Дело о закрытой комнате
– А ведь правду говорят, что не в деньгах счастье, – философски заметил Степан Трифонович, надкусывая пышку.
Иван Дмитриевич Путилин подал наполненную из электрического самовара чашку гостю и с любопытством взглянул на него. Тот выждал паузу, отхлебнул глоток душистого чая и, не дождавшись расспросов, продолжил:
– Вот хоть недавний случай. Депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга, дом – полная чаша, жена – красавица. А взял свалился с крыши своего роскошного особняка.
Иван Дмитриевич налил чаю себе и, хитро прищурившись, прокомментировал:
– Преступник не найден. Очередной висяк. Так?
Гость, Степан Трифонович Мельников, следователь по особо важным делам, возмутился:
– Обижаешь, Иван. Какой висяк? Чистое самоубийство. Депрессия на фоне перенесенного ковида. Да ещё отец у него недавно умер. Всё это и подтолкнуло слугу народа к роковому решению. – Степан Трифонович театрально вздохнул.
Путилин пригладил свои знаменитые бакенбарды и с усмешкой спросил:
– Сам-то в это веришь?
– Конечно! Все двери закрыты изнутри… И окна тоже, – поспешно добавил гость в ответ на недоверчивый взгляд знаменитого сыщика, отошедшего от дел, но не утратившего интереса к разгадыванию запутанных преступлений.
– Но кто-то же в доме был? Кроме хозяина, я имею в виду.
– Одни женщины. Жена, прислуга, гувернантка его дочери, сама дочь – двенадцать лет девчонке.
– Вот видишь! А ты говоришь «самоубийство». Вон сколько народу! Их проверили?
– Да что там проверять? Женщины, как на подбор, щуплые: ветром дунь – свалятся. А самоубийца, Артём Владленович Лукьянов, – богатырь. Два раза в неделю в качалке штангу тягал. Шея – во! Как у быка. Его, кто не знал, за телохранителя принимали.
– Кстати, о телохранителях. Должна же у солидного человека быть охрана. Да и камеры наблюдения.
– Камеры в тот день не работали. Какая-то авария произошла. Охранник отсутствовал. Выходной.
– Его проверили?
– Обижаешь! В первую очередь. Алиби – полное. Любовница подтвердила, что в тот вечер был у нее. А по дороге еще и в магазин зашел. Вино, закуску купил. Продавщица подтвердила.
– Продавщица?
– Да и чек у него сохранился.
– А зачем честному человеку хранить чек? Если он заранее не знал, что ему потребуется алиби?
– Иван, не впадай в паранойю. Он, кстати, картой расплачивался. Так что и в личном кабинете банка задокументировано.
– Проверил?
Степан Трифонович покачал головой и нетерпеливо поморщился:
– Так чек же! И продавщица! Не будет же профессионал врать там, где легко проверить.
– Ну, ладно-ладно, – примирительно ответил Путилин. – А всё-таки, что ни говори, не может это быть самоубийством.
Степан Трифонович вздохнул и выразительно поднял брови:
– Дело закрыто. В том, чтобы к нему возвращаться, никто не заинтересован. Не надо это никому!
Иван Путилин сосредоточенно пил чай с блюдца. Как на картине «Чаепитие в Мытищах». Никогда он так раньше не делал в бытность свою начальником сыскной полиции Санкт-Петербурга, а теперь такой старомодный способ вызывал у него ностальгическое чувство. Сделав очередной глоток, он задумчиво произнёс:
– У влиятельного человека и враги могут быть влиятельными. – Звук «г» он выговаривал на южный манер, фрикативно. Так что слово «враги» у него звучало примерно как «врахи». – Помнится, я и сам однажды повёлся на авторитет обвиняемых. Когда жена купца-фабриканта А. Н. Б. и ее дочь, жена почетного гражданина К. Ф. Я., обвинили в мошенничестве жену профессора Ф. и ее знакомую. Тогда пострадавших ещё и наказать пригрозили. И невиновность профессорской жены обосновывалась только тем, что если она жена уважаемого человека, то и в мошенничестве замешанной быть не может. А жена купца, значит, могла ни с того, ни с сего на невинную женщину наброситься в Гостином дворе. Там ведь и еще потерпевшие были. Нет бы – ставку очную устроить! Опознание провести! Ну, да ладно. Не буду сейчас вдаваться в подробности. Захочешь – сам почитаешь. Я в своих воспоминаниях писал про этот случай. Да, а врагов у вашего «самоубийцы» не может не быть.
– Врагов, может, у него было и немало. Может, и в семье не всё было ладно. Только никого постороннего внутри не было. А женщины чисто физически не могли с ним справиться. Даже если бы вдруг объединились. Он бы их щелбанами раскидал.
Иван Дмитриевич глубоко погрузился в свои мысли.
– Вот так! – резюмировал Степан Трифонович, чувствуя, что старый приятель заглотнул крючок. – Если и было преступление, раскрыть его никто не сможет. Миссия, как сейчас говорят, невыполнима.
Глаза Путилина блеснули:
– А спорим, найду преступника!
* * *
– Позвольте представиться, – слегка грассируя, произнес необычный посетитель, немолодой джентльмен с аристократичными, а потому немного старомодными манерами, одетый с европейским лоском и окутанный тонким мужским парфюмом. – Князь Варфоломей Авксентьевич Оболенский.
С лёгким поклоном он протянул свою визитку. Хозяйка, эффектная женщина лет двадцати пяти, пряча недоумение от странного визита за вежливой улыбкой, предложила князю кофе. Вальяжно расположившись в кресле, отпрыск дворянского рода продолжил:
– Примите мои самые искренние соболезнования в связи с кончиной вашего супруга и моего незабвенного друга Артёма Владленовича, дражайшая Ярослава Альбертовна! – Он отхлебнул глоток дымящегося кофе и вздохнул. – Неисповедимы пути провидения! Ещё совсем недавно сиживали мы с вашим покойным супругом у меня на вилле на Лазурном берегу, Côte d'Azur, и мечтали, что в скором времени драгоценный мой друг посетит меня на моей вилле вместе с супругой. С вами то есть, любезная Ярослава Альбертовна.
Хозяйка печально склонила голову. Варфоломей Авксентьевич еще раз вздохнул и сказал:
– Понимаю, как вам должно быть тяжело. Ведь и я ономнясь – вы простите мою старомодность выражений: мы во Франции ностальгируем по исконно русской речи – понёс тяжёлую утрату. Супруга моя благоверная внезапно скончалась.
В глазах Ярославы изобразилось сочувствие:
– Где вы остановились, князь?
– Ещё не определился. Полагаю, в Гранд-Отеле на Мойке сервис должен быть не слишком плохим…
– Зачем же отель? В память о безвременно ушедшем супруге мой долг – оказать радушный приём его искреннему другу.
* * *
Вечер прошёл в задушевной беседе. Близко к сердцу принял князь Оболенский произошедшую трагедию.
– Как я вам сочувствую, голубушка! Но что же всё-таки случилось? Неужели нельзя было предотвратить несчастье? Расскажите мне всё подробно. Ведь мы с Артёмом – как это называется по-русски? – закадычные друзья.
– Увы, князь. Как ни печально об этом говорить, Артём ушёл из жизни добровольно.
– Как? Не ценить жизнь, подарившую ему такую очаровательную супругу? Да быть этого не может!
Ярослава грустно улыбнулась.
– Ах, любезная Ярослава Альбертовна, я понимаю, как тяжело вам говорить об этом, как саднит незажившая душевная рана, но расскажите мне, как это произошло. Я должен знать всё: Артём был мне как… как… − Князь никак не мог подобрать подходящего слова. − Как брат, − подобрал он наконец сравнение.
В глазах Ярославы мелькнуло удивление, и она поспешно закашлялась:
– Да рассказывать особенно и нечего. Утром Артём не спустился к завтраку. Обычно он никогда не опаздывал. Весь дом обыскали – нигде его нет. Потом уж в окно увидели его на брусчатке…
От нахлынувших воспоминаний Ярославе Альбертовне стало плохо. Прижав руку к сердцу, она едва нашла в себе силы дойти до кресла. Горничная привычно налила стакан воды и принялась отсчитывать капли.
* * *
Неделя пролетела незаметно. Гость всех успел к себе расположить искренним участием и интересом к каждому. А по ночам долго не гас свет в его окне, да слышалось из-за двери постукивание по клавиатуре компьютера.
Настала пора князю Варфоломею Авксентьевичу Оболенскому покинуть гостеприимный особняк почившего друга, депутата Законодательного собрания Санкт-Петербурга Артёма Владленовича Лукьянова. И упросил он вдову покойного позволить присутствовать на прощальном ужине всех домочадцев – без исключения. Не любила Ярослава Альбертовна нарушения субординации: прислуга есть прислуга, и должна знать своё место. Но к капризу князя проявила снисходительность и в виде исключения согласилась на совместный с прислугой ужин.
За столом собрались все: хозяйка, гость, дочь покойного Василиса, гувернантка Алиса, горничная Дарья, кухарка Нина, охранник Даниил. Горничная, впрочем, то и дело вставала, продолжая выполнять свои обычные при хозяйских застольях обязанности.
По русскому народному обычаю – а потомок белоэмигрантов ревностно следил за их соблюдением – во главе стола поставили рюмку водки, прикрытую куском ржаного хлеба. Первый тост – за покойного: не чокаясь.
– Грустно покидать сию мирную обитель, − изрёк князь. – А ещё более грустно то, что так и не довелось свидеться с Артёмом – мир его праху.
Скорбно вздохнув, Варфоломей Авксентьевич продолжил:
– Я чувствовал бы себя должником по отношению к покойному другу, если бы не постарался выяснить обстоятельства его гибели.
– Не корите себя, князь. Следствие проведено. Никаких неясностей не осталось, – грустно ответила вдова. – Как ни печально.
— И тем не менее, – продолжил гость, – я беру на себя смелость утверждать, что выводы официального следствия ошибочны.
Воцарилось всеобщее молчание. Наконец Ярослава Альбертовна проговорила внезапно охрипшим голосом:
– Извольте объясниться, князь.
– Охотно. Именно за этим я здесь всех и собрал. Как говорили древние, при поиске преступника следует руководствоваться принципом «Quis prodest?» – «Кому выгодно?»
– И кому же, по-вашему, могла быть выгодна смерть моего дорогого мужа? – пересохшими губами пролепетала Ярослава.
— Вы простите старика. Буду говорить без обиняков. Первый человек, попадающий под подозрение, – вы, любезная Ярослава Альбертовна.
Ярослава побледнела.
– Я так и думала! – воскликнула Василиса. – Она за отца только из-за денег вышла.
На Ярославу было жалко смотреть. Варфоломей Авксентьевич продолжил:
– Всё не так просто, милая барышня. Возможно, ваша мачеха и не испытывала к вашему отцу никаких чувств, но только деньгами ее он снабжал при жизни. После же его смерти его супруге не остается практически ничего.
– Откуда вы знаете?
– Вы уж простите великодушно. Не мог я это дело так оставить. Поднял старые связи. Получил доступ к инсайдерской, как сейчас говорят, информации…
– То есть меня вы не подозреваете? – Ярослава еще не успела отойти от шока.
– Нет. Ни брачный договор, ни завещание не оставляют вам никакой материальной выгоды от смерти вашего супруга. Всё своё имущество покойный завещал дочери. А так как сама она – несовершеннолетняя, то опекуншей при ней становится её мать.
– А, так вот кому выгодна смерть Артёма! – злорадно прошипела Ярослава. – То-то ты не спешила уйти вслед за мамочкой, а с отцом осталась!
– Ты что? С ума сошла? – не осталась в долгу Василиса. – Зачем же мне родного отца убивать? Да и кто мне сейчас все эти деньги даст? У матери – новый муж. Скорее он к деньгам отца подберется, чем мне они достанутся.
– У нас ещё остаются Нина, Даша, Алиса и Даниил, – резюмировал Варфоломей Авксентьевич.
– Прошу прощения: я отсутствовал, – напомнил о себе охранник. – А все двери были заперты изнутри.
– Хорошо, – не стал спорить князь. – Поговорим пока об остальных. Итак, Нина.
– А что я-то? – забеспокоилась кухарка. – Меня вообще не было. Я здесь не ночую.
– Верно. Обычно вы здесь не ночуете. Но мотив у вас был: когда однажды Артём Владленович стал задыхаться от восточной приправы, на которую у него оказалась аллергия, он вас грозился под суд отдать за покушение на его убийство.
– Какой суд? Ну, наорал под горячую руку. А едой он отравился не моей. Это он из ресторана заказывал. Признал он после, что я не виновата. Еще и денег дал, чтобы зла на него не держала.
– Теперь Дарья, – продолжил перечислять князь.
Горничная вздрогнула:
– А мне зачем? Я давно у господ Лукьяновых служу. Платят хорошо.
– Да, но вы подслушали разговор хозяев. Артём Владленович уговаривал супругу вместо вас взять другую горничную, мотивируя это тем, что вам трудно управляться по причине немолодого возраста. Вы, конечно, поняли, что молодую горничную хозяин хочет нанять не потому, что она лучше будет пыль вытирать. А вот хозяйку и немолодая устраивает: только бы работу выполняла.
– Может, оно и так. Но прислуга везде нужна. Без жалованья не останусь. Да и сил у меня не хватило бы с таким боровом сладить.
– У нас ещё остаётся Алиса.
Гувернантка потупилась.
– Ни для кого в доме не секрет, что хозяин не давал Алисе прохода. Уволиться же она не могла, так как здесь ей хорошо платили, а она содержала больную мать.
– Как Алиса могла отца столкнуть? – заступилась за гувернантку Василиса. – Откуда у неё столько силы?
– Что греха таить? До дамского пола охоч был Артём, не тем будь помянут. И служебным положением злоупотреблять не брезговал. Одна из его секретарш выбросилась из окна. Как выяснилось, была она в положении. Следствие списало всё на самоубийство. А только семья её с таким выводом не согласилась. Она ребёнка хотела сохранить. На семейном совете решили, что мать поможет ей сидеть с дитём, брат поддержит материально. Никак не собиралась она сводить счёты с жизнью. А ребёнка она ждала от Артёма, который убеждал её сделать аборт. Только вышел он тогда сухим из воды.
Варфоломей Авксентьевич оглядел притихших слушателей и продолжил:
– Тогда брат несчастной решил за неё отомстить. Не сразу, но удалось ему приблизиться к цели. Сначала поступил в организацию, поставляющую охранников всяким випам, а когда выдался случай, устроился охранять его особняк.
Взоры собравшихся обратились на Даниила.
– В то время, когда произошла трагедия, меня не было в особняке, – напомнил тот. – И следствие это подтвердило.
– То, что у вас был выходной, все знают только с ваших собственных слов. Непосредственно договариваться вы могли только с хозяином, которого теперь уже не спросишь. Итак, вы, как обычно, находились на своём рабочем месте перед экраном компьютера, на который поступали картинки с камер наблюдения. И увидели, что хозяин грубо домогается Алисы. Дело её совсем было плохо, но тут вы, Даниил, подоспели на помощь. Профессионально вырубили Артёма, а дальше уже сбросили его с крыши. Наличие ваших следов в любом помещении дома подозрений не вызывает. Алиса закрыла за вами дверь, а вы поспешили в магазин и к даме сердца – в целях обеспечения алиби.
– Вполне интересная история. Только ни на чём не основанная. В момент самоубийства Артёма Владленовича я отсутствовал. И никто не может это опровергнуть.
– А вот тут вы ошибаетесь. Конечно, Алисе не было смысла вас выдавать. Возможно, больше никто в доме вас не видел. Но данные оператора сотовой связи свидетельствуют, что в установленное время преступления ваша трубка находилась в соте, соответствующей местонахождению дома Лукьяновых.
– И что теперь? – мрачно спросил Даниил.
– Факты неопровержимы. Но я – частное лицо. Дальнейшее решать не мне.
Трубка князя просигналила о поступившей эсэмэске. Он взглянул на экран и произнёс:
– Вот и такси, которое отвезёт меня в аэропорт. – Засим позвольте откланяться.
Его проводило гробовое молчание.
* * *
– Силён, силён! Выиграл пари, – со смехом признал Степан Трифонович. – А не боялся, что тебя о чём-нибудь по-французски спросят?
– Недооцениваешь, – ответил Иван Дмитриевич, отхлебнув чаю и потянувшись за пышкой. – Я программу гимназии помню. И по французскому – тоже.