Выступление на фронте – дело для меня новое. Ну, как сказать, новое. В январе 2019 года мы с Анной Долгаревой выступали на передовой в ЛНР, в поселке Донецкий, сравнительно горячем на тот момент месте; но тогда и война шла другая, с пусть и кровавым, но перемирием, да и нам повезло: была сильная метель, и никто не стрелял. Так что да, это другое.

Бойцам очень понравилось. Особенно смешные матерные стихи. Гражданам в сияющих белых пальто, осуждающим «матерные частушки»: на войне такое заходит парням отлично. Пацанов, которые делают за нас грязную работу, надо развлекать и отвлекать.

В этот раз война другая. И выступления были другими.

Короче, мы со скрипачкой Марианной Васильевой и документалистом Артуром Ходыревым были под Бахмутом. Тут должен быть такой смайлик с задумчивой темно-серой луной.

На флангах Бахмута, он же Артемовск, сейчас горячо. Там противник активно пытается в контрнаступ. Пока что не получается. В том числе благодаря намертво вцепившейся в эти фланги 200-й мотострелковой бригаде Северного флота, набранной в основном из северян – из Архангельска, Мурманска и т. д.

«Двухсотая» иронично относится к своему названию. Даже придумали себе специальные фанатские шевроны, на которых изображена смерть с косой. «Что мертво, умереть не может». С чувством юмора у мужиков все в порядке.

Когда въезжаем в трясущейся «буханочке» на фронт, сразу вспоминаются «Записки фронтового корреспондента» Симонова. Буквально ровно такое же ощущение. Пыль разбитых дорог, остовы ржавой бронетехники, разрушенные дома, города и поселки-призраки…

Чем ближе к фронту, тем громче и чаще бабахает. Постепенно учимся различать прилеты и выходы.

Задача у нас – не только выступить перед бойцами, но и взять у них максимально возможное количество интервью, записать как можно больше материала.

Заезжаем на КП, где знакомимся с легендарным комбригом с позывным «Поляна». «Поляна» – суровый мужик, тертый, боевой, с непередаваемой манерой речи. Ему бы вести свой телеграм-канал с голосовыми сообщениями – будет как второй Сами-Знаете-Кто. А еще он прибыл сюда практически сразу из Сирии, даже толком не отдохнув. Держали Харьковское направление. Теперь – здесь, под Артемовском.

«Поляна» ставит нам задачу рассказать о 200-й бригаде так, чтобы у врага поджимало очко, а наши загорелись желанием идти в добровольцы. Тем более что это и правда так: хохол очень боится «двухсотки», а снабжение и командование здесь заметно лучше, чем в среднем по палате. Как-никак Северный флот, комсостав по большей части из бывших подводников и командиров, прошедших и Чечню, и Сирию.

Договорившись с «Поляной», едем выступать перед парнями из «двухсотой» на жарком, просторном полигоне после интенсивной тренировки со штурмом высоты.

В воздухе висит запах пороха – тренировка проходила боевыми. Под ногами трется приблудившийся щенок. Инструкторы закрывают лица – оно и понятно. Парни уставшие, напрочь вымотанные, и поначалу терзают сомнения: надо ли им вообще это?

Сомнения отпадают в процессе.

Когда Марианна Васильева играет на скрипке, бойцы вытягивают шеи и завороженно слушают, не проронив ни звука. Потом один из них скажет: «В жизни скрипки не слышал, не ожидал, что это может быть ТАК».

Мои стихи тоже слушают хорошо, смеются после каждой строчки стиха о лицемерии наших западных партнеров.

Благодарим парней за теплый прием, едем отдыхать.

Наш замполит, который сопровождает нас на протяжении всего пути – тихий, спокойный, максимально интеллигентный. По нему на первый взгляд и не скажешь, что он не раз побывал в местах, куда черти ходить боятся. Он рассказывает нам о борьбе с дронами, о том, как опасна «Баба-Яга». Инструктирует, чего бояться, как правильно пригибаться, на какие звуки обращать внимание.

Отдыхаем мы в гостях у зампотыла, майора с позывным «Баня». Зампотыла он совсем недавно, а так – ветеран Сирии, воевал на Харьковском направлении, бесстрашный и ровный мужик. История его позывного – отдельная песня.

Когда 200-я бригада зашла на Артемовск, комбриг поставил майору задачу: привезти и установить мобильную баню, чтобы помыть бойцов.

Ну, майор и поехал искать место для бани. По всему Артемовску, под обстрелами. Искал-искал, да так и не нашел. Водитель вцепился в руль, говорит: не могу, мол, больше, хоть стреляйте меня, страшно! Майор взял руль в свои руки и помчал дальше. Задача стоит, надо выполнять.

Мотались так целый день. Место под баню так и не нашли – все простреливается. Пришлось возвращаться к комбригу.

Думал, все, не выполнил задачу, капец.

А комбриг на него и орет благим матом: вы где, мол, мать вашу, пропадали? Мы вас уже двухсотыми считали!

«Так баню пытался поставить, тащ комбриг…»

Отсюда и позывной.

«Баня» – отец солдатам. Всех накормит, все достанет, все пробьет. Хозяйственный, ответственный. Заботится обо всех как о малых детях. Даже нас спрашивает: «Точно ли поели? Точно ли все хорошо? Еще чаю?»

«Баню» бойцы обожают и уважают. Мировой, добрый, хороший русский мужик. Побольше бы таких.

Он рассказывает, как горько было уходить из Харьковской области. Вернулись тайком в оставленную деревню, проверить, как там местные, которые не согласились выехать…

И увидели, что всю семью вырезали бандиты из батальона «Кракен» (запрещенная в России террористическая организация). Перерезали каждому горло, не пожалев ни бабушку, ни детей. Видимо, заподозрили, что «коллаборанты».

И таких историй на оставленных территориях – тьма. Это нацисты. Не мифические, не выдуманные пропагандой, самые настоящие нацисты и убийцы. С ними и идет война.

Пообщались с майором, отдохнули пару часов. Впереди поездка в горячее место. Нас ждет вечер поэзии в Соледаре.

Нам надо выступить перед разведчиками на их позициях, взять интервью, снять видео. Позиции – на второй линии обороны. При том, что Соледар весь простреливается, там везде кружат вражеские «птички», ну и, в общем-то, там вполне себе уже война-война.

Что ж, на «вполне себе уже войне-войне» ни разу не был. Попробуем.

О самом горячем вечере поэзии в моей жизни – в следующем тексте.

В ГОСТЯХ У ДВУХСОТОЙ. ТИПИЧНЫЙ ЧЕТВЕРГ В СОЛЕДАРЕ

«Удачи, ребятки, с Богом. Будьте аккуратны, слушайте небо», – напутствует нас «Баня».

Ну, с Богом.

В Соледар въезжаем под покровом ночи, чтобы успеть закончить все до утра. Так безопаснее. Ну, сравнительно.

Сначала несколько часов трясемся по разбитой наглухо дороге, лихо объезжая воронки от снарядов и здоровенные осколки. Техника, если и встречается по пути – только военная. В приоткрытое окошко «буханки» бьет запах гари и пороха. Звуки войны все ближе и громче – бум, бум, бабах. От 155-х до АГС. Мы уже в касках и брониках. Поначалу, конечно, очковато, но потом быстро успокаиваешься и ловишь некий кураж.

На въезде в пригород Соледара некий шутник поставил пугало в виде смерти с косой. Спасибо, братан, за хорошее настроение!

Всю дорогу не покидает чувство, будто это происходит в каком-то полусне.

Грязно-желтый свет фар выхватывает из черноты рваные кусочки разбитой дороги – воронки, осколки, сгоревший металл, обугленные и поломанные деревья, руины домов… Навстречу проносятся военные грузовики, их можно заметить издалека по красному свету фар. Небо над головой удивительно звездное, не видел такого давно: вроде бы просто небо на войне, а какое же оно глубокое, и кажется, что все эти бахи и разрывы где-то там, а не здесь.

Странные ощущения.

Остаток пути максимально неуютен психологически: надо пересесть в «уазик», выключить все фары и все освещение, следить, чтобы не включались телефоны. Это все для того, чтобы не попасть на глаза ночным «птичкам».

Ощущение сна выкручивается на максимум.

Еще час вот такой разухабистой езды под звуки бабахов – и добро пожаловать на вторую линию обороны.

Второй ее можно назвать очень условно, потому как первая линия обороны стоит в 700 метрах отсюда. Соответственно, уже в километре противник. Добираться до окопов надо пешком, по тайной тропиночке, спрятав машину под деревом, соблюдая дистанцию в 10-15 метров. «Чтоб если зае***шило, то одного, а не всех», – объясняет сопровождающий.

Спасибо на добром слове!

Доходим до окопов почти в полной темноте, под звуки близких бабахов и под зарево взлетающих сигнальных ракет. Адски запыхавшись, берем интервью у разведчика прямо в блиндаже. Рядом гремит. По рации переговариваются командиры. Марианна играет на скрипке. Ничего необычного.

Глаза у бойцов – как блюдца. Парни натурально ошарашены, что мы дошли до них почитать стихи и поиграть на скрипке. Марианна играет «Полюшко-поле», я читаю «Герань» и «Западных партнеров».

Вообще глаза и лица бойцов здесь удивительно чистые, настоящие, тронутые каким-то неземным благословением. Голоса – тихие. Слова – простые и правильные.

Раздали парням книжки Анны Долгаревой, которые она попросила привезти на фронт. Желаем удачи. Они – нам. Идем обратно той же тропинкой, уже чуть побыстрее, потому что в небе светает.

То ли туман на этих полях, то ли дым от прилетов, но вообще-то да, туман. Идем через поле в сторону алеющей кромки рассвета. Бахает с обеих сторон.

Следующая позиция – наблюдательный пункт на верхних этажах одного индустриального помещения. Быстро доезжаем туда на машине. Обстановка меж тем накаляется: прямо на наших глазах мощное попадание со столбом дыма.

Выясняется, что вдобавок ко всему над нами летает «Баба-Яга» – здоровенный украинский дрон, который может нести аж четыре бомбы.

«Вот там по дороге через 50 метров недавно парней положило», – сухим голосом говорит замполит.

Бежим на НП, поднимаемся в брониках и касках на один из последних этажей. Запах гари и пороха, буквально сталкеровские руины, стены в бесконечных дырах от снарядов. Периодически чувствуются прилеты непосредственно по зданию – немного дрожит пол. Вот это, мать вашу, нормальный вечер поэзии.

Быстро записываем короткое интервью с дроновщиком. Успеваю прочитать ему стихотворение про Герань. Оставляю книжки. Боец сильно стесняется, благодарит, желаем друг другу удачи, жмем руки.

Спускаемся вниз, снова на 8-9, не помню, этажей. И тут…

Я понимаю, что забыл, б***ь, сумку. Там косметичка Марианны, все наши карты, деньги и наша вода.

Бегом поднимаюсь обратно, проделывая тот же путь, в бронике и каске, и мои легкие, кажется, вот-вот отвалятся…

И понимаю, что забыл, какой это этаж. Кажется, я заблудился.

Снова спускаюсь 8-9 этажей вниз, уточняю этаж. Лучше быть идиотом и попросить замполита, чем быть абсолютно конченым идиотом и натурально заблудиться на обстреливаемом заводе. Поднимаюсь обратно, уже еле дыша, хватаю сумку, снова вниз. Тыгыдык-тыгыдык-тыгыдык, твою мать. Вот это кардиотренировка.

Едем дальше – на позиции танкистов. Но с ними записать уже ничего не успеваем: на направлении становится жарко, начинается танковый бой. Минут пять наблюдаем, как командир руководит боем по рации, активно используя русский народный мат. Решаем не мешать: оставляем книги Анны Долгаревой и уходим.

Позже эти танкисты из 200-й бригады найдут Анну в «Телеграме», поблагодарят ее за стихи и расскажут ей про наш короткий визит.  Вот так за пять минут мы познакомили хороших людей.

Просят привозить еще книжек, но книжки кончаются.

Последняя позиция – наши артиллеристы. Но уже вовсю идет бой, и им не до нас. Ждем встречающих, стоя под деревцем у разбитой дороги, чтобы нас не увидели дроны. А дроны…

А они уже неприятно жужжат в небе. И даже наши сопровождающие начинают заметно нервничать. Совсем рядом бабахает, но все хорошо, это наши.

Как у бабушки в деревне. Но есть нюанс.

Не дождавшись артиллеристов, передаем им книги, и нам уже пора бы сваливать, ибо уже совсем рассвело, а на направлении стало совсем горячо. Таковы будни ежедневного контрнаступа на Артемовском направлении.

Мчим в «уазике» по раздолбанной дороге, гремит по сторонам все сильнее, запах гари и пороха, кажется, навсегда въелся в эти поля, в эти ржавые останки техники и в голые переломанные деревья.

Мчим по обстреливаемой дороге, практически под прилётами.

И внезапно прямо за поворотом перед нами прилетает в машину. Мы не разглядели, какую именно, но было громко и сильно.

«Газуй-газуй-газуй!» – повышает голос наш замполит, и водитель, который на гражданке явно станет победителем любых раллийных гонок, лихо и мастерски вывозит нас из горячего места.

Мы едем-едем-едем в далекие края, всецело познавая весь ужас бытия…

Но уже въезжаем в сравнительно безопасные места. Денек отдохнуть – и обратно, уже в Донецк.

До Донецка едем с водителем с позывным «Шершень». Совсем молодой парень, улыбчивый, слегка застенчивый. Любит читать. В бардачке у него Виктор Пелевин. Подарили еще одного.

«Шершень» – кадровый офицер. Закончил военное училище – и сразу сюда. Служит одновременно сапером и замполитом – да, так бывает. Рассказывает нам о сложностях разминирования местности. Самое жесткое – это французские мины, которые реагируют на металл. К ним приходится подступать, сняв броник и каску. Щупом искать тоже нельзя – взорвется. Приходится полагаться исключительно на собственные глаза, знания о местности и смекалку.

А в Донецке нас ждут еще несколько выступлений перед бойцами. О них – в следующем материале.

Что я понял?

Очень простую вещь.

Меня часто терзали сомнения: нужно ли это там бойцам? Вся эта культура, стихи, скрипка…

Парни в один голос говорят: да, да, это нужно. Это как глоток свежего воздуха.

Поэтому сомневаться не надо. Это реально поднимает ребятам дух.

Певцы, музыканты, артисты, поэты – не бойтесь выступать перед пацанами на фронте. Там это действительно нужно. Не так, конечно, как снаряды и хорошая экипировка, но нужно.

И огромный привет бойцам, которые вдруг увидят этот текст.

Мужики, вы – лучшие.

Храни вас Бог.

Победа будет за нами.