Итальянская кухня в современной России – это два слова: пицца и паста. Но люди, побывавшие на Апеннинском полуострове и отдавшие дань таланту местных кулинаров, конечно, знают, что это не так.

Предшественниками кулинарных блогеров можно смело назвать великих русских писателей. Пушкин, Тургенев и Гоголь европейскую кухню ценили весьма, и не их виной было то, что подробно расписывать застолья тогда считалось не комильфо.

МАКАРОНЫ И ДЕНДИ

Подробное описание пиршества с иноземными закусками мы можем встретить разве что в «Евгении Онегине», да и то дело происходит в Петербурге.

Мы задались вопросом: какие блюда вкушали русские литераторы в XIX веке? И были ли они падки на кулинарную экзотику? Ответить на эти вопросы нам помогли итальянский ресторан Sapori Divini 1981 и его директор Ульяна Киселева.

Моду на иностранную еду в России открыл Петр Великий, который сам предпочитал все-таки русские кушанья. До него западноевропейская еда попадала на наш стол разве что в солено-вяленом виде: это были южные фрукты, возможно, рыба, но только не мясо и не морские деликатесы. Благодаря Петру богатые россияне полюбили анчоусы, каперсы, устрицы, а также брускетту, более известную сейчас как бутерброд.

А потом появился «онегинский» ресторан Talon, где подавались европейские блюда, в том числе и макароны с пармезаном, крайне популярные в то время.

Даже Пушкин их упоминал – не в стихах, но в письмах. Поэт любил и блюда с трюфелями, но сокрушался из-за цены. А также он был большим поклонником лимонада: по воспоминаниям секунданта, пил любимый напиток перед дуэлью и находил его более бодрящим, чем кофе.

Примечательно, что итальянское слово «макароны», без которых мы себе и жизни не представляем, будучи на 100 процентов итальянским, в самой Италии не прижилось. Дело в том, что длинная тонкая паста стала популярной примерно в то время, когда в Британии вошли в моду тонкие брюки и одежда с воланами. В Англии таких модников звали «макарони». В России прижилось английское же слово «денди». А макароны остались чревоугодникам. Кстати, первым это слово употребил в литературе Гавриил Державин – в стихах, посвященных Екатерине II.

КАЖДОМУ СВОЙ СОУС

Из всех форм пасты советские граждане могли оценить только длинные, но толстые макароны, рожки и мелкую вермишель. Спагетти считались экзотикой. До сих пор существует легенда: якобы на макаронных фабриках стояло такое оборудование, что его за считаные часы можно было превратить в станки, на которых делали патроны, отсюда отсутствие разнообразия. Марко Куриали, шеф-повар ресторана Sapori Divini 1981 и признанный специалист по пасте, заявил, что это скорее легенда. Причина однообразия – в отсутствии нужных соусов. Для каждой формы пасты соус особый.

МНОГО ЛИ НАДО?

Иван Бунин в своих письмах отдавал дань итальянским устрицам, апельсинам, но больше всего любил мясную тарелку с разными видами прошутто.

Еще одно блюдо «от классика» – ризотто с белыми грибами. Его очень уважал Федор Достоевский, так как грибы на чужбине напоминали ему о родине. Известно также, что он любил итальянские брускетты, особенно с куриной печенью, так как был большим поклонником этой птицы. Достоевский первым описал итальянский гастрономический уклад, называя прием пищи ритуалом.

А самым большим чревоугодником в мире литературы считается Иван Крылов. Вот уж кто прославил макароны после одного визита к графу Владимиру Мусину-Пушкину! Баснописец опоздал и получил «штрафную» тарелку пасты с пармезаном. В один миг Крылов съел все, потом еще одну порцию, гости уже начали беспокоиться.

Напрасно. Желудок у писателя работал как надо и все меню переварил. «А много ли человеку надо?» – спрашивал умиротворенно сытый поэт, и эта фраза с тех пор стала крылатой.