Я работал на 9-й подстанции врачом в линейной бригаде скорой помощи. Зима, очень холодно, температура за минус 20. Прохожие звонят по 03: «Плохо женщине у Никольского собора».

А там у собора жилой домик, у которого все время жила бездомная. Ее все знали, подкармливали, не выгоняли. Возможно, она даже жила когда-то в этом доме, но потом потеряла жилье. Приезжаем. Так и есть – она. Сидит, прислоненная к дереву, в тряпье каком-то. Сознания нет, успела только имя сказать: «Надя, 54 года» – и ее сердце остановилось. Кома – крайне тяжелое состояние, перспектив мало.

Мы ее в карету, начали сразу проводить реанимационные мероприятия, заинтубировали, прямо в машине восстановили сердечную деятельность. Видимо, остановка сердца случилась от переохлаждения, но завели сердечко, и пулей в Мариинскую больницу, в шоковую реанимацию. Надо заметить, что женщина асоциальная со всеми отсюда вытекающими в прямом и переносном смысле последствиями. Ну, коллеги в больнице взяли, конечно.

Я раньше исход таких случаев узнавал, но в тот раз куда-то уехал надолго. Выхожу на работу через месяц. Дают вызов: плохо женщине у Никольского собора. Приезжаем. Сидит наша Надя. Пьяненькая, но живая, просто руку травмировала. Мы обрадовались: «Надя, ты жива?». Она нас не вспомнила, конечно, ругнулась. Но мы порадовались за нее. Мне конкретно к ней больше выезжать не случалось, но другие бригады частенько к ней ездили еще. Может, и сейчас еще жива наша Надежда.