В Петербурге в доме княгини Юсуповой представили новую книгу из знаменитой серии «Жизнь замечательных людей» (ЖЗЛ), посвященную писателю, поэту, сценаристу и просто «петербургскому человеку» Андрею Битову.

Автор книги – прозаик, режиссер и журналист Максим Гуреев рассказал «Петербургскому дневнику» о том, что ему всегда было интересно изучать персонажей, казалось бы, известных. А также о том, что для этой книги ему пришлось придумать концептуальный ход, чтобы создать неканоническую биографию писателя.

– Максим, серия ЖЗЛ достаточно известна. В ней представлены биографии известных людей, причем довольно канонически написанные – родился, жил, прославился. Чем ваша книга отличается от других в этой серии?

– Мне всегда было интересно писать об известных, казалось бы, людях, но не в привычном смысле, не пересказывая факты их биографии, словно создавая им памятник. Я не скульптор. Для этой книги мне тоже пришлось придумать некий концептуальный ход. На мой взгляд, хронология, когда ты рассказываешь об известном человеке, не важна, она даже не нужна. Надо придумать, как подать историю жизни этого человека. Поэтому тут получилась неклассическая биография Битова. Это попытка представить, каким бы мог быть не снятый Битовым фильм о самом себе.

– Но Андрей Битов в наши дни, наверное, не самая известная фигура для широкого круга читателей. Почему вообще возникло желание написать о нем?

– Следует заметить, что и в годы оны так называемый «широкий круг» не особо был о нем наслышан. Своего читателя Битов называл сокровенным, а сокровенное не может быть популярным по определению. Другое дело, что если раньше все-таки находились отчаянные смельчаки, продиравшиеся сквозь густой, многомерный битовский текст – «Пушкинский дом», например, – то сейчас таковых, боюсь, нет. Но это проблема тех, кто Битова не читал и не читает. Издательство же «Молодая гвардия», которое издает старейшую в России серию «Жизнь замечательных людей», все-таки решает другие проблемы и ставит перед собой другие задачи. Битов – это, бесспорно, факт русской литературы, и говорить о нем следует вне зависимости от того самого «широкого круга», издательских трендов и премиального процесса.

– Говорят, человек не выводится из суммы фактов его жизни. Можно ли так сказать об Андрее Битове?

– Разумеется, не выводится. Иначе это какая-то арифметика получается, а про арифметику нам Федор Михайлович уже все объяснил. Конечно, семья, родители, детство работают, нагнетают, заполняют жизнь. Но ведь человек таинственен. Только он о себе все знает, или почти все, потому что у него свой уникальный опыт. Сумма фактов имеет место, разумеется, но потом начинается другой человек, другой Битов. О нем-то он и писал. Его-то мы и пытаемся найти в этой книге.

– Ваша книга – это попытка рассказать о Битове как о человеке или как о писателе? Попытка осмыслить его как человека и писателя или все вместе?

– Дело в том, что Битов и есть человек-текст. Он даже сам про себя так говорил. Писательство не было для него профессией, оно было для него дыханием. В этом он схож с Тарковским (они, кстати, были знакомы), который не считал себя профессиональным режиссером. Конечно, нам известны мощные «совписы» – депутаты, общественники и литераторы по совместительству. У Битова же текст и его жизнь были чем-то единым, неразрывным. Как он говорил: «Я не работаю над словом, это слово надо мной работает».

– Для петербургской культуры Андрей Битов очень важен. Про него говорили, что он петербургский человек больше, чем мы все. Много лет он жил в Москве. Не стер ли, на ваш взгляд, москвич в нем «петербургского человека»?

– О, эти разговоры! В Москву Андрей Георгиевич переехал в 1968 году. Давно. Жил на два города всегда. Будучи коренным питерцем, никогда, в отличие от понаехавших в Ленинград, не кичился своей принадлежностью, как это теперь говорят, к культурной столице. Думаю, что его прозу не смог бы стереть какой-нибудь там амбициозный москвич или выдающийся ленинградец. Битов сам кого хочешь мог стереть. Что он иногда и делал.

– Почему Битову удалось стать кумиром своей эпохи? И удалось ли?

– Нет, он не был кумиром. По крайней мере таким, как Окуджава или Евгений Александрович Евтушенко. Да он и не стремился к этому, потому что текст, а если говорить шире – русский язык, вообще не заботит подобного рода безделица. Думаю, что этим он отличался от коллег по литературному цеху 1960-90-х годов. Поэтому-то и дружил одновременно с Рубцовым и Аксеновым, Феликсом Кузнецовым и Юзом Алешковским. Был выше партийности, как справа, так и слева. Был известен и неизвестен одновременно, был оппозиционен и членом Союза писателей СССР, был парадоксален, одним словом. А кумиры не бывают парадоксальными.

– Сам Битов говорил: «Меня будут читать долго, потому что по моей прозе можно перейти лужу, как по досточкам...» Как думаете, будут ли?

– Уже высказал выше сомнение. Но если говорить о сокровенном читателе, то да. Другое дело, остался ли он, этот читатель.

– Вы не только писатель, но и режиссер-документалист. Вторая специальность помогала в работе над книгой?

– Если честно, то не вижу особой разницы – собирать кино или писать текст. Поскольку Битов имел непосредственное отношение к кинематографу и тоже не видел особой разницы между прозаическим текстом и экранным изображением. В этом мы совпали. Следовательно, работать над книгой мне было легко. Ну и просто заниматься любимым делом вне зависимости от того, какая задача перед тобой стоит, всегда приятно и духоподъемно.

– Самый знаменитый роман Битова, безусловно, «Пушкинский дом». Сам он называл его пародией на учебник литературы. В чем, на ваш взгляд, его уникальность? Феномен ли это?

– Говорить о «Пушкинском доме» можно много и долго. Мы не знаем, что перед нами – роман? диссертация? философское сочинение? некий филологический мираж? Битов сам затруднялся с определением жанра. Хотя, конечно, формально это роман, так он аттестован. Но мы читали «Обломова», «Войну и мир», «Тихий дон»… Здесь что-то другое. Да, Битов называл «Пушкинский дом» пародией на учебник литературы. Я бы его назвал пародией на русский роман в целом. Предположение дерзкое, но имеющее право на существование.

– Уделяете ли вы в книге особое место работе над этим романом?

– Конечно! Вообще вся книга «Андрей Битов. Мираж сюжета» построена как попытка переосмыслить этот великий текст, прожить его, пронести во времени. Но для начала роман нужно прочитать – от начала и до конца. Внимательно, не отрываясь. Это медленное чтение, и тут важно, уйдя на глубину, не испугаться этого. Задача непростая, если учесть, что сам Андрей Георгиевич признавался в том, что боится собственного текста, который нависает над ним, как девятый вал.

– Есть мнение, что любую биографию следует писать от противного: важно не то, где человек родился, чему научился и как жил; значение имеет лишь то, что так и не сбылось. Что, на ваш взгляд, не сбылось у Битова?

– Мнение спорное, откровенно говоря… На мой взгляд, Андрею Георгиевичу не привелось снять свой фильм. И эта книга – попытка по крайней мере хотя бы вообразить, как он мог бы это сделать.