Всемирно известная скрипачка Марианна Васильева вернулась из Европы в Россию почти сразу после начала специальной военной операции. Хрупкая девушка отправилась на фронт поддержать наших бойцов единственно возможным для музыканта способом – игрой на скрипке. 19 августа в кинотеатре «Аврора» гости фестиваля «RT.Док: Время героев» увидят картину «Скрипичный ключ» журналиста Артура Ходырева о гуманитарной поездке в Донбасс Марианны и писателя Александра Пелевина. Накануне показа мы встретились со скрипачкой в уютной питерской квартире и узнали, что заставило ее отказаться от карьеры на Западе и почему самые благодарные слушатели – солдаты на передовой.

Успех приходит через труд

– Готовясь к интервью, я познакомилась с вашей биографией и довольно ясной гражданской позицией. Тем не менее некоторые темы хотелось бы раскрыть детальнее. К примеру, профессия скрипача – это огромный труд и талант. А был ли в вашей жизни выбор?

– Изначально нет, потому что у меня родители музыканты: папа – скрипач и первый учитель, мама – пианистка. Они планировали, что я буду скрипачкой, и это большой возможный конфликт между тем, что хочешь делать, к чему предрасположен, и что потом реализуешь. Но мне посчастливилось учиться у замечательных педагогов – народного артиста СССР Владимира Юрьевича Овчарека и народного артиста России Захара Нухимовича Брона. Они сформировали меня как скрипачку, за что я бесконечно им благодарна.

– А чем-то хотелось в детстве заниматься, помимо скрипки?

– Не было времени на другие занятия (смеется).

– А кто был самой значимой фигурой в вашем детстве?

– Самую большую роль сыграл дедушка – капитан второго ранга Военно-морского флота России Иван Васильевич Комарьков. Он был самым главным человеком в моей жизни и самым близким, в основном он меня и воспитывал. Более сильного и светлого человека я не знаю. Он совершил два кругосветных путешествия, служил в Морском космическом флоте СССР. Даже моим первым в жизни словом было его имя. Мы часто и подолгу гуляли, и наше общение всегда проходило в игровой форме – он придумывал конкурсы, как далеко я скачусь с горки или прыгну с качелей. И до конца жизни волновался из-за моих занятий музыкой. Он понимал, что это нелегкий труд.

– Вы как-то заметили, что человеку важно заниматься своим делом, невзирая на тяжелый труд и усталость. Вы по-прежнему считаете, что жизнь – это борьба?

– Если ты хочешь что-то хорошо делать, то, безусловно, нужно много работать. Но работа при этом должна быть с любовью. Как было сказано: «Не зло победит зло, а только любовь».

– От чего вы получаете удовольствие и что является условием для того, чтобы это удовольствие было честным?

– То, что достается легко, не может принести настоящее удовольствие. Когда вкладываюсь, выхожу на сцену с чистой совестью, закрываю глаза, чувствую каждого слушателя в зале и отдаюсь публике. Да, это труд, но награда превышает все усилия.

– В вашем репертуаре не только классика, но и большое количество произведений современных композиторов. Особое место занимает легендарный цикл Никколо Паганини «24 каприса», который вы исполняете за один вечер. Не все музыканты способны на такой эксперимент. Что это значит для вас?

– У нас есть Ветхий и Новый Завет, у скрипачей Ветхим заветом считается Бах, а Новым – Паганини. Мне было интересно соединить все 24 каприса и пропустить через себя так же, как было интересно соединить все сонаты и партиты Баха. С технической точки зрения это сложно, и это делают в основном мужчины. Нужно много ночей не спать, приложить немало физических усилий.

Самое интересное – понять драматургию цикла, его замысел. Принято считать, что каждый каприс – это отдельное произведение, которое нужно исполнять как техническую форму. Но когда ты видишь весь цикл, приходит понимание, что в нем есть главная фраза и развитие, – все это приятно и осознавать, и чувствовать.

– Вы играете на скрипке Карло Антонио Тесторе 1720 года. Чем она отличается от современных инструментов?

– Скрипки современных авторов могут ничем не уступать инструментам мастеров прошлого. Детали раньше изготавливали из разного дерева, не всегда самого хорошего. Дверь откололась – сделали скрипку. Со временем дерево приобретает разные свойства, начинает по-другому звучать, поэтому мы не сможем оценить, как звучит самая хорошая скрипка, созданная сейчас. Это сделают только наши потомки через двести-триста лет.

Не понимаю, почему так долго жила в Европе

– Давайте поговорим о вашей нынешней жизни. После начала спецоперации вы вернулись в Россию, хотя в Европе у вас не было недостатка в работе и признании. Как пришло решение?

– Я задаю себе другой вопрос: почему так долго я там жила? Очень многие из моего окружения выбрали в качестве источника информации оппозиционные СМИ и блогеров. Не могу сейчас с ними общаться. Особенно после того, как увидела наших мальчиков и мужчин, которых считаю настоящими героями. Я с самого начала, с 2014 года, следила за ситуацией и понимала, что без большой крови, к сожалению, ситуация не разрешится.

– С какого времени вы почувствовали, что на Западе стало некомфортно?

– На Западе антироссийская пропаганда существовала задолго до начала спецоперации. Складывалось впечатление, что действия Pussy Riot их волнуют больше, чем собственный экономический упадок. Мы отсюда думаем, что там хорошо, но там реально всё катится в пропасть. Старшее поколение немцев и швейцарцев, которым есть с чем сравнить, понимают, что происходит, и им страшно. Они видят отсутствие перспектив и развития европейской цивилизации, тщетность предпринимаемых правительствами усилий.

Как музыканту, мне никто не мешал. Но мысленно я всегда скучала по дому. В ночь, когда все началось, я не спала. Помню, что мой близкий друг музыкант Петр Лундстрем написал мне о начале СВО. И я ответила тогда: «Какой кошмар, слава Богу». Понимала, что это даёт хоть какую-то надежду.

В Донецке чувствую себя как дома

– Сейчас ваша жизнь связана с освобожденными территориями, с Донбассом. Как бойцы реагируют на ваши выступления?

– Лучшей публики, чем наши бойцы, я не знаю: они остро чувствуют музыку, пропускают через себя, потому что ценят каждую минуту жизни. Никакая филармоническая публика не сравнится с нашими ребятами. После выступлений они дарят мне шоколад, который очень необходим им самим для поддержания сил. И это самая большая награда.

– А что вы играете для них?

– Вначале я думала, что нужно играть исключительно что-то патриотическое, но только не классику. Однако самой лучшей оказалась реакция на «Паганиниану», написанную Натаном Мильштейном по лучшим фрагментам произведений Никколо Паганини.

– Александр Пелевин, с которым вы в последний раз побывали на передовой, написал в заметках, что во время вашей игры бойцы вытягивали шеи и завороженно слушали, а потом кто-то сказал, что «в жизни скрипки не слышал, не ожидал, что это может быть так».

– Там самая лучшая публика, правда. Им наша поддержка очень нужна, они очень просят ее, потому что для них это лучшая возможность почувствовать мирную жизнь.

– 18 – 20 августа в кинотеатре «Аврора» пройдет фестиваль документального кино о Донбассе, на котором покажут фильмы о военных на передовой, женщинах, стариках и детях Донбасса, о поэтах и музыкантах, которые поддерживают бойцов. Один из них с вами в главной роли. О чем фильм и как вы отреагировали на предложение стать его героиней?

– Уговаривать меня не пришлось, напротив, хотелось остаться там. Мы побывали в Донецке, Мариуполе, Бахмуте, Соледаре, в боевых частях. Поездка продлилась две недели, надеюсь, что в сентябре снова туда поедем.

Нам хотелось запечатлеть всё, что происходит, в ответ на ложь с другой стороны. Хотелось показать правду. Фильм о нашей поездке, о том, как скрипка звучит для бойцов, как они реагируют на поэзию Анны Долгаревой и Александра Пелевина.

– Вам было страшно там?

– Нет, мне вообще там не страшно, страшно возвращаться. Мы жили в Донецке, когда нам сказали, что ночью пойдем в разведку. Ночью опасности меньше. В половине первого выдвинулись, обратно возвращались утром. Помню, как за нами охотилась «Баба-Яга» – огромный беспилотник с мощным боезарядом. Дрон подбил впереди ехавшую машину. Мне уже хотелось спать, поэтому плохо на все реагировала. Слышала только, как бойцы кричали: «Дави на газ, вперед-вперед!»

Там очень хорошие люди, чувствуется огромная жажда жизни. Ребята там мечтают о мире, том, чтобы скорее все закончилось. Мне бы очень хотелось, чтобы здесь каждый осознал, что там происходит.

– Кому бы вы посоветовали посмотреть фильм?

– Мне кажется, любому человеку, кому не безразлична судьба своей страны, будет это интересно.

– Вы поехали ещё и с культурно-просветительской миссией. Расскажите подробнее об этом.

– В посёлке Сартана под Мариуполем есть музыкальная школа, там проходили мастер-классы. Дети впитывали информацию, как губки. Скажу откровенно, детские глаза, смотрящие на тебя с благодарностью и желанием сделать все, что я говорю, дорогого стоят, при том, что я ставлю не самые лёгкие задачи. Видно, что им это нужно. Александр Пелевин во время мастер-класса читал свои стихи, и чувствовалось, насколько хорошо они дополняют скрипку.

– В Европе вы звезда мирового уровня. В России такой славы и уровня жизни, наверное, не будет. Сколько времени ушло на осознание?

– Осознание пришло давно, и сейчас все это для меня в порядке вещей. Да, были полные залы, сцены мирового уровня, премии на международных конкурсах, но пришло время думать о другом. В планах заниматься преподаванием в Петербурге, гуманитарной помощью. А карьера здесь у меня обязательно будет. Например, скоро я выступлю с концертом в Доме журналиста и в Российской национальной библиотеке.

– Где вам сейчас комфортнее всего?

– В России, безусловно, лучше, чем в Европе. Но комфортнее всего мне в Донецке.

Путевой дневник писателя Александра Пелевина, скрипачки Марианны Васильевой и режиссера-документалиста Артура Ходырева, которые отправились на освобожденные территории, можно почитать здесь.