Сегодня, 14 января, спортивная общественность Петербурга отмечает 95-летие со дня рождения заслуженного тренера СССР Владимира Петровича Кондрашина, который выиграл со сборной страны Олимпиаду-1972 (эта победа стала темой художественного фильма «Движение вверх») и дважды привел «Спартак» из Северной столицы к победам в чемпионате страны. Воспоминаниями о своем знаменитом наставнике поделился с «Петербургским дневником» бывший баскетболист «Спартака» Геннадий Щетинин, чемпион СНГ и обладатель Кубка СССР.

- Геннадий, как вы пришли в баскетбол?

- На самом деле, это не я пришел в баскетбол, это баскетбол пришел ко мне. Мы просто с ребятами на улице бегали, и этого было достаточно. Но мой брат Юра, который старше меня на три года, стал заниматься. Из-за болезни пропустил несколько тренировок, и к нам пришла его тренер, Нина Ярополковна Семашко из спортшколы Невского района. Она пришла, чтобы поинтересоваться, почему Юра не ходит. Я в это время был дома.

- Вы уже в детстве были высоким?

- Длинным, но тощим, мог за косяком спрятаться. Она поинтересовалась, какого я года рождения, она как раз набирала ребят моего, 1965 года. Так все и началось.

- Когда поняли для себя, что это серьезно и может стать делом жизни?

- В детском возрасте я почувствовал вкус, когда в первый раз услышал, что надо играть на меня. Услышал: «Дайте ему мяч» – и почувствовал, что уже что-то из себя представляю. В седьмом классе я был привлечен в интернат спортивного профиля №62, но до самого выпуска я не входил в сборную города по своему возрасту. И только в последние годы, где-то с 1983-го, хоть и был привлечен в дубль «Спартака», но так, на скамеечке больше. А вот с 1984 года уже был в качестве основного игрока, в сезоне-1984/85 мы вообще стали чемпионами СССР среди дублеров, проиграв лишь один матч в Тбилиси. Но там выиграть невозможно было.

- Помните первую беседу с Кондрашиным?

- Я даже не помню, как мы с Кондрашиным поговорили в первый раз, у нас не было какого-то длинного первого общения. Меня позвали на тренировку к ветеранам, я вышел абсолютно ошалевший, потому что там такие ветераны-ветераны: Павлов, Кузнецов, Макеев, Харченков, Силантьев, Яковлев. Первая тренировка прошла со страхом в глазах, что я делал – вообще не помню.

- Опытные баскетболисты «Спартака» к молодым относились строго?

- Однажды Юра Павлов вызвал меня сыграть один на один, я ни разу не смог бросить по кольцу не потому, что он меня накрывал, он мне просто руки отсушил. Каждый раз, когда я хотел бросить, он меня косил. В первый раз, когда я сказал, что это фол, он посмотрел на меня и спросил: «Чего ты, молодой, сказал?» После этого я больше ничего не говорил. Он выиграл у меня со счетом 10:0, я пытался уворачиваться, чтобы поберечь руки и кости, мышц-то не было. Что-то побросал, но забить не смог.

- Кондрашин дал вам какое-то прозвище?

- Основные моменты, когда я общался с Кондрашиным, он очень любил пройти мимо, улыбнуться и спросить: «Ну что, упрямый?» Он меня часто называл упертым или упрямым. Он всегда меня поддерживал, обращал внимание, все время, когда что-то происходило на площадке, кричал мне: «Гена, Гена!» Я понимал, что он ждет от меня чего-то большего, чем от других, и по защите, и по нападению. Воспринимал меня как бойца. Это для меня всегда было поощрением, даже когда он называл меня упрямым.

- Кондрашин в 1987 году вам передал номер 14, под которым выступал его любимый ученик Александр Белов. Как это произошло?

- Без каких-либо торжественных церемоний. Как понимаю, в регламент чемпионата внесли пункт, чтобы в командах все игроки имели номера с 4-го по 15-й. Вывести номер Белова из обращения было нельзя. А в предыдущие сезоны как-то складывалось, что под ним никто не играл, регламент был другим. Но сначала под 14-м играл Валера Королев, на предсезонке, в товарищеских турнирах. А потом Кондрашин отобрал у него майку с этим номером и вручил ее мне. Вызвал к себе в кабинет на базе «Спартака» на Вязовой. Ничего он при этом не сказал такого в духе, что «ты теперь должен играть как Белов, оправдывать доверие». Понимаю, что он делал это вынужденно, что если была б его воля, то он этот номер никому не отдал бы. Почему Кондрашин дал его именно мне? Мы никогда на эту тему не разговаривали. Но я не был его любимчиком, гораздо ближе к нему были Андрей Мальцев и Евгений Кисурин. Сам я обсуждал этот момент со своим первым тренером Ниной Ярополковной Семашко, она сказала, что если тебе дали номер Белова, значит, доверяют.

- Владимир Петрович был жестким наставником?

- Ошибки существуют, как бы тебе ни хотелось – и потери, и неправильные атаки, и неправильные решения, и плохая защита. Поэтому, да, прилетало по-всякому, и разные слова были, но он никогда не матерился. Самые суровые слова от него – «бараны», «чугуны».

- Игроки называли тренера за глаза Батюшкой?

- Батюшкой, но чаще Петровичем. Все с уважением. К Кондрашину всегда был трепет, до последнего дня, даже когда он перестал нас тренировать. После 1996 года и до прощания в декабре 1999 года этот трепет у меня никогда не уходил. Его присутствие – это что-то великое. Это не напускное, я не хочу ставить его на пьедестал, но просто, когда ты подходишь к человеку, ты чувствуешь – это Владимир Петрович Кондрашин.

- Команду, с которой Кондрашин стал победителем чемпионата СНГ в сезоне 1991/92, считают даже более сильной, чем «Спартак», выигравший золотые медали в 1975 году.

- Когда я пришел в «Спартак» в 1985 году, происходила смена поколений. Павлов и Кузнецов еще были в силе, хоть считались уже ветеранами. Пришли Гришаев, Жарков, появились Капустин и Тюбин. С 1985 по 1987 год мы становились бронзовыми призерами. Другое дело, что медаль я получил только за 1987 год, хотя играл во всех трех чемпионатах. Владимир Петрович сам решал, кому давать медаль. Хотя номинально я трижды бронзовый призер. В 1990 году был заложен фундамент, когда Пашутин, Кисурин, Фетисов, Михайлов уже начали набирать силу. И мы с Мальцевым, как ветераны. Молодые воспитывались на том, чего сейчас нет совсем – на традициях. Сейчас, наверное, ни один клуб не знает, что такое традиции. Кондрашин с такой командой получал удовольствие. Он загорался, когда у нас получалось что-то неимоверное, когда мы громили ЦСКА, всех громили. Игроки «Спартака» в девяностые стали основой сборной России, которая выигрывала медали чемпионатов Европы и мира, на равных играла с командой звезд НБА.

- В чем магия тренера Кондрашина?

- Спрашивают: «А что Владимир Петрович говорил в тайм-аутах?» А он мог ничего не говорить. Он мог посмотреть на тебя и сказать: «Ну, ты знаешь, что делать» – и я знал, что делать. Он подходил, пальчиком показывал в сторону площадки и говорил в духе: «Ты – там, ты – туда, ну, ты понял. Понятно?» Все говорили: «Понятно» – и делали. Если бы несведущий человек стоял рядом и услышал это, он бы подумал: «Сумасшедший дом». Это была магия, присущая только Кондрашину. Все остальные должны были разжевать, что, как и куда. Это уровень контакта с тренером, это самое важное. Если есть этот контакт, тогда все получается, тогда не нужно много слов или понимания, кто что сказал.

- У Кондрашина была маска простачка?

- Не понимаю, когда про него говорят «мужичок», «крестьянская хитрость». Чтобы унизить, оскорбить, зацепить? Принизить, что он не интеллектуал? Зависть разъедает все вокруг. Когда кого-то принижаешь, вроде и сам из себя чего-то представляешь… Кондрашин не матерился, не пил. Никогда он не был простым. Он мог быть жестким, кого-то обидеть. А кто не может? Все такие святые?

- Ваша оценка фильма «Движение вверх»?

- Это художественный фильм, и относиться надо к нему как к художественному фильму. Авторы вообще не понимают баскетбол. Думаю, если бы они сняли так, как играли тогда, – а тогда влево вели мяч правой рукой, не было таких скоростей, не было таких прыжков, – если бы баскетбол был показан исторически верно, то зрителям бы не понравилось. Плохо, что там все переврали – историю болезни Александра Белова, историю семьи Кондрашина. Поэтому хорошо, что главному герою заменили фамилию на Гаранжин.

- Главная черта Владимира Петровича?

- Скажу: он – абсолютно непредсказуемый, и в этой непредсказуемости был предсказуем. За молчаливостью скрывалась буря эмоций. И искренний, и теплый, и жесткий. Живой человек, талантливый, великий, но живой. Царствие небесное...