Яндекс.Метрика
  • Валерия Троицкая

Игорь Караулов: «Нам нужна живая публика!»

Чем отличаются стихи о событиях специальной военной операции? Об этом «Петербургскому дневнику» рассказал поэт Игорь Караулов, ставший главным героем спектакля о самом себе
Фото: из личного архива Игоря Караулова

– В московском Новом театре поставили спектакль «Поэзия.doc. Игорь Караулов. Сам по себе и со всеми» (12+). Кажется, в самом названии есть точное определение: вы и со всеми, кто поддержал страну, но как поэт немного сами по себе.

– Наверное, это так. Хотя спектакль не про Z-поэзию. Конечно, там есть стихи новейшего времени, в том числе о событиях СВО. Но на две трети это рассказ о моем детстве, юности, о семье, о том, почему я стал таким. Скорее, получается, я был сам по себе, а стал – со всеми.

Спектакль – идея Эдуарда Боякова, он давно занимается театральной техникой вербатим, документальным театром. У него был проект, посвященный художникам, а в этот раз он решил сделать серию спектаклей про поэтов. Пока про четверых, кроме меня, это Мария Ватутина, Анна Долгарева и Анна Ревякина.

Причем в моем случае Мария Ватутина впервые выступила в роли драматурга: по итогам наших бесед она написала пьесу. Возможно, в спектакле я получился немного отличным – не от себя настоящего, а от себя полного, потому что были выбраны какие-то фрагменты из моей биографии, некоторые мои рассуждения. Выбор стихов был больше моей работой.

– Как вы относитесь к термину «Z-поэзия»?

– Как к чему-то реально существующему. Я хорошо помню, как он возник. Это было весной 2022 года, когда шли наши марафоны «Zа Россию», которые в итоге для простоты стали называть Z-марафоны. И наши либералы это подхватили и синтезировали в «Z-поэзию», «зетники», «зетанутые».

А я нормально отношусь к термину. Он прижился, нам удобно друг друга так обозначать, чтобы было коротко и сразу понятно, кто перед тобой. Проблема в другом: наши противники пытаются выставить нас как нечто конъюнктурное и нишевое, как второсортную отрасль поэзии, которая только о войне. А это не так. Мы пишем не только о войне. Мы хотим всю поэзию за собой повести.

Полтора года назад я считал, что наше объединение временное, спецоперация закончится, и мы все разбежимся по разным углам. А сейчас я понимаю, что нет. Мы успели сродниться. Куда я теперь денусь от Саши Пелевина, от Анны Долгаревой? От Дмитрия Артиса куда денусь? Он ушел добровольцем на фронт, воевал и вернулся совершенно другим человеком и другим поэтом. И мы теперь по-другому на него смотрим. Мне хочется сохранить нашу общность. А для этого мы должны сформулировать, в чем она заключается.

– Чем эта новая лирика отличается от прежней?

– Я бы сказал так: Z-поэты – это те, кто пошел к людям, не делая вид, что их стихи предназначены для «избранных». Я иду к сотрудникам Петербургского метрополитена и Рязанского водоканала с уверенностью, что они меня поймут. И они слушают меня внимательно и понимают. А раньше на вечера поэзии приходили в основном другие поэты и лишь ждали своей очереди выступить. Читаешь, смотришь в их глаза – пустые, холодные, и не находишь в них слушателя. Вот такой литературный процесс нам не нужен. Нам нужна живая публика! Современная, не ограничивающаяся «особой» прослойкой.

Недавно одно иноагентское СМИ разразилось материалом о нас и бросило, по их мнению, обидный термин: «Z-реализм». Да, мы не боимся работать с реальностью, мы не уходим в особый, игрушечный поэтический мир. Читаешь некоторые стихи и понимаешь, что действие происходит в искусственной, придуманной реальности. Мне это неинтересно. Мне интересно, когда стихи выражают пространство, которое я вижу вокруг себя, и время, в котором я живу.

– То же самое можно сказать о многих видах искусства. Они живут внутри себя, реальную жизнь людей не видят и не хотят видеть.

– Наша творческая интеллигенция десятилетиями мыслила себя как секту. У тебя хорошее лицо и у меня хорошее лицо, мы все люди со светлыми, хорошими лицами, а вокруг нас этот неприятный, жестокий мир. И ничего плохого этот мир им не сделал, но они все равно с ним «борются»… А мы вот решили взять и в мир выйти. Нам в этом междусобойчике не очень интересно.

– При этом наши издательства и толстые журналы до сих пор не спешат печатать авторов, замеченных в любви к стране?

– Толстые журналы полностью на стороне прошлого, живут прошлым, не хотят ничего видеть нового, у них установка: не замечать, что происходит. Не знаю, на что они надеются? Что СВО закончится, и люди этот период сразу забудут, вычеркнут из памяти? Всех людей, которые погибли? Всех, кто там сражался? И будет у них прежняя жизнь?

Ассоциация союза писателей и издателей ведет курс на замалчивание современности и темы СВО в том числе. Журналы, которые они поддерживают финансово, фестивали и литературные школы, которые они организуют, семинары, которые проводят, – там полностью игнорируется происходящее.

Но говорить, что совсем ничего не меняется, я бы не стал. Издательство «Питер» печатает Z-поэтов и прозаиков, выпустило две антологии и маленькие сборники для фронта под названием «Родня». У меня выходит книга «Главные слова» в издательстве АСТ, в специальной серии «Мысли о Родине», где уже издали поэтические сборники Анны Долгаревой, Анны Ревякиной, книги Даши Дугиной и скоро Александра Дугина.

Проблема не выпустить, а продать. Хотя антология «Воскресшие на Третьей мировой» продалась в количестве 10 тысяч экземпляров, что для поэзии, конечно, круто. Что касается прозы, которая всегда продается лучше, то наш великий писатель Герман Садулаев жалуется, что максимальный его тираж – 15 тысяч. А ведь он писатель потрясающий! Хотелось бы, чтобы люди больше знали о нашей литературе, о тех, кто за наших.

– Романы нынешних иноагентов и книги ЛГБТ-тематики, которые силой навязывали подросткам, продавались сотнями тысяч экземпляров.

– Рекламируют то, что предполагается, будет хорошо продаваться. И продавцы уверены, что лучше всего продадут то, что апеллирует к развлекательным потребностям или к низменным чувствам. Если ты хочешь сказать о мире что-то серьезное, то на тебя продавец особо не рассчитывает. Да и читатели не привыкли покупать стихи и серьезную прозу. Нам нужно менять читательский вкус. Это медленный процесс, но, я думаю, положение будет исправляться. Вся страна либо переориентируется на что-то осмысленное, либо она просто не выживет. А выжить хочется. Поэтому будущее за осмысленной литературой.

Конечно, проблема и в том, что у нас много либералов в этой сфере – она три десятилетия контролировалась ими, они вырастили три-четыре поколения, и там смена четко подобрана. Естественно, будет трудно.

– Что нужно сделать, чтобы процесс изменений в культуре шел быстрее?

– Я слышал, что патриотическая часть нашего сообщества собирается создать Ассоциацию деятелей культуры. Это правильно. У нас есть некий коллективный взгляд на вещи, который должен быть отражен в наших собственных институциях. Нам нужно объединяться, не ссориться и быть щедрыми, помогать друг другу. Многие талантливые авторы сейчас смотрят на тех, кто смог пробиться, и думают: а как же мы, ведь мы единомышленники, почему до нас очередь не доходит? А не доходит, потому что у нас нет своих журналов, своих премий, своих фестивалей. Если бы они были, нам было бы легче показать, что мы не горстка отщепенцев, поддержавших страну. Нас много.

Из сборника «Моя сторона истории»:

Война не будет длиться вечно,
конечен счёт её скорбей. 
Задумчиво и человечно 
ползёт по кухне муравей. 
Вот он спустился с ножки стула
и на полу продолжил путь.
Он крана глянцевое дуло
обходит, чтоб не утонуть.
Посмотрим, что у них в пенале:
крупа и сахар, соль и мёд.
Что ожидает нас в финале?
Кто проиграет, чья возьмёт?
Война не будет длиться годы 

и он сквозь щёлочку в окне 
выходит в вольный мир природы,
стремясь к покинутой родне.
Песчаный холмик не могила,
а дом, в котором все свои. 
«Приятель, где тебя носило?» – воскликнут братья-муравьи. 

И он расскажет им про доты, 
про долгий штурм пчелиных сот,
про стрекозиные налёты 
и не стемнит, и не соврёт. 
Про то, как он бродил по кухне, 
отбившись ночью от полка,
как он мечтал, что мир не рухнет,
а только сдвинется слегка,
лишь понарошку и в уме лишь.
Но муравейника сыны 
ему ответят: что ты мелешь?
Здесь нет и не было войны.
2022 г.

***

Подмосковные ночи, московские дни, 
вечера между Марсом и Ригой. 
Засыпаю над картой далёкой родни,
как когда-то над культовой книгой.
Как тогда Азазелло и кот Бегемот
кочевали по вешней столице, 
так теперь по следам наступающих рот
глаз торопится, сердце стремится. 
Перед ними Артёмовск. А это сельцо, 
эта станция 
взяты, не взяты?
Будто в озеро, я окунаю лицо
в смоляную воздушную карту.
Засыпаю без снов, но в четыре утра
полыхает заря на востоке, 
и опять над Донбассом грохочет арта
и земные сдвигаются блоки.
2022 г.

***

Из сборника «Главные слова»:
Теперь настало время выбирать
не депутата и не ветчину,
а выбирать, за что нам умирать.
Выходит так, что снова за страну.
За три берёзки или три ольхи,
снегами припорошенную даль.
Не за стихи? Пускай и за стихи,
в родном пейзаже малую деталь.
Задумываясь, если б да кабы
ты в ступе столько лет не истолок,
проговоришь
«не быть или не быть» 
не столь уж и нелепый монолог.
За ту страну, что выйдет из огня 

по нашим спинам 
чище и ясней.
За ту страну, что нового меня
однажды восстановит из камней.
2023 г.