– Александр Сергеевич, расскажете про вашу семью, родителей?

– Моя мама – актриса. Она окончила школу в Курске, а потом училась в Киевском театральном институте. В Киев она приехала вместе с моим отцом. Папа выучился на юриста, окончил Киевский государственный университет. Кстати, там же, на юридическом факультете, учился и мой дед. Лет пятнадцать назад я впервые побывал в Киеве, приехал к зданию юридического факультета. Было интересно.

Родители рано разошлись, жил, воспитывался я у бабушки. Она была для меня, пожалуй, главным родственником: как правило, заменяла мне и маму, и папу. Она была учителем географии и, к слову, потомственной дворянкой. Так получилось, что ее дальний предок Тимофеев, будучи крепостным, попал в Крым на Русско-турецкую войну, где проявил героизм и из крепостного превратился в дворянина.

А вот деда не помню – мне было три года, когда он ушел из жизни. Но знаю, что он был преподавателем, экономистом, писал книги по экономике. Работал и председателем горисполкома. Кстати, у бабушки с дедушкой было семь высших образований на двоих!

Папа создал другую семью, а мама познакомилась с красавцем, известным телевизионным диктором из Ленинграда Сергеем Тулупниковым. Он был не просто диктором, но еще и писал сценарии – например, к знаменитым «Голубым огонькам», – готовил целые серии программ про людей героических профессий: выдающихся хирургов, моряков, капитанов дальнего плавания, летчиков… Делал программы с героями того времени. Например, с Юрием Гагариным после полета в космос.

Я продолжал жить у бабушки в Курске, но на каникулы всегда приезжал к маме и отчиму. И когда я бывал в Ленинграде, то все время видел каких-то совершенно необычных людей, видел работу телевидения. У меня даже фотография сохранилась: вот я шестилетний, в шортах и тюбетейке (так меня бабушка одевала), стою рядом с отчимом Тулупниковым на крыльце телецентра на Чапыгина. Телецентр как раз открывался в то время, и это было огромное событие в жизни города! Моя мама работала там ответственным секретарем молодежной редакции. А в ее кабинете жили знаменитые телевизионные герои тех времен – куклы Жаконя и Телевичок.

– С 1991 года вы являетесь ректором Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов. Как вы поменялись за это время? И как эти изменения отразились на возглавляемом вами университете?

– Со мной случилась одна простая вещь – я состарился на этой работе. Когда возглавил университет, я стал самым молодым ректором во всем Советском Союзе. Мне было 37 лет, и тогда казалось, что я стал ректором случайно. Помню, мне позвонил Владимир Триодин (до 1991 года исполнявший обязанности ректора Ленинградской высшей профсоюзной школы культуры, с 1991-го – СПбГУП, заслуженный деятель науки РФ, ныне почетный профессор СПбГУП. – Ред.) и сказал: «Давайте вы в Москву поедете, вас назначат ректором». Я отказывался… Но Триодин поразил меня одной фразой. Вам и в голову не придет, на что я повелся! Он сказал: «Александр Сергеевич, вы не представляете себе, что такое стать ректором. Вы измените свое общественное положение. Вы будете общаться с самыми интересными людьми страны!» Я задумался… И мне страшно понравилась эта мысль. Триодин меня уговорил стать ректором. Я не хотел: был молодым – что еще надо? Деньги есть, свободное время тоже… У меня тогда умерла жена, и я остался один с маленьким ребенком… Это была большая трагедия для нас, травма на всю жизнь.

А когда я пришел в университет, то месяца три не знал, что делать. Просто сидел в кабинете, никому не нужный. И вдруг открывается дверь – пинком ноги! И входит уборщица и говорит: «Ректор, ты собираешься что-то делать? Я мать-одиночка, у меня грудной ребенок, а ты мне третий месяц зарплату не платишь!» Я говорю: «Вы знаете, я сделаю все, что могу». И я тогда первым перевел полномасштабный вуз в стране на платную основу.

После, в 2008 году, к нам приехал Владимир Путин – посмотреть, что у нас происходит. Он задал мне вопрос: «А вы что, не получаете госбюджет?» Я ответил: «Не получаем». И тогда Владимир Владимирович сказал, что это неправильно и что он обратится в правительство, чтобы нам выделили средства. К тому времени у нас и так все шло хорошо, нам удалось решить множество задач по созданию суперсовременного университета. МГУ, МГИМО, американская профессура, Кельн, Франция… Все наши гости в один голос говорили, что ничего подобного не видели!

И речь не только о материальной базе – речь о том, что мы разработали культуроцентристскую концепцию образования.

Могу похвастаться: у нас самый высокий уровень трудоустройства выпускников (нет безработных!) и самый высокий конкурс в Петербурге – 76 человек на место.

При этом у нас очень хорошие отношения с профсоюзами. Профсоюзы ценят наш университет как социальный проект. Они никогда с нас не брали деньги.

Все, что нам «приносят» студенты, мы тратим на самих студентов, на зарплаты сотрудникам, на создание материальных ценностей, какие-то средства предназначаются для поддержки ветеранов.

– Судьба свела вас с выдающимися людьми: Галиной Вишневской, Мстиславом Ростроповичем, Жоресом Алферовым, Даниилом Граниным, Михаилом Бобровым… Как эти люди повлияли на вашу жизнь?

– Когда назначили ректором, я поставил задачу достичь высокого качества образовательного процесса. А образование состоит из обучения и воспитания. И чтобы воспитывать студентов, нужно давать им идеалы, к которым они будут стремиться.

Вот практически на этом месте, где мы сейчас с вами находимся, мы с Дмитрием Лихачевым перерезали ленточку, открывали здесь выставку научных работ. Еще мы организовали с ним день рождения университета. Так получилось, что здесь наука сошлась с религией. Мы выбрали 24 мая. Это и для верующих хорошо – День великих святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, и для неверующих – День славянской письменности и культуры.

На самом деле у Лихачева было целое множество ценных идей. Например, он предложил, чтобы в университете была научная конференция. А в первой из них он и сам участвовал, это было в 1993 году. Кстати, потом мы с Даниилом Граниным написали письмо Владимиру Путину с просьбой увековечить память Лихачева. Владимир Владимирович за три дня выпустил соответствующий указ.

Я действительно дружил со многими великими людьми. Например, мне очень не хватает Михаила Боброва. Это невероятный человек, который почти 25 лет был рядом со мной в вузе, он заведовал кафедрой физического воспитания. В 2018 году его не стало, а в прошлом году, к столетию со дня рождения Михаила Михайловича, мы в университете открыли музей Боброва.

Есть люди, которых мне сейчас не хватает как близких родственников. Например, Даниил Гранин. Он был необычайно ярким человеком, и его уход стал для меня незаживающей раной… Сейчас мне сильно не хватает бесед с Граниным.

– В стенах Гуманитарного университета профсоюзов есть театрально-концертный зал имени Андрея Петрова. И там помимо студентов выступают известные коллективы, солисты. Как вы выбираете концертные программы?

– Этот зал играет достаточно простую функцию. Вот пришел студент, который проведет в наших стенах от четырех до шести лет, возможно, продолжит обучение в аспирантуре. И, по моему мнению, он должен выйти отсюда не тем, каким пришел. Он должен проделать серьезный путь внутреннего роста. Поэтому для концертов мы выбираем самые достойные явления, которые можем предъявить студентам. Классические произведения, стихи начала XX века, 1970-е годы… Это Пушкин, Есенин, Евтушенко, Вознесенский в исполнении потрясающих артистов уровня Константина Райкина и Николая Мартона!

Да, мы стараемся выбирать тех людей, которых провожали бы аплодисментами. Потому что они представляют настоящее высокое искусство.

– Какая еще деятельность есть в вашей жизни?

– Обычно я работаю восемь часов ректором, а потом не меньше четырех часов занимаюсь научной работой. У меня 80 книг и около 4000 статей. Тружусь в субботу, воскресенье, по ночам…

Отпуск – это когда ты можешь уехать, часа четыре покататься на горных лыжах или провести время на пляже, ну и пять-шесть часов поработать… Отдых для меня – смена деятельности.

– А что для вас значит семья?

– Это одна из самых важных вещей на свете. После работы и здоровья близких я бы поставил семью на следующее место.

– Ходят легенды, что именно по просьбе Собчака вы пытались вернуть Иосифа Бродского в Петербург. Это правда?

– Дело было так: я получил от ученого совета нашего университета полномочия по приглашению в почетные доктора. И вот в какой-то момент, размышляя о жизни, подумал, что хорошо бы избрать Бродского. Я считал, что город был перед ним в долгу. Это была история недопонимания. Бродский жил собственной жизнью, не был против власти, а был внутренне свободным человеком, который писал стихи. Творчество его не было понятно людям во власти… И, в конце концов, его объявили тунеядцем, насильственно выдворили из страны.

А вы знаете, ведь для него это была настоящая трагедия, которая к тому же плохо закончилась, потому что он не смог приехать к больному отцу, который умирал. Он уезжал под улюлюканье толпы. И Бродский однажды сказал мне при личной встрече: «Ну как я вернусь в Петербург? Самое страшное для меня, что меня будут целовать и обнимать те люди, которые улюлюкали, когда меня выгоняли…»

Я нашел с ним общих друзей через сферу искусства. Фотограф Нина Аловерт организовала мою встречу с Романом Капланом (литературовед, владелец ресторана «Русский самовар» в Нью-Йорке. – Ред.). И вот Каплан в свою очередь устроил мою встречу с Бродским. Мы с ним беседовали четыре часа, и Бродский обещал приехать. В итоге я его пригласил, а он не доехал. Точнее, он доехал до границы в Котке и не смог ее пересечь…

Через какое-то время мне позвонил Анатолий Собчак. У него тоже были идеи вернуть Бродского в Петербург. Так я снова связался с Капланом, тот – с Бродским. Мы встретились в гостинице «Уолдорф-Астория» в Нью-Йорке. Были Анатолий Собчак, Людмила Нарусова, Иосиф Бродский и я. Собчак был доволен встречей. Сказал, что обо всем договорились.

Потом я сделал их совместную фотографию. И, помню, Бродский бросил мне довольно грубую фразу: «Я вам скажу, что вы хреновый фотограф». Я ему говорю: «Это почему?» Он отвечает: «Просто поверьте, у меня отец был фотограф». Прошло несколько месяцев, звонит Собчак. Он выпустил книгу и хотел, чтобы я был на презентации. Мол, там та моя фотография. Я смотрю: на фотографии все стоят в фойе, а позади статуя, и голова у нее срезана…

Кстати, когда я еще в первый раз беседовал с Бродским, то взял на встречу своего сына, он был маленьким, очаровательным. У него была такая копна волос, длинные, до плеч. Бродский вспоминал его как ангела. Когда мы потом говорили с ним по телефону, он всегда упоминал моего сына. Говорил, что я приходил с ангелом.

– Как на вас повлиял Петербург? И какой он – ваш Петербург?

– Очень люблю этот город. В первый раз я приехал сюда в шесть лет и влюбился. Я понял, что это город, в котором мне очень хочется жить. Любимый город – это Ленинград, город моей юности. Он строгий и может показаться более скучным, чем сейчас.

Сегодня Петербург яркий, здесь много красочных витрин, город ухоженный, богатый… А тогда город был более скромным, даже аскетичным где-то и, может быть, аристократичным. И, замечу, люди тоже были другими. Другой тип.

Я, как культуролог, пытался с этим разобраться. В этом помог главный архитектор Петербурга в 1990-е годы Олег Харченко. Он объяснил: «А чего тут удивляться? 1970-е годы – это период массового строительства. До этого все жили в центре города – жили «по Пушкину»: «...и в Летний сад гулять водил»… Старая архитектура влияла, она формировала особый тип сознания.

Сейчас многое делается для того, чтобы бытовая культура в Петербурге вернулась на надлежащую высоту. Да и по всей стране много позитивных перемен. Как ученый, я все это хорошо вижу.

Петербург для меня – это особенный город. Хочу, чтобы мои дети и внуки жили именно здесь, в городе огромного внутреннего достоинства и культуры.

– В чем секрет успеха?

– Моего личного? Вы знаете, есть внутренний драйв. Как Высоцкий говорил: «Мне неинтересно лежать на диване и смотреть телевизор». Мне интересно что-то делать, иногда даже рисковать, делать что-то новое, реализовывать какие-то идеи – например, те, которые вызревают в коллективе. Общаться с теми людьми, которые этого стоят.

– Что для вас счастье?

– Это краткие промежутки времени, когда нет тяжелых, гнетущих проблем, которые ты не можешь решить.