«Петербургскому дневнику» юбиляр рассказал, как моделировал кометы, как познакомился с Анатолием Собчаком и где нашел фотографии Алисы Фрейндлих и отца Владимира Путина для книг.

– Юрий Ильич, вы, получается, родились во время Великой Отечественной войны?

– В самый разгар войны. Моего отца призвали на фронт 23 июня 1941 года. Осенью он был тяжело ранен. Он долго лечился в Ленинграде, а потом наступил 1943 год, стали призывать всех и его призвали в сентябре. А я в декабре родился, но не в Ленинграде, а за линией Волховского фронта. Моя мать была вольнонаемной в Ладожской флотилии, а в Сясьстрое у меня родственники были. И до 1948 года я жил между Ленинградом и Сясьстроем – отец не любил Ленинград и не хотел переезжать.

– Почему?

– У него были свои воспоминания о городе. Но он был малоразговорчивый человек, сказал «‎не хочу», и все тут.

– Где вы жили в послевоенном Ленинграде?

– На Средней Подъяческой. У нас была крохотная комната, метров 9. Помню, что от нашего окна до стены было всего сантиметров 40.

В 1960 году закончил вечернюю школу, а за год до этого в СССР ввели одиннадцатилетку. И мы все, кто учился в 9-м классе, встали на уши: «‎Как же так, еще два года учиться?» В итоге друзья сагитировали пойти меня в профтехучилище, но я поставил условие, чтобы мы учились не только там, а среднее образование получали в вечерней школе рабочей молодёжи.

После профтехучилища нас распределили работать здесь, в Ленинграде, в трест «‎Севзапэлектромонтаж». И этот трест посылал в командировки. Так в Таллин на полтора года отправили.

– Помните, как вас встретил Таллин?

– Когда я приехал в 1961 году, Таллин был маленький городок, ничего нового там еще не построили, и все жили в центре города, дети были вместе, все говорили на двух языках. А потом «‎умные головы» начали селить русских в дома, которые строили в сторону Ленинграда, а в дома, которые возводили в другую сторону, – эстонцев. И как итог связи нарушились. Вдобавок эстонцы не поощряли, чтобы русские учили эстонский язык: не достать было словарей, справочников. Но и наша вина есть: мы развернули у эстонцев, которые жили хуторами, коллективизацию и раскулачивание. Если бы мы им дали возможность жить, как они хотят, то потом они бы и не ушли от нас.

Мне в Таллине тогда было, конечно, интересно. Это другой образ жизни. Я возил модные вещи в Ленинград своим друзьям: белые брюки, белые плащи, пыльники, носки розовые, красные, жёлтые, зелёные – у нас вообще таких не было,только серые и черные. Возил пластмассовые галстуки с вечным узлом – селедками их называли. Я не курил, но мои друзья курили – возил им ментоловые сигареты.

– Откуда это все в советском Таллине?

– Довоенная промышленность.

– В Ленинграде вы не просто поступили и закончили Политех, но пошли дальше в аспирантуру. Почему выбрали науку и стезю физика?

– Я хотел в Политех. Я был чистой воды ботаник. Читал книги в огромных количествах. И огромную роль для меня сыграли две книги, «‎Иду на грозу» Даниила Гранина и «‎Неизбежности странного мира» Даниила Данина, и один фильм «‎Девять дней одного года». Ну как не пойти?

Вот, я поступил, учился, и где-то через два года к нам на факультет пришёл человек из Физико-технического института. Они создавали отдел космической физики. И он агитировал к ним идти. Я пошел. Меня направили в группу, которая занималась моделированием комет. И когда были каникулы в Политехе, я ходил в Физико-технический институт работать. Чем я занимался – даже обсчитывали данные с лунохода.

А потом, как закончил институт, поступил в аспирантуру, но на заочное. Меня пригласили на завод инженером-дозиметристами. Там зарплата выше, а у меня жена и ребенок.

– Удалось защитить кандидатскую?

– Диссертацию я написал в 1976-1980 годах. А вот защитился только в 1983-м. Три года стоял в очереди. Я в Физтехе был человек, конечно, не чужой, но не их. К тому времени я был партийным работником. И меня постоянно просили кого-нибудь пропустить. Говорили, что мне не принципиально, а вот их сотруднику без кандидатской дальше не пройти.

Кандидатская у меня называлась «‎Метод комплексного моделирования кометных явлений». В ней речь о моделировании комет. В космосе на «Союзе-5», чтобы создать «искусственную комету», и на земле – мы делали эксперименты, создавали вакуумные камеры. Сейчас, кстати, стала очень актуальна идея «грязного льда», над которой мы тогда работали.

– Как человек, изучавший комету, следили за высадкой аппарата «‎Розетта» на комету Чурюмова-Герасименко?

– Конечно, Клим Чурюмов – мой друг. В Советском Союзе было достаточно крепкое сообщество кометчиков. Центрами были Киев, где работал академик Всесвятский, Душанбе, где удобно наблюдать и где работал академик Добровольский, бывший оппонентом на защите моей кандидатской. И Петербург – центр был, конечно. Моим руководителем был Евгений Алексеевич Каймаков.

– Почему вы ушли с партийной работы в 1986 году? Из-за перестройки?

– Если говорить честно и откровенно, то уже в восьмидесятые годы и при позднем Брежневе мы занимались только одним: производили эти бумаги, бумаги и слова, болтовня и бесконечные резолюции, постановления. Это мне надоело, и я ушёл во вновь созданный Институт Академии наук. Я там собирался писать докторскую на стыке астрофизики и философии. Оказалось, что исследования комет, как «грязного льда», тесно связаны с проблемами жизни. Нас интересовало, как именно возникает жизнь, как идут процессы усложнения, как именно это делается. И я этим всем занимался. А потом 1991 год и все, Академия стала не нужна.

– Как вы оказались в журналистике?

– У меня соседа по дому забрали в Москву. Он там стал партийным работником в ЦК КПСС. А потом, когда его взгляды с ЦК разошлись, он ушел из КПСС, стал заниматься газетой, которую придумал председатель Верховного Совета РСФСР Борис Ельцин. Назвали ее «Россия». И мой друг стал заместителем главного редактора и позвал меня работать заведующим корпункта в Петербурге. И вот, больше 30 лет – я в журналистике.

– Вы за петербургские страницы отвечали?

– За все по Северо-Западу. Писал все, что хотел, – меня никак не ограничивали.

– С Анатолием Собчаком встречались по работе?

– Собчака я, конечно, знал. Но тесно с ним меня познакомил мой старинный друг, который недавно умер, – Юрий Хатуевич Темирканов. Это было в декабре 1993 года. Мы отмечали 55-летие Темирканова и за одним столом сидели с Собчаком. А потом произошла не очень хорошая история. Решили сделать с ним большое интервью, приехал заместитель главного редактора, мы встретились, Людмила Фомичева нам организовала эту встречу. Собчак с нами беседовал два часа. Опубликовали. А через год предложили Собчаку повторить. И это не удалось. Он все он уклонялся, как только мог, потому что планов было много, а вот выполненного нет.

Еще помню, что делал материал, посвящённый пятилетию Беловежских соглашений. Я с Собчаком встретился. Он мне от руки написал текст. Текст Собчака напечатали на английском языке, и в том номере был текст Горбачева. Собчак был страшно доволен.

– С Горбачевым вы тоже общались?

– С Горбачевым – нет. Он меня просто не интересовал. Да, он приезжал сюда, был в Доме журналистов, Владимир Владимирович с ним там встречался. Но мне Горбачев не интересен.

– Почему?

– Мне казалось, что это просто беда, что мы регулярно получаем во главе государства таких людей, как Хрущёв и Горбачёв.

– Обычно еще Ельцина называют.

– А я бы не стал. Ельцин попал в такую переломную эпоху. Что-то он сделал, что-то у него не получилось. Конечно, он внутренне надломился, пьянство его сломало. Но Ельцин подходил к должности государства, а Горбачев и Хрущев – не подходили совершенно.

– Вы в 1996 году во втором туре за Зюганова или Ельцина голосовали?

– А я вообще не ходил на выборы президентские выборы до 2004 года. А в 2004 году за Путина проголосовал.

– Вы самый известный специалист по почетным гражданам Петербурга. Почему занялись этим?

– Я тогда был внештатным советником губернатора Владимира Яковлева, которого знал еще со времен, когда был партийным работником. И он как-то мне говорит: «‎Выяснилась такая вещь, что, когда учредили звание почетного гражданина, записали, что будет заведена книга, в которую будут записывать почётных граждан. И обо всем этом забыли, сейчас приближается 300-летие города. Поэтому садись и пиши книгу»‎.

Я ходил, встречался с почетными гражданами, ездил к ним домой. Помню, был дважды Герой Советского Союза Алексей Мазуренко. Он все очень интересно рассказывал и даже показывал кадры кинопленки, где они бомбили немецкие баржи. Страшные кадры – да, там немцы, но все равно не по себе. И вот мы с ним закончили, он говорит: «Вижу, что еще ты хочешь меня спросить о чем-то. Спрашивай». Я и говорю: «Алексей Ефимович, а ведь вас в живых-то нету». А он отвечает: «Знаю. Неумные люди выпустили военные энциклопедические словари, написали в том, что в них, что он умер в 1999 году. Я им написал письмо, но никакого ответа не дождался».

Фотографию Алисы Бруновны Фрейндлих очень сложно для книги искали. Она никак не хотела сниматься. Но я был в дружбе с Сергеем Тарасовым, который тогда был женат на ее дочери Варваре. И Варвара сфотографировал свою мать на кухне. И это фото мы взяли. Его сейчас много где используют.

А потом через некоторое время после выхода книги попросили сделать вторую. Потом вместе с известным фотографом Валерием Лозовским мы стали делать специальные выпуски, посвященные почётным гражданам. И для Путина нашли фотографию его отца, с которой он теперь ходит на «Бессмертный полк».

– Сколько книг у вас вышло? Считали?

– Если брать связанные с научными делами, то там около 100 публикаций, 5 книг в том числе. Где-то штук 30, наверное, разных книг по истории дзюдо мы с Михаилом Рахлиным сделали. С Фондом Карла Буллы около семи. Сейчас из типографии жду 22-й выпуск «Кто есть кто в Санкт-Петербурге».

– В справочниках «Кто есть кто в Санкт-Петербурге» сильно изменился состав персон за годы, пока его выпускаете?

– В середине 90-х там совсем другие люди были, кто-то из них, конечно, остался. Но тогда это 350 человек, а сейчас 1280. Последние три года не обновляли – была пандемия, потом спецоперация. За это время обновление где-то на 15 процентов произошло.

Обновление, в основном, происходит, конечно, из-за чиновников, а раз в 5 лет из-за депутатов. Самая старшая в новой книге – это новый почетный гражданин Надежда Строганова, а самый молодой – Иван Бессонов, пианист, и мы его включили в прошлый раз. Ему было 16, сейчас вот ему 19.

– Одну из ваших книг подарили Владимиру Путину на ВДНХ недавно – посвященную чемпиону Олимпийских игр в Лондоне 2012 года по дзюдо Тагиру Хайбулаеву.

– Да. Михаил Рахлин придумал такую серию «Легенды нашего дзюдо». В каждой монографии рассказывается о человеке, который внёс вклад в историю дзюдо. Сейчас уже 14 книг вышло. Книгу делали и о Владимире Путине в этой серии. Знаю, что ему очень понравилась. Мы для нее с Михаилом Рахлиным в архивах нашли документы, протоколы соревнований, документы о присвоении Путину звания мастера спорта по самбо, мастера спорта по дзюдо, нашли публикации в газетах.

– Над чем сейчас работаете?

– Впереди у меня очень трудоемкая работа – надо написать 8 сценариев. Я сотрудничаю с Сергеем Почином. Собираемся снимать цикл про боевые знамена на основе книг герольдмейстера Георгия Вилинбахова.

– Как планируете встречать юбилей?

– Уехал в Москву к сестре. Мы в узком семейном кругу встретили день рождения. А друзьям предложу поднять бокал в Петербурге, на презентации книги «Кто есть кто в Санкт-Петербурге», когда она выйдет из типографии.