У рок-барда Бранимира (Александр Паршиков) вышла совместная песня с легендарным Сергеем «Чижом» Чиграковым и группой «25/17» – «В нашем маленьком городе». Музыкант признался, что работа с «Чижом» – его детская мечта. А песня посвящена всем, кто вырос «в райцентрах и поселках городского типа», уехал из них в поисках счастья, кто скучает по беззаботному детству и теплу родного дома.

– Александр, песня «В нашем маленьком городе» войдёт в ваш новый альбом?

– Да, он будет называться «Добрые песни. Часть вторая» и станет продолжением предыдущей моей работы «Добрые песни». Альбом помогали делать музыканты групп «25/17» и «Аффинаж». Это песни о жизни русских людей, их радостях и горестях. Их мечты, их личные трагедии. Альбом я посвящаю своей малой Родине – городу Котово Волгоградской области. Там вырос я. И Бранимир тоже.

– Для вас Россия – пространство маленьких городов и посёлков?

– Та Россия, про которую я долгие годы пою, живет в основном в плацкартных вагонах, в глубинке. Те, кто едут в СВ, меня интересуют чуть меньше. И как объект творческого исследования, и как адресат личной человеческой любви. Хотя если отвечать на ваш вопрос по уму, то надо сделать оговорку: Россия – это не только периферия, но и Москва. Не только мрачные поселки, но и обитатели рублевских дворцов. Лично мне ближе и понятнее первые.

– Недавно вы стали одним из героев документального фильма Ричарда Семашкова (рэпер Рич – прим.) и Даниила Романова «Поколение Y». Как бы вы описали свое поколение – тех, кому за тридцать?

– Мы росли в 90-е годы. Краем застали распад СССР. Наши родители пытались выжить, когда их заводы закрылись. Они брались за любые подработки. От безнадеги и неуверенности в завтрашнем дне многие наши старшие сверстники бросались в омут наркомании. Чтобы убежать от разрухи и хаоса, который творился в период правления Ельцина.
Мы выросли людьми, которые надеются только на собственные силы. Которые крутятся сами как могут. Которые не надеются, что государство им поможет. Которые понимают, что ничего нельзя планировать на долгосрочную перспективу. Нам повезло не вырасти в сытое время нулевых, иначе мы испытывали бы сейчас тихий ужас в это тяжелое и нервное время. И при этом у моего поколения была Родина. Чувство Родины.

– Кажется, именно ваше поколение сейчас наиболее разделено. У одних есть чувство Родины, у других отсутствует полностью.

– Всё верно. У кого что есть, зависит от воспитания и среды. Если родители люди здравые, то они научат Родину любить. Но надо понимать, в какой ситуации мы живем последние 25 лет. Много неполных семей, в разводе. Мужчины стали инфантильней, живут с мамкой до тридцати лет. Женщины тоже не могут сохранить семью. В такой атмосфере и ситуации выросло много детей. Одни не получили отцовской любви, от вторых откупались деньгами. Много детей, которыми просто никто не занимался.

Плюс ещё с начала 90-х либерально-капиталистическая пропаганда агрессивно форматировала людей, воспитывала из них безродных космополитов, прививала им любовь к бабкам и статусу. Вот и «получите-распишитесь».

И очень важна среда. В любимых мной небольших городках и деревнях как раз очень много патриотов среди молодежи. Даже если они недовольны жизнью, за Россию они всё равно порвут.

– Само ощущение Родины, наверное, формируется в детстве. В каких условиях формировалось ваше отношение к стране?

– Мой отец – офицер. И даже когда я увлекался всякой маргинальной контркультурой, я всё равно любил Родину. Я не знаю просто, как можно её не любить. Не знаю, как по-другому. Это естественная потребность души.

– Знаете, что Андрею Князеву пришлось оправдываться за согласие выступить на Дне флага?

– Не видел и не интересовался. Видел только краем глаза пост Михаила Козырева (иноагент – прим.), который натягивал сову на глобус, наябедничал всему свету, какой нехороший Князь, раз согласился выступать на Дне триколора. Князь аполитичен, вряд ли он является идейным и последовательным «ватником», у него нет песен про Донбасс и аллею Ангелов, потому спрашивать с него за такие «движения» Козыреву не следовало бы. Но там – клиника. Они всех хотят во враги записать. Всех, кто не разделяет их взглядов.

– Рэпер Рич рассказывал, как за поддержку Донбасса его «вытолкнули» из музыкальной тусовки. Что это за уникальная структура у нас в музыке, которая отторгает людей с определенной политической позицией?

– Тут надо определиться, что мы имеем в виду под «музыкальной тусовкой». Это понятие растяжимое, всё дробится на компании. Условная «Афиша» вряд ли будет пиарить Рича или меня. Мы для них чужие. Чтобы тебя воспевала «Медуза» (СМИ-иноагент, признана нежелательной организацией – прим.) надо быть дефективным андрогином с биполяркой, а не нормальным русским пацаном. Значит, и не надо в те двери стучаться. Есть другие.

– Александр, вас называют рок-бард-исполнителем. Как вы считаете, наш рок 80-х и 90-х, наши барды – это национальное самобытное русское явление?

– Бард-культура – советский романтический вариант эскапизма. Турпоходы, горы, песни о сокровенном у костра. Такой вариант ухода от постылой рутины, от серых будней. Целомудренный вариант. Не то что западные хиппи с их бродяжничеством, наркотиками и легализованным развратом.
Русский рок – не совсем самобытное явление. Там был и период «обезьянства» долгий, когда «нашенские» пытались изображать «ихних». По форме. Содержание свое уникальное появилось не сразу. Спасибо за это Башлачеву. Мне кажется, с него это содержание и началось. Он повлиял на своих коллег, распаковал в них русское.

– А как изменилась наша музыка с 90-х?

– Очень растяжимое понятие «наша музыка». Ибо в попсе произошли одни изменения, а в роке или хип-хопе другие. То же самое можно сказать и про андеграунд. Есть, однако, общие тенденции. Например, длительность композиций стала меньше. Отпадает необходимость работать над концептуальными альбомами – сначала все стали записывать синглы, а потом и вовсе просто отдельные треки.

Возможно, это связано с огромным объёмом информации, с которым сталкивается человек. Композиция потому и должна быть короткой – и без лишних проигрышей сразу переходить к сути, к цепкому припеву, к замыслу и посылу. Даже трехминутные треки воспринимаются как текстовые лонгриды – слишком много букв. И увы, это везде сейчас. Людям сложно воспринимать информацию в больших объемах, мозг не справляется с таким потоком.

– Часто приходится слышать, что наша музыка стала «колониальной».

– Я честно не понимаю, что имеется в виду конкретно. Если говорить о мировом шоу-бизнесе, так российские исполнители никогда там не занимали достойного места долгосрочно. Были временные вспышки типа «Тату». Или «Парк Горького» – покатали там наших рокеров, когда СССР распался, и был у западной аудитории краткосрочный интерес к диким советским рокерам. Дали подержаться за сникерс, да и выбросили за борт.
Да и «Литтл Биг» тоже был интересен недолго, и то исключительно как карикатура на диких русских. Потом затянувшаяся шутка перестала работать. В мировой шоубиз никто нас, русских исполнителей, пускать не будет. Там «у генерала свой внучок». Там много своих крутых артистов: Стинг, «Металлика», Мадонна, Эд Ширан. Ну зачем им пришлые гастарбайтеры?

И уровень там выше, я имею в виду выше уровня тех наших «приезжих», кто пытается в эту мировую музыкальную индустрию интегрироваться. Их не пустят в чарты, им не будет места в их серьезной структуре. Участь наших суперзвезд – смириться, перестать мечтать о масштабах «Роллингов», закусить удила и благодарно чесать по необъятным просторам Руси-матушки, согревая сердца родных зрителей. Это не самый плохой вариант. Если учитывать, что на данный момент он единственно возможный.

– Кого из своих коллег вы бы назвали самобытными русскими музыкантами?

– Группы «25/17», «Калинов Мост», «Алиса» и «Аффинаж». Сашу Скляра и Рича. Да много ещё кого.