Через отдел термических поражений Института скорой помощи за год проходят около полутора тысяч пациентов. Здесь спасают 90 процентов всех взрослых, получивших ожоги как в нашем городе, так и на всем Северо-Западе и даже дальше. Здесь лечили 18 пострадавших в пожаре пермской «Хромой лошади» и в других ЧС последних десятилетий.

Новое лицо

Заведующий 2-м ожоговым отделением, заслуженный врач РФ, кандидат медицинских наук, почетный доктор НИИ им. И.И. Джанелидзе Дмитрий Козулин работает здесь без малого 40 лет. Тяжелейшая хирургическая специальность – комбустиология, которая все чаще находится в тесном взаимодействии с пластической хирургией. Именно к нему в 1997 году попала молодая женщина – Людмила.

«У человека не было лица. Сгорело все: грудь, шея, лицо, кожи не было совсем, остались только кости и хрящи. Рук тоже не было. Такая она поступила. Лицо надо было делать новое», – говорит Дмитрий Альбертович.

От газовой плиты загорелся халат. Мы все знаем, что надо делать при ожоге. Но когда вспыхиваешь, как факел, все забывается. Человек начинает метаться, пытается закрыть лицо руками и горит еще больше. Особенность пламени – оно бьет в лицо, горят и плавятся волосы, происходят ожоги дыхательных путей, отравление угарным газом.

«Она поступила в очень тяжелом состоянии, лежала в реанимации. Мы сделали семь или восемь операций на голове, шее, на груди и на руках, на лице, на кистях. Она стойко и мужественно все переносила, не закрывалась от нас, хотя ожоговые пациенты – очень тяжелые, в том числе психологически», – вспоминает Дмитрий Козулин.

Врач до сих пор восхищается мужем Людмилы. Он не отходил от любимой ни на шаг, постоянно был с ней, ухаживал, помогал.

«Я никогда таких пациентов не видел. Он был ее первым помощником, пылинки сдувал. Редко таких мужчин увидишь. Он каждый день приходил ко мне с двумя толстыми тетрадями, задавал десятки вопросов, я отвечал – он записывал, и они прилежно все выполняли. За время лечения накопилось несколько общих тетрадей. Может, поэтому результат был положительный», – говорит доктор.

Они смогли

Кожу для пересадок, как правило, берут с бедер, но если операция на лице, то стараются брать кожу, наиболее близкую по составу – с внутренней поверхности бедер и плеч. Если ожоги обширные, выбор у хирурга невелик. Нельзя брать кожу с лица, шеи, крупных суставов, кистей, стоп. Поэтому приходится поэтапно срезать оттуда, откуда можно, и выкладывать аккуратно по контуру, фактически делая новое лицо. Обычно хирурги просят принести прежние фотографии пациента. Но повторить можно далеко не всегда. Дмитрий Альбертович вспоминает обожженных в «Хромой лошади». Тогда на лица людей стекал расплавленный пластик, прожигающий ткани до кости. В такой ситуации восстановить то, что было, невозможно.

Кожу для пересадки можно накладывать прямо на кости, на фасции, на мышцы. Под пересаженной кожей в течение года она разрастается. Сначала получается очень некрасивый рельеф, потом она выравнивается и заполняет пустоты. Но этот год надо досконально выполнять все указания врача. Например, носить специальное компрессионное белье. В случае ожога лица – некий вид шлема.

«Это специальная ткань с особой компрессией. Ее надо носить год, снимая на час только для мытья или стирки. Ее принцип в том, что после ожогов появляются рубцы, деформации. Но если на кожу давить, то рубцы не растут, для них нет питания, условий, и там, где ожог, вырастает новая гладкая кожа. Это лучший метод из всех, но надо вытерпеть», – говорит Дмитрий Козулин.

Кроме того, обязательно надо принимать противорубцовые препараты, ходить на специальную физиотерапию, бальнеологическое лечение, обязательна лечебная физкультура. Больше всего мышц у человека на лице, и необходимо эти мышцы заставлять работать. Тогда через год лицо не будет выглядеть бесчувственной маской, в нее врастут нервы, а мышцы начнут работать. Это мучительно, больно, для этого требуется железная дисциплина. Но это работает.

Сильная счастливая женщина

«Со своими бывшими пациентами мы практически не встречаемся. Если им плохо, они приходят сразу. Если все хорошо – не приходят никогда и стараются с нами не встречаться. Все, кто перенес глубокие ожоги, имеют очень тяжелые воспоминания, стараются вычеркнуть их из памяти», – говорит Дмитрий Козулин.

Спустя 27 лет после трагедии Людмила пришла в то же отделение НИИ скорой помощи на консультацию к пластическому хирургу, разговорились, и она рассказала, что в 1997 году ее врачом был Дмитрий Альбертович.

«И мы встретились. Спустя 27 лет я увидел абсолютно счастливую женщину с абсолютно нормальной психикой. Они с мужем родили второго ребенка, она работает, живет полноценной жизнью, а ведь многие бы сломались. Никогда не надо думать, что беда поставила крест», – говорит доктор Козулин.

Связались мы и с Людмилой. Она попросила не называть ее настоящее имя и фамилию, но она передает огромную благодарность врачам.

«Меня вернули к жизни золотые руки врачей. Моя жизнь могла закончиться в 1997 году, а вот теперь, представьте, она продолжается. Я живу и радуюсь жизни, в которой с тех пор случилось много хорошего. Откуда оптимизм? Из самой жизни! Я стараюсь, чтобы условный стакан всегда был наполовину полон. Нельзя отчаиваться, надо продолжать жить и, как та лягушка, всегда сбивать сметанку, чтобы выбраться», – говорит пациентка ожогового отделения.