Яндекс.Метрика
  • Дмитрий Прокофьев

Дмитрий Прокофьев: «Нужно выпускать продукт, который будут покупать миллиарды»

Экономист специально для «Петербургского дневника»
Фото: Александр Глуз/«Петербургский дневник»

За месяц до дефолта 1998 года я увидел в журнале два заголовка. «Девальвация неизбежна, как восход солнца». И «Девальвации не будет, если будет продолжена экономическая реформа». Надо было выбирать, к какому из них прислушаться и какие меры предпринимать. Я прислушался к более оптимистичному прогнозу, поскольку сам хотел, чтоб рубль укрепился. И проиграл. Зато после этой ошибки я стал серьезно заниматься макроэкономикой.

Разумеется, свои выводы сделали тогда и те, кто обладал властью, – то, что произошло тогда, определило их действия на десятилетия. Экономисты опирались в том числе на поведение людей: что они делают, в чем хранят свои средства. Нет ничего удивительного в том, что люди скупают валюту и недвижимость: хранить деньги лучше всего в том, что труднее отобрать. Так было даже в советские годы, несмотря на то, что незаконные валютные операции строго карались. Дорожку к черному рынку мог проторить каждый.

Основной предпосылкой для дефолта была нехватка доходов. Правительство выпустило облигации ГКО, чтобы обеспечить выплаты бюджета. ГКО охотно скупали даже за рубежом, потому что по ним платили большие проценты. Гарантом выступало само государство. Внутри России покупатели также нашлись: те же банки, некоторые из которых, по сути, и олицетворяли государство. И банкам это было выгодно: они продавали валюту, покупали акции ГКО, получали высокий процент, снова покупали валюту по фиксированному курсу. Тот же Банк России удерживал доллар на одном уровне. Это формировало постоянный спрос и на облигации, и на доллары. И могло продолжаться довольно долго и без плохих последствий, но тут резко снизились нефтяные цены и соответственно объем предложений валюты на российской бирже. Приходилось одновременно платить по ГКО и обеспечивать приток валюты на рынок. Если бы страна оказалась без валюты, магазины остались бы без товаров, а этого допустить было никак нельзя.

Все понимали, что цены на нефть пойдут в рост, надо лишь недолго продержаться, но времени не хватило. Впрочем, правительство потом рассчиталось по своим долгам. Даже банки сумели расплатиться по всем обязательствам, в том числе те, что так и не открылись. Например, Виноградов, глава «Инкомбанка», был одним из богатейших людей России, а умер без денег.

Имел ли дефолт какие-то приятные последствия? Закон о страховании вкладов, благодаря которому вкладчик может получить сейчас до 1,4 миллиона рублей с разорившегося банка, можно считать положительным итогом. Хотя на самом деле этот закон назревал задолго до 1998 года и появился не в связи с ним. А реальные последствия таковы: правительство теперь не любит как инфляцию, так и внешний долг и понимает, что если резко упадут объемы импорта, то последствия будут непредсказуемы.

Дефолт увеличил рублевые доходы экспортеров, а покупательная способность людей снизилась. В конечном итоге народ заплатил за все снижением уровня жизни.

И не надо думать, что резкое подорожание импортных товаров подстегнуло к развитию российскую промышленность. Теоретически снижение курса национальной валюты может придать новый импульс производству, если страна – экспортер промышленных товаров. Но Россия – экспортер сырья. Так построена была советская, а теперь российская промышленность век назад, и с тех пор она не претерпела особых изменений. Все заточено под тяжелую промышленность, а изделия легкой всегда будут в дефиците. И даже если б нефть не дорожала десятилетиями, промышленность не перестроилась бы. Для того чтобы создать конкурентоспособную промышленность потребительских товаров, нужно выпускать продукт, который будут покупать условно миллиарды, а рынок в 140 миллионов россиян – это, представьте себе, мало.