другому.

Например, на Второй сцене еще жив «Севильский Цирюльник» в постановке Алена Маратра. Там юмор прорастает первым подснежником, набирает силу, а кульминацию абсурда творят гигантские куклы, которые бродят по залу в конце первого акта. В новой же «Золушке» эмоции нехорошей семейки Анджелины поддерживаются неким бесконечным действием по Хармсу: «клоун Колька ударит клоуна Петьку, ученый попугай съест моченую редьку». На сцене много хохмических драк, «пугалок», замахиваний статуей-тамареской, коллективных метаний мужского хора, что, скорее, отвлекало артистов от исполнения и без того непростых партий, чем, скажем, привлекало новую оперную аудиторию.

Сама режиссер Екатерина Малая вряд ли назовет свою постановку авторской, ведь она, по сути, соткана из разных существующих историй, от той самой полусценической «Золушки», потоковых приемов с видеорядом, применяемых по всему миру, до известной работы Жана-Пьера Поннеля 1981 года, ставшей путеводной на многие десятилетия. Да, Россини свойственно самоцитирование, оперы он писал со скоростью фабричного конвейера. Но красивой и опьяняющей эта музыка становится, когда соблюдаются условия: поют и играют высококлассные исполнители, способные петь и играть именно Россини, и ладное сценическое действо, где зал развлекают не сами по себе, а в соответствии с каждым нюансом и посылом композитора. В противном случае спектакль должны вытаскивать отдельные солисты.

Несмотря на знакомый материал, составы даже внутри себя не равноценны. В запасе у Мариинского театра солистов достаточно – и академия молодых певцов, и приглашенные артисты позволяют справляться с шестью выступлениями в день на трех сценах, обменными гастролями с Большим театром, поездками по всей России и Владикавказом с Владивостоком. Но вот основных, ударных голосов на важные партии огромного репертуара часто не хватает. В том числе и для «Золушки», где требуется филигранное исполнение, чтобы искристая музыка плодовитого добряка Россини не казалась написанной искусственным интеллектом.

В последнее время все больше напрягают анонсы оперных спектаклей с посылом «для всей семьи». Встает вопрос: для какой семьи? Что любит семья, собирающаяся в оперу? Была ли хоть раз в оперном театре? Слышала ли «Золушку» заранее? Ведь, в отличие от футбола, где никто не хочет заранее знать счет, восприятие оперных спектаклей полностью зависит от знакомства с аналогами. Зритель, чтобы оценивать и требовать с солистов, должен сам быть «готов» не хуже них. Чем лучше ты знаешь произведение, тем большее удовольствие способен принести поход в театр (увы, и наоборот). И тем интереснее самим исполнителям, если публика хоть немного разбирается в их творчестве.

Моя дочь недавно вышла с дошкольных уроков в слезной истерике – какие-то девочки фальшиво пели ее любимую песню. Увы, нечто похожее пришлось испытать и на «Золушке». Просто взрослые свои эмоции контролируют, а дети не всегда. Но это не отменяет того, что от досады хочется плакать. Почему? Ты не можешь отмотать назад момент, ради которого пришел. Нельзя пережить его заново и по-другому. Выход в оперу требует времени и денег. Не всегда получается пойти, не всегда получается сделать это всем вместе, не все оперы, наконец, подойдут ребенку. Не говоря уже о том, что узнать, будут ли выступать те, кого предпочитаешь слышать, раньше, чем за три дня, невозможно – график театра жестковат для всех. Подстраиваешь планы, готовишься, устанавливаешь свои собственные фильтры на качество, ждешь встречи с арией или дуэтом, а, например, тенор, то ли уставший, то ли перенервничавший, вообще не может петь «наверху», осторожно двигаясь по партии в пределах возможностей. Или слуга принца Дандини совершенно не дает «эффекта Фигаро», прохвоста, «серого кардинала» каждой похожей оперы-буфф. В «Золушке», которую довелось услышать, женские партии за явным преимуществом победили мужские. И выходишь с чувством благодарности к противным сестрам Клоринде и Тисбе (Кристина Гонца, Екатерина Латышева) и их не менее «мерзкому» папаше (всем сердцем любящий буффонаду Денис Беганский), за то, что хоть иногда было действительно весело и не назло нотам.

Добро все же побеждает зло – в наш вечер заметно волновавшаяся меццо-сопрано Дарья Росицкая скорее справилась с каноническим финалом, где Золушка, названная в этом либретто Анджелиной, должна петь много и этим приносить радость. Она и отдельные исполнители собрали свои аплодисменты. Но на приватные вопросы «идти или не идти?» пришлось ответить: «Бежать не стоит, сходить можно. Главное, что вы хотите получить…»