На этой неделе, 9 декабря, в России отмечается День Героев Отечества. С лета нынешнего года в регионах страны работают филиалы фонда «Защитники Отечества». О деятельности петербургского отделения рассказал его руководитель Александр Павлов.

– Александр Владимирович, какие первоочередные задачи стояли перед фондом вначале?

– Обеспечить базовый уровень потребностей возвращающихся в мирную жизнь людей. В первую очередь это была помощь с оформлением документов и выплат. Речь идет об удостоверении ветерана боевых действий, выплатах по линии Минобороны и региональных выплатах. Мы с коллегами исходили из того, что наличие документов, подтверждающих статус ветерана и, конечно, полагающиеся выплаты как поддержка со стороны государства дают необходимое спокойствие человеку относительно прогнозирования своей дальнейшей судьбы.

И нам проще работать, когда человек уверен в наличии необходимого статуса. Раньше, когда мы посещали госпитали, говорили с ребятами о том, что надо задуматься о медицинской реабилитации, диспансеризации, многие отвечали: «Давайте сначала закроем вопросы с выплатами, потому что кто-то получил, а я нет». И действительно, сроки задержек были существенными, доходили до полугода. И, наверное, не без нашего участия, не без участия коллег из филиалов ситуация поменялась. Первоочередное внимание к бойцу после его ранения и демобилизации со стороны Минобороны сократило сроки ожидания получения документов. Поэтому сегодня мы плотнее занялись ресоциализацией и реабилитацией.

– Не возникало вопроса: зачем еще один фонд, если есть другие структуры, занимающиеся примерно теми же вопросами?

– Ощущение наверняка возникало, но по прошествии времени нам удалось встроиться в систему. По крайней мере в Санкт-Петербурге мы видим и понимаем, что она работает. Она где-то должна была быть еще отшлифована, где-то мы оголили проблемы и трудности – например, те же назначения региональных выплат происходили ритмично, но ритмичность заключается в определенном нерве, который приводил к обращению гражданина к нам. Сейчас сократились сроки получения выплат, Минобороны убрало ненужные документы, подтверждающие характер травмы, сокращены мучительные ожидания. Мы убирали препоны, чтобы дорога, по которой мы идем, была предсказуемой. Да, она с перекрестками, может быть уже или шире, но знаки расставлены, и все участники процесса этими знаками пользуются.

– Какими были первые ощущения от проблем, с которыми предстояло работать, ведь ранее никто из гражданских этим не занимался?

– Ребята, которые воюют там, совершенно точно – герои вне зависимости от медалей, наград и подразделений. Здесь, находясь в мирном городе, в тылу, себя беречь – это смешно. Конечно, мы были не совсем готовы к тому напору, к тому нерву, с которыми люди обращаются. Первые наши подопечные пришли уже разочарованными в возможности решить свою проблему, и первые месяцы мы забирали на себя тех, кто очень остро ощущал несправедливость в свой адрес. Это был клубок вопросов, который сначала мне представлялось невозможным охватить разумом. Сейчас мы видим, что можно структурировать, четко разложить все вопросы. Один вопрос – с комиссариатом, другой – с финансистами, здесь привлечь военную прокуратуру, а тут необходимо региональное участие. Это такой масштаб того, что ты вроде как видишь, но в деталях встречаешь первый раз.

– Помочь в возвращении бойцов к мирной жизни – важнейший социальный вопрос. Как это решается, хватает ли сил, средств?

– Психология возвращающегося человека – это ПТСР, это вхождение в семью, привыкание к обстановке большого мирного города. Это в определенном смысле, конечно, непростой труд. Вообще я убежден, что социальная политика в Петербурге с ее внедрением в тематику СВО, с оказанием социальной, психологической помощи будет развиваться стремительными темпами. Мы откроем для себя очень много нового, что в привычной социальной службе мы не видели. Институт социального кураторства и наше участие явственно это будет показывать. Петербург – это совершенно точно крупнейший центр оказания социальной помощи, это социальный город. Средства, которые выделены на поддержку участников СВО в нашем городе, беспрецедентны. Мне среди коллег даже неудобно называть эту сумму – 5 миллиардов рублей. Это только на ветеранов СВО, и очевидно, что не каждый субъект может похвастаться подобным. И эта системность, в которую мы встроились, поможет социальной службе вырасти во что-то значимое, в том числе для экономики города. Социальная система не зарабатывает, но она помогает сохранять потенциал – возвращение людей к мирной жизни будет выражено в деньгах в свою семью и в экономику города.

– С каждым бойцом работают ваши социальные координаторы. Как команда формировалась?

– Наши социальные координаторы находятся в авангарде, они работают с теми, кто возвращается с поля боя. Мы изначально стали опираться на опыт социальных кураторов, которые уже работали с семьями мобилизованных. Мы исходили из того, что привыкание семьи, находящейся в определенной эмоционально сложной ситуации, не должно быть искусственным. Если человек ранее работал с семьями и готов работать с нами, мы строили привлечение коллег по принципу совместительства у нас. Если они были готовы работать с нашими подопечными как с новой категорией, имеющей ветеранский статус, то люди приходили к нам работать. Костяк и сейчас здесь в составе 26 человек. Они ведут личный прием. Но с первых дней стало очевидно, что соцработники хороши, они понимают требования, умеют общаться, но для решения оперативных задач нужны вливания новых людей. Поэтому мы привлекли коллег из комиссариатов, из состава офицерского корпуса штабной работы людей, которые знакомы с кадровым производством воинской части, с технологией назначения выплат вплоть до загрузки данных в специальную систему. Известно, что дьявол – в деталях, и нам надо было понять, кто и на каком этапе загружает документы по выплате, чтобы у бойцов не было проблем.

– Работать с обычным населением и с возвращающимися с фронта бойцами – это определенная специфика. Как ваши люди это выдерживают?

– Мы стараемся наших социальных координаторов оберегать, чтобы они не выгорали. Мы приглашаем людей, которые, может быть, не имеют большого опыта социальной службы, но умеют работать с человеком. Нужно услышать его и в определенный момент понять, где можешь быть полезен. У нас 80 социальных координаторов, 26 здесь и еще в 18 районах города, в центрах помощи семье и детям, в центрах социальной реабилитации инвалидов, куда ребята по привычке приходят. Вхождение старались сделать мягким. Очевидно, что не все люди готовы через себя это пропускать. Это тяжелая работа, такого опыта не было, и не всегда душевного опыта хватает. Мы договорились с коллегами, что будем помогать не выгорать. Они работают с психологами, разбирают какие-то случаи, чтобы не терять эмпатию, чувство справедливости, сопереживать, но при этом не убиваться, когда что-то имеет иной раз трагические последствия. Это жизнь. Мы укомплектовались, но готовимся искать резервы для перемещения, дополнения, потому что очевидно, что люди будут уходить. Что касается увольнения, то у нас из офиса ушел один человек. Было видно сразу, что это не для него, он очень близко принимал все к себе, и это не позволило ему перебороть себя. Не каждый социальный работник готов. Это тяжелая психологически история.

– Фонд «Защитники Отечества» – это федеральная структура. Как строились отношения с местными органами власти, с военными?

– Я как-то разговаривал с одним большим руководителем военного управления. Я говорю: «Вот у нас указ президента, фонд создан по его указу». Он отвечает: «У нас тоже есть приказ – главкома». Все со временем. Не думаю, что была ревность, недоверие. Просто появление нового участника процесса для многих ожидалось как появление некой контролирующей структуры, указывающей на недоработки. Это не так. Но притереться и понять, чем мы можем быть полезны друг другу, заняло какое-то время. С городскими службами, работающими в сфере поддержки участников СВО, попроще, у нас есть межведомственная комиссия, там мы стараемся каждую конкретную ситуацию разобрать, ставим себя на место человека: что надо сделать, чтобы он прошел по «зеленому коридору». Мы сейчас работаем с сотнями ребят. Когда будет победа, мы будем работать с тысячами. Понятно, что будем сохранять персональный подход, но система должна быть настроена таким образом, чтобы мы не вмешивались каждый раз вручную, что-то подкручивая Сейчас есть время подкрутить. Наверное, наличие нас как людей, представляющих интересы конкретного человека, героя, ветерана СВО, совсем не лишнее.

– Есть проблемы в том, что люди, отвечающие за принятие решений, вас не слышат?

– Они слушают и слышат. Проблемы взаимодействия нет. Есть проблемные вопросы, решение которых надо всем вместе найти. Была проблема с ЧВК, но не без участия фонда удалось совместно с Минобороны найти возможность, чтобы значительная часть бойцов, которые пошли добровольно в составе ЧВК, получили право оформить статус ветеранов боевых действий. Это уже работает, мы направили 89 комплектов документов бойцов ЧВК, которые защищали интересы России, на получение ветеранских документов. Достаточно обратиться к нам с определенным комплектом документов, мы их собираем, а центральный аппарат в Москве передает в Минобороны, где работает специальная комиссия.

– Какие самые острые проблемы бойцов ЧВК еще не решены?

– Самый острый вопрос – назначение инвалидности по боевой травме. Если говорить по справедливости, то, конечно, вопрос с получением удостоверения военной травмы стоит остро. Очевидно, что права этих людей не урегулированы и даже, возможно, нарушены. Выплаты, льготы и сам статус этой травмы – не бытовой, а военной – заставляет глубоко переживать, от этого все нервы. Эти документы нужны даже больше для успокоения, что все сделано по совести, по закону, что я там был не просто так. Месяца два назад мы не могли себе представить, что будем комплектовать документы на ветеранское удостоверение для бойцов ЧВК, а сейчас мы это делаем. Сделаем и остальное. Мы оптимистично смотрим в будущее и рассчитываем, что после того как ребята обретут статус ветерана боевых действий, встанет вопрос о том, чтобы те минно-взрывные травмы, которые они получили, и последствия, связанные с ампутацией, приведут к необходимости восстановления их прав по боевой травме. Надеюсь, что нас услышат. Нас же услышали по вопросам статуса ветерана. И самих ребят, и тех, кто представляет их интересы, в том числе фонд. Может, не сразу, но услышали. Когда запущена машина, встроить шестеренку сложно. Но это надо сделать.

– Что сегодня в приоритете, какие задачи надо срочно решать?

– Психологическая помощь вернувшимся и членам их семей. Возможность получения психологической помощи и консультирования не означает ее автоматической востребованности. Данные, которые есть, убеждают в том, что мы не можем обеспечить всех удобным, комфортным способом восстановить свое душевное равновесие. Созданы кабинеты психологического консультирования, есть психологи, но люди туда не идут. Необходимо сделать, чтобы интуитивная готовность довериться возникала у самого человека. Нынешние пару сотен обратившихся – это не то количество, которые реально нуждается в психологической реабилитации.

– У нас гражданские неохотно идут к психологу, а мы говорим о бойцах, которые и так герои, сильные, мужественные... Как перебороть наш менталитет?

– Мы должны до триггера, до эмоционального всплеска, в том числе в семье, дать возможность человеку проговорить это. Сейчас роль психолога выполняют наши координаторы, вот почему им так тяжело. Иной раз и разговора-то достаточно. Чтобы доверяли всей нашей психологической службе надо учиться работать не только по шаблонам академической школы. На собственном опыте военного психолога мне кажется, что большинству наших специалистов до этого еще далеко. ПТСР диагностируется в значительном количестве случаев, но мягкая сила, участие в восстановлении могут быть реализованы и до обращения к врачу. Надо привыкать, что психолог – это не страшно. Задача в том, чтобы психолог владел всем инструментарием, который необходим для помощи возвращающемуся бойцу. Ветераны боевых действий тут были бы полезны. Мы должны построить более доверительный разговор, чтобы психологи сбросили свои университетские шапочки и определились с жизнеспособными практиками помощи конкретному человеку.

– Как обстоит дело с медицинской реабилитацией?

– Как только у ветеранов решаются имеющиеся вопросы с документами, выплатами, статусом, сразу встает вопрос здоровья. Это диспансеризация, лечение, протезирование, реабилитация. Эта система налажена, мы их сопровождаем. Мне нравится, как работают наши соцкоординаторы – они требовательно относятся к подопечным, уточняют, перезванивают, доказывают необходимость пойти к врачу. Довести человека до конкретного результата – это и есть работа социального координатора. Вопросы восстановления и получения средств реабилитации, обслуживания протезов – это будет основным вопросом.

– Когда домой вернутся тысячи ветеранов со своими проблемами и вопросами, вы справитесь?

– Вместе мы справимся, это очевидно. Один в поле не воин, и государственный фонд – это представитель интересов значительной части военнослужащих, которые будут демобилизованы. Понятно, что мы будем активнее, вовлеченнее, нас станет больше. У нас в городе 740 социальных кураторов и 80 координаторов филиала фонда (всего по стране их более 3000), вопрос – в налаживании рабочих шаблонов и механизмов получения той или иной услуги. С первого дня работы мы решили, что нечестно и несправедливо делить наших подопечных по их по статусу ветерана или еще не ветерана. Мы принимали, принимаем и будем принимать ребят, которые завершили свою службу, окажем содействие и поможем. Герои среди нас, и они разные.

На заметку

С начала июня к социальным координаторам обратились более 3,3 тысячи человек. Поступило почти 4,8 тысячи обращений – решения найдены более чем по 80% из них. В филиал обращаются не только петербуржцы, но и находящиеся на лечении и реабилитации бойцы со всех регионов России. Никто не остается без внимания.

Проводятся выездные приемы социальных координаторов в госпиталях и больницах – с июля принято более 2 тысяч запросов. Представители фонда помогают бойцам восстановить утраченные документы и получить технические средства реабилитации.

Совместно с петербургскими музеями и театрами реализуется культурно-досуговая программа для ветеранов спецоперации и близких погибших участников СВО – подопечные получили более 1,5 тысячи билетов и приглашений на различные мероприятия.