Яндекс.Метрика
  • Марина Алексеева

Юрий Смекалов: «Любовь и надежда – самое важное в искусстве»

Хореограф и режиссер – о премьере спектакля «Шинель М»
Фото: Юлия Михеева

На Новой сцене Александринского театра показали премьеру спектакля «Шинель М», объединяющего танец, драму и музыку. Поставивший его хореограф и режиссер Юрий Смекалов рассказал, какой смысл он вложил в это действо и почему любовь – самое важное в искусстве.

– Юрий, прежде всего зрителей интересует, почему была выбрана именно «Шинель» Гоголя.

– Мы все вышли из гоголевской «Шинели», именно из нее выросла реалистическая литература XIX века. Это знают все. Но одновременно существует глубокое непонимание главного героя повести. Акакий – «маленький человек», и всё. Мой большой друг Александр Злотников, соавтор и сопродюсер проекта, вдохновил меня мыслью о том, что «Шинель» – это произведение о любви.

– Неожиданно. И как вы это доказываете?

– Я понял, что с этим взглядом на повесть будет интересно воплотить ее через соединение хореографии, драматического театра и музыки. Так родился жанр нашего спектакля – «танцевальная драма». В «Шинели М» я развиваю направление, начатое в «Трех товарищах», которые идут в театре «Приют комедианта». Должен сказать, что за 200 лет с момента создания повести за Башмачкиным намертво закрепился ярлык «маленький человек», но мы не согласны с таким взглядом на героя. Акакий – скорее ребенок, незрелый человек, который столкнулся с первым большим чувством. Но в силу обстоятельств и времени у него просто не было шанса пережить потерю своей любви и начать заново, найти новый смысл жизни и еще раз полюбить.

– Зрителям также интересно, как расшифровывается буква «М»?

– «М» в названии – загадка, которую каждый зритель расшифрует по-своему: «мечта», «маленький человек», размер «м».

Для меня «М» – это Всеволод Мейерхольд. Но его фигура появилась не сразу. В первой версии сценария действие разворачивалось в наши дни: молодой режиссер приезжает в театр, где ставит «Шинель» экспериментальным методом, соединяя танец, драму и музыку. Но когда мы с художником Елисеем Шепелевым и Александром Злотниковым искали решение для основного механизма декорации, то интуитивно пришли к эстетике конструктивизма. Мы решили пофантазировать: а что, если перенести действие в 1920-е годы? Очевидно, что режиссером, способным на такой эксперимент, в это время может быть только Всеволод Мейерхольд.

– Но он никогда не ставил «Шинель».

– Да. Но вдруг эта идея начала рождать массу ассоциаций: работа с движением в биомеханике, наш поиск в соединении драмы и танца, первая любовь Башмачкина, последняя любовь Мейерхольда, время НЭПа и наше желание дать этой истории другой финал. Судьбоносным казалось совпадение, что мы играем на сцене, названной в честь Мейерхольда, да еще и в год его 150-летия. Эта игра должна включить зрителя в спектакль, разбудить и его фантазию. Отсюда – все решения в постановке: от названия с многозначной «М» до рассадки зрителей по четырем сторонам, чтобы рождалось любопытство увидеть действие с другого ракурса.

– Влияние биомеханики на спектакль не подвергается сомнению. В то же время вы как-то сказали, что она немного устарела и вы хотите идти дальше. В каком направлении?

– Я изучил биомеханику через книги, лекции, исторические записи, тренинги, которые были доступны. Примеряя ее на собственный хореографический и артистический опыт, я пришел к выводу, что биомеханика – это великий исторический артефакт. Этот метод работы с актером получил развитие в театральных практиках и хореографии не только в России, но и в Европе, Америке.

Меня увлекает соединение разных театральных форм. Но одновременно мне близка философия Мейерхольда, что движение – это импульс действия, переживания, эмоции. Это дает возможность рассказать зрителю гораздо больше.

Да, в драме сейчас часто обращаются к пластике. Но скорее мы видим отображение индивидуальности конкретного артиста, а не выверенную хореографическую партитуру. Для меня же партитура движения – основа. К этому стремился и Мейерхольд. И мой хореографический опыт позволяет мне развивать это направление.

По сути, мы работаем с «театром в театре»: строим действие через поиск движения. И это главная связующая нить между нашей танц-драмой и подходом Мейерхольда. Мы используем биомеханику как отправную точку, она задает основные принципы в работе. Вы не увидите биомеханику в чистом виде, так, как она описана создателем. Мы не ставили себе такую задачу, скорее начали «от неё» играть и фантазировать.

Мне кажется, это верным, ведь биомеханика Мейерхольда сегодня имеет совершенно иное значение. Сейчас это скорее артефакт для изучения новаторской мысли режиссера. Для меня она была импульсом к сочинительству.

– Нет ли у вас опасений, что спектакль покажется публике несколько сложным? И кто ваш зритель?

– Верю, что спектакль откликнется как зрелым, так и совсем молодым театральным зрителям. Многослойность, многоплановость, которая отличает «Шинель М» и другие наши спектакли позволяет подключиться к ним зрителю с любой подготовкой и насмотренностью. Наш зритель – это думающий человек, который может увидеть красоту, оценить масштаб и честность работы в проектах.

– Вы сказали, что искусство дает человеку возможность остановиться и заглянуть в себя. Что поможет открыть в себе этот спектакль? О чем заставит задуматься?

– Мы хотим подарить зрителям надежду, что можно найти в себе силы преодолеть внутренние слабости, воспитание обстоятельствами, социальным давлением, привычками. И пример Башмачкина показывает, как важно противостоять страхам, держаться мечты и любви как ориентира, источника силы. И если в мире Гоголя у Акакия нет шанса начать заново, найти новый смысл жизни и еще раз полюбить, то в мире Мейерхольда в 1924 году он точно существует.

Думаю, в театре сегодня не хватает лирики. Многие режиссеры, кстати, к этому склоняются. Кажущиеся очень простыми любовь и надежда – на самом деле самое важное в искусстве. Именно они дают возможность верить в завтрашний день, в свои силы и в то, что любовь сможет спасти мир. Мне бы очень хотелось, чтобы этим были пропитаны все спектакли, мои – так точно.

СПРАВКА:
Юрий Смекалов окончил Академию русского балета имени А. Я. Вагановой. Был солистом театра Бориса Эйфмана, Мариинского и Михайловского театров. Лауреат «Золотого софита» и Высшей театральной премии России «Золотая маска». Как хореограф он осуществил ряд постановок в ведущих театрах Петербурга и России, участвовал в создании программ для спортсменов Сборной России по фигурному катанию.