Проказы Люцифера
1.
Иван Дмитриевич проснулся от звонка в дверь. Он посмотрел на часы. Половина седьмого. Путилин не предал значения столь раннему визиту незнакомца, поскольку давно привык, что его могут побеспокоить по делам службы в любое время дня и ночи.
Сыщик накинул халат и открыл дверь. На пороге беспокойно переминался с ноги на ногу офицер управления полиции лейтенант Янской. Его глаза радостно блеснули, когда он увидел, что хозяин дома.
– Иван Дмитриевич, полковника Горохова сегодня ночью убили!
– Как? Где?
– У себя, в квартире, на Фонтанке. В главке сказали, без Путилина дело не расследовать.
– Я живо, по дороге расскажите подробности.
Через пять минут служебный автомобиль уже мчался по улицам города. Янской с живостью излагал суть дела:
– Вчера у Павла Петровича был юбилей, сорок лет. День рождения праздновали в ресторане «Блиц», это у Сенной площади. Банкет закончился около двенадцати, и именинник отправился домой. А в три часа ночи Горохова нашла мертвым его мать, она сразу позвонила нам.
– Ну, и где здесь криминал?
– Все очень странно. Павел Петрович – крепкий мужчина, без вредных привычек, без врагов, жил спокойной, размеренной жизнью со своей матерью в центре Питера. И вдруг тебе на! – он умирает непонятной смертью в своей комнате, сидя за столом наедине со стоящей перед ним бутылкой коньяка.
Путилин оживился.
– Бутылку, надеюсь, не трогали?
– Что вы?! Без вас, ни-ни.
– Есть подозреваемые?
– Майор Антонов, он помогал Горохову отвезти из ресторана подарки домой, поднимался в квартиру.
– Какие у него мотивы желать смерти Горохову?
– Ходят слухи, что Антонов завидовал Павлу Петровичу, его дальновидности, смекалке, метил на его место.
Иван Дмитриевич недовольно покрутил головой.
– Темно, темно…
– Что, простите?
– Ничего, это я сам с собою.
2.
Как только Путилин вошел в комнату покойного, он сразу уловил горьковатый запах миндаля. Детективу хорошо было знакомо сие амбре – так пахла смерть.
Горохов сидел за столом, уронив на него голову и распластав по сторонам руки, словно пытался унести с собой все, что ему было дорого на этом свете.
Путилин сразу направился к бутылке.
– Бурсандзели, – прочитал он на этикетке. – Не слыхал о таком.
– Это из Южной Осетии, – пояснил Янской.
Иван Дмитриевич наклонился к горлышку, запах миндаля усилился.
– Бутылку и бокал срочно на экспертизу! Проверьте на наличие отпечатков! И еще, попрошу взять пальчики у всех, кто вчера отмечал юбилей в «Блице».
– Слушаюсь! – Янской выбежал из комнаты.
Иван Дмитриевич огляделся. Комната полковника выглядела аскетично – письменный стол, шкаф и диван, в углу небольшой журнальный столик, заставленный подарками. На стене над столиком висела фотография. Сыщик подошел к картинке. Трое мужчин в военной форме, обнявшись за плечи, стояли на краю отвесной скалы. Кадр заинтересовал Путилина. В этот момент из соседней комнаты донеслись рыдания матери Павла Петровича.
«Разузнаю о снимке позже», – решил он.
Путилин вернулся в квартиру через два дня.
Лицо матери Горохова напоминало маску – выцветшие, ввалившиеся глаза, бескровные губы, впалые щеки.
– Зоя Семеновна, если хотите я зайду в другой раз.
Женщина отчаянно махнула рукой.
– Лучше все равно не будет. Что вы хотите знать?
– Прежде всего, что случилось той злополучной ночью.
– Паша вернулся с юбилея в полночь, веселый, жизнерадостный. Приехал с сослуживцем, у обоих подарки в руках не умещались. Они заперлись в комнате, но товарищ через пять минут ушел, а Паша сказал, что ляжет спать.
– Ваш сын с этим сослуживцем расстался мирно?
– Да, Паша сам пошел за ним закрывать дверь, на прощание крепко пожал руку.
– А что же произошло потом?
– Я проснулась глубокой ночью от какого-то постороннего шума. Не выдержала и отправилась посмотреть. Из-за двери сына доносились какие-то голоса. Я заглянула в комнату, на столе работал телефон, звуки шли оттуда. Паша сидел за столом. Я потрясла его за плечо, чтобы он шел прилег на диван, а там…
Высохшая фигура затряслась от нахлынувших чувств. Когда приступ поутих, Путилин спросил:
– Не могли бы вы мне рассказать о снимке, который висит на стене в комнате вашего сына?
– Ну что же, идемте.
Сыщик и мать Павла Петровича прошли в комнату Горохова.
– Это Цхинвал, Осетия, – пояснила Зоя Семеновна.
– Ваш сын воевал?
– Да, он десять лет назад в составе миротворческого отряда отправился на Северный Кавказ. На снимке Паша со своими друзьями – Сашей Берсеневым и Олегом Розиным.
– А кто здесь кто на снимке?
Старушка ткнула пальцем в худощавую фигуру мужчины, стоявшего справа.
– Вот Олег, Паша в середине, а слева – Саня. Теперь только он среди живых.
Прибитая грузом несчастья женщина отвернулась от фотографии, до Путилина донеслось:
– Говорила я Паше, не празднуй сорокалетие – плохая примета, смерть откликается на приглашение того, кто ее зовет.
– Не понял…
– Эту дату связывают с сороковинами, когда душа покойного расстается с бренным миром, – зловеще зашамкала мать Павла Петровича. – А тот, кто весело отмечает юбилей, он как бы приветствует безносую. Вот смерть и прибирает к себе того, кто ей радуется.
3.
Майор Антонов все время поглядывал на часы и упорно избегал встречаться глазами с Путилиным.
– Сергей Вадимович, сколько времени вы провели с Гороховым в его комнате?
– Я только подарки занес и сразу на выход, чего лясы точить, ночь на дворе.
– Странно, а мать Павла Петровича говорит, что вы задержались у ее сына на пять минут.
– Я на часы не глядел, может и присел ненадолго.
– Горохов при вас стал пить коньяк?
– Нет, он при мне раскладывал подарки на столике, а Бурсандзели все в руках крутил, обмолвился, что сегодня памятная дата, правда не сказал, какая.
– Так коньяк ему презентовали в «Блице»? Кто?
– А вот этого, извините, не помню, только не я.
Путилин внезапно поменял направление разговора.
– Скажите, Сергей Вадимович, вы состоите в кадровом резерве на повышение?
Антонов нервно заерзал на стуле.
– Так и знал, что вы про это спросите. Ну, состою!
– И на чью должность, если не секрет?
– Можно подумать, что вы этого еще не выяснили?
– И все же?
– На должность Павла Петровича.
– Вот как, интересно…
– Да ничего особенного! Если вы интересовались вопросом, то должны знать, что не только я в резерве.
Путилин сделал непонимающий вид.
– Да, и кто же еще?
– Насколько мне известно, на должность Горохова претендуют майоры Берсенев и Резников.
В этот момент дверь в кабинет тихонько открылась, и на пороге показался Янской.
– Я занят, – недовольно буркнул Иван Дмитриевич.
Но Янской остался стоять на месте.
– Не терпит отлагательств.
Путилин стремительно вышел из кабинета.
– Ну?
Янской, волнуясь, произнес:
– Коньяк отравлен, в напитке обнаружен цианистый калий. А на бутылке имеются отпечатки двух человек, Горохова и …
– Не тяни, Владимир.
– Майора Берсенева.
4.
Внешне Берсенев держался уверенно и совсем не походил на отравителя закадычного друга. Когда он услышал, в чем его обвиняют, Берсенев зашелся беззвучным смехом.
– Я отравил Пашку? Да вы с ума сошли!
– Ну-ну, Александр Иванович, ведь это вы подарили полковнику Горохову в ресторане «Блиц» коньяк «Бурсандзели»? – мягко проговорил Путилин.
– Подарил, и что здесь такого?
– А то, что в бутылке и в бокале, из которого пил покойный, нашли следы цианистого калия.
Берсенев с недоумением посмотрел на Ивана Дмитриевича.
– Яд? Откуда?
– Это вы мне скажите, на бутылке ваши отпечатки пальцев!
– Признаться, я в замешательстве. Паша мой лучший друг, мы вместе воевали в Южной Осетии десять лет назад. Надеюсь вы понимаете, что настоящая дружба проверяется в беде?
– Понимаю, но какое отношение это имеет к нашему случаю?
– А такое, что Пашка и еще один мой дружок, Олег Розин, вынесли меня раненого из горящего здания. Без них я точно погиб бы. И вы думаете, что после этого я стал бы травить Пашку?
Теперь недоумение возникло на лице Ивана Дмитриевича.
– Убедительно говорите. И ваши слова может кто-то подтвердить?
– Сослуживцы могут, кто еще жив, – мрачно вымолвил Берсенев. – Эх, жаль, Олега нет.
– А что случилось с Розиным?
Майор внезапно побледнел и отвел глаза в сторону.
– Погиб на войне. Сразу после моей свадьбы он вернулся в Осетию и через неделю подорвал себя гранатой в окружении двадцати человек противника.
– А откуда у вас этот коньяк?
– Если честно, не помню, то ли я его из Осетии привез, то ли мне его кто-то дал… Вообще у меня дома большая коллекция коньяка, вот я и решил, что подарю раритет другу.
– И последний вопрос, какую памятную дату мог отмечать Горохов ночью после своего юбилея?
Берсенев задумался, а затем стал нервно постукивать ногой по полу.
– Не понимаю, о чем вы…
Иван Дмитриевич посмотрел Берсеневу прямо в глаза.
– Ну, так я вам сам скажу. Мы выяснили, что десять лет назад Горохов получил в Осетии звание лейтенанта за отвагу в бою.
– И что с того?
– А то, что вы подарили Павлу Петровичу коньяк из Осетии накануне этой даты, и ваш друг именно его выбрал из множества других подарков, чтобы помянуть награду. А в напитке, как нам известно, оказался цианид. Придется вам, Александр Иванович задержаться у нас…
5.
Когда Путилин в конце дня подходил к своему дому, его окликнули. Миловидная невысокая шатенка средних лет поднялась со скамейки и приблизилась к детективу. Сквозившее в больших зеленых глазах волнение, частое прерывистое дыхание, краснота на щеках определенно наводили на мысль, кто находится перед Иваном Дмитриевичем.
– Вы супруга Александра Ивановича?
В глазах дамы промелькнуло удивление.
– Да, я Жанна Берсенева, но откуда вы узнали?
Путилин усмехнулся.
– Чем могут быть вам полезен?
Жанна с мольбою в голосе произнесла:
– Вы должны отпустить моего мужа. Он не мог отравить своего лучшего друга!
– Почему вы так уверенно говорите?
– Но какие у него для этого мотивы?
– Мы разбираемся сейчас как раз с возможными причинами. И кое-что говорит против майора Берсенева.
– Что именно?
– Ну хотя бы то, что в случае смерти Горохова он имел все шансы занять его место. А коньяк с ядом ко дню памятной даты оказался хорошим способом осуществить тайные замыслы.
– О какой дате вы говорите?
– Десять лет назад Горохова произвели в чин лейтенанта в Осетии, где он служил вместе с вашим мужем. И коньяк из этой республики, согласитесь, – хорошее средство окунуться в яркие воспоминания молодости, а затем и откупорить бутылочку.
– Саша не был тогда моим мужем. А, впрочем, какое это имеет значение, – печально, как бы соглашаясь с железной логикой сыщика, произнесла Жанна.
Иван Дмитриевич пропустил мимо ушей казавшуюся ему бессмысленной информацию. И вдруг Жанна быстро заговорила:
– Вы совсем не знаете Сашу! Да, он горячий, прямолинейный, порою даже слишком. Но при этом он честный и справедливый. Если хотите знать, это Саша отбил меня у бывшего мужа, когда узнал, что тот оскорбляет меня и поднимает на руку… Отбил, несмотря на то, что муж был его другом.
– А кто этот друг, если не секрет?
– Олег Розин. Он и Саша ухаживали за мной с самого детства. А я, дурочка, не разглядела своего счастья и выбрала Олега. Но, видно, бог есть на небесах, отвел от меня беду.
6.
Иван Дмитриевич открыл ящик секретера. Он до чертиков не любил различные корпоративы и пустые посиделки у камелька. С подобных мероприятий Путилин всегда возвращался опустошенным и долго приходил в себя. Но существующий негласный закон чествовать старшего по званию заставлял его играть снова и снова давно приевшуюся символическую роль.
Иван Дмитриевич порылся в глубоком ящике. Здесь он хранил подарки, которые когда-то вручили ему самому и которым он не нашел нужного применения. На глаза попался изящный паркер в футляре.
«То, что нужно», – он уже собирался закрыть ящик, как вдруг его пронзила шальная мысль.
– А что, если… Но как доказать!? – невольно вырвалось у Ивана Дмитриевича.
Сыщик с силой захлопнул ящик и поспешно выбежал из квартиры.
Путилин позвонил лейтенанту Янскому поздно вечером и попросил прислать утром машину к его дому.
– Что-то случилось? Новые улики? – спросил Янской, когда автомобиль отъехал от подъезда.
– Да, новые, – сухо ответил Иван Дмитриевич.
– А можно чуть поподробнее, вы же знаете, как наверху ждут результатов расследования.
Путилин скосил глаза на лейтенанта и усмехнулся.
– Дело закрыто, Берсенева можно отпускать.
Казалось, что глаза Янского вот-вот выскочат из орбит.
– Как отпускать, а кто же тогда убийца?
Ответ Путилина сразил полицейского офицера наповал.
– А никто, не было никакого убийства.
– Не понял, так что – Павел Петрович сам принял яд, сознательно?
– Нет, яд в бутылку положил другой человек, но вот предназначался он не Горохову.
– А кому же тогда?
– У этой истории давние корни. Десять лет назад в Осетию отправились воевать три друга: Горохов, Берсенев и еще один, Олег Розин. Когда в конфликте наступило затишье, они вернулись домой. Горохов и Берсенев пошли служить в полицию, а чем занимался Розин, мне не известно. Но я выяснил, что у Олега были абсолютно испорчены отношения со своей женой, Жанной, он плохо с ней обращался, оскорблял, а несколько раз дело доходило до рукоприкладства.
– Но откуда такие подробности?
– Она сама мне рассказала. Как дальше протекала бы семейная жизнь супругов Розиных не ясно, но в ситуацию вмешался Александр Берсенев. Видишь ли, он с юношеских лет был влюблен в Жанну и не мог допустить, чтобы его избранница страдала. В общем, он отбил ее у Олега и молодые люди поженились. Розин не смог простить другу и Жанне предательства. Олег принял решение наказать Берсенева, он подмешал в привезенный из Осетии коньяк цианистый калий и подарил его молодоженам на свадьбу; Розин не сомневался, что Александр откупорит сосуд. После своего поступка он решил свести счеты с жизнью, поскольку мысль о собственной жестокости сводила его с ума. Олег возвратился на войну и там трагически погиб.
– Но при чем здесь Горохов? Не он же увел жену у друга?
Иван Дмитриевич хмуро посмотрел в окно мчащегося автомобиля.
– А ни при чем. Горохов – жертва дьявольских козней, агнец, который пал в силу стечения роковых обстоятельств. Розин просчитался, думая, что Берсенев выпьет яд. Александр коллекционировал коньяк и поставил Бурсандзели в свою винотеку. Там бутылка и находилась до настоящего времени.
– Но ведь прошло десять лет и свойства яда могли пропасть или ослабнуть? – возразил Янской.
– Только не у цианида. Тот и через длительный срок может нанести смертельный удар. В общем, Берсенев, не зная, что в бутылке яд, подарил коньяк юбиляру. А тот, вспомнив о своем давнем производстве в чин лейтенанта, выпил его. Вот, собственно, и все.
Лейтенант Янской восхищенно воскликнул:
– Иван Дмитриевич, но как вы об этом догадались, тут же сам черт ногу сломит?
– Абсолютно случайно, хотел подарить коллеге паркер, который мне когда-то самому преподнесли ко дню рождения, и замысловатая мозаика рассыпалась у меня в руках.
– Иван Дмитриевич, вы все здорово объяснили, но какие доказательства? Откуда вам известно, что думал и делал Розин?
Путилин по-менторски похлопал Янского по плечу:
– Верно мыслишь, Владимир, без доков вся эта история – чистая фантазия. Но, видишь ли, с ними-то у меня все в порядке.
Иван Дмитриевич извлек из внутреннего кармана пиджака потрепанную тетрадь.
– Вчера я получил ордер на обыск квартиры Розина, и мне повезло, я нашел его личный дневник. Перед возвращением на фронт, зная, что его дни сочтены, он сделал последнюю запись и покаялся в содеянном.