– Геннадий Николаевич, 140 лет – внушительная дата. Центр берет начало еще во временах правления Александра III…

– Дата действительно весьма знаменательная. История центра началась после окончания последней русско-турецкой войны. Тогда с полей сражения вернулись более 13 тысяч воинов с ампутированными конечностями. До середины XIX века более 40 процентов из них умирали от боли и инфекций, однако с развитием антисептики и анестезии последствия ампутации перестали быть столь фатальными. Понятно, что в этой ситуации проблема ухода за ветеранами войн встала во всей империи. Поэтому император Александр III своим указом по военному ведомству от 1883 года учредил сеть приютов для раненых и увечных воинов. Основной из них расположился в нашем городе и получил название Мариинского в честь матери Александра III императрицы Марии Александровны. Далее, уже во времена Первой мировой войны, когда количество раненых стало стремительно расти, в Мариинский приют с фронта был откомандирован выпускник Военно-медицинской академии военный врач Герман Александрович Альбрехт, занимавшийся вопросами протезирования. Будучи блестящим практиком и ученым, Герман Александрович сумел быстро организовать производство протезов и обучение пациентов и медицинского персонала. Он соединил техническую и медицинскую составляющие протезирования. Это был очень важный шаг. После окончания Первой мировой войны, в 1919 году, Г. А. Альбрехт добился переименования Мариинского приюта в Институт по снабжению увечных граждан протезно-ортопедическими изделиями, добавив к технической и медицинской составляющим еще и научную.

В молодой Стране Советов протезирование развивалось, с одной стороны, в русле идей развития техники, а с другой стороны, – щадящих методов ампутирования. Параллельно шло формирование системы организации протезно-ортопедической помощи. К войне страна подошла с хорошо развитой системой протезостроения, протезоконструирования и оказания протезно-ортопедической помощи. Во время блокады институт остался в Ленинграде и продолжал свою работу.

К концу ХХ века стало понятно, что отдельно развивать протезные, реабилитационные и экспертные технологии неэффективно, так как все они должны развиваться в русле единой идеологии и последовательности. Сначала необходима медико-социальная экспертиза, затем подготовка культи, протезирование и реабилитация. Этот триединый блок задач должен решаться при работе с пациентами. На рубеже веков было принято решение об объединении Института протезирования и Института экспертизы и трудоспособности, что в 1999 году привело к созданию Ленинградского института экспертизы, протезирования и реабилитации, который в 2017 году получил статус федерального. Так появился Федеральный научный центр реабилитации инвалидов с сохранением имени своего основателя Германа Александровича Альбрехта. А буквально несколько дней назад принято решение о присоединении к Центру образовательной составляющей – Санкт-Петербургского института усовершенствования врачей и формировании современного федерального научно-образовательного центра медико-социальной экспертизы и реабилитации.

– Расскажите о работе центра в наши дни

– Сегодня в составе центра три научных института, две клинические базы, два федеральных методических и образовательный центр. Кроме того, он включает в себя детский реабилитационный восстановительный центр. Таким образом, мы являемся классическим научно-образовательным кластером, в основе которого лежат научная, образовательная и лечебная практика. Этим обеспечивается непрерывность научных и образовательных и лечебных процессов. На мой взгляд, это правильный вектор развития, который направлен на то, чтобы наука была основой современного образования врачей-экспертов, а образование формировалось на клинической базе. Медицину невозможно выучить ни по компьютерам, ни по гаджетам, ни даже по каким-то интерактивным курсам. В этом деле практика у постели больного играет кардинальную роль.

– Одно из направлений деятельности центра сегодня – формирование многопрофильных медико-социальных программ реабилитации для различных категорий инвалидов.

– Сейчас мы действительно возвращаемся к идее комплексности программ, так называемому реабилитационному треугольнику: медицина, общество, обучение. Сегодня, когда мы говорим о процессе реабилитации, мы всегда подразумеваем комплекс мероприятий, каждое из которых реализуется узконаправленными специалистами. Медики берут на себя только медицинскую составляющую, но, помимо нее, пациента нужно обучить новой профессии, социализировать его. То есть дать ему не только те гарантии, которые обеспечивает медико-социальная экспертиза, но и знания того, как их реализовывать. Например, в некоторых случаях, человека нужно заново научить держать вилку и ложку, научить выключать свет, использовать технические средства реабилитации. Я хочу сказать, что реабилитация – это априори комплексный процесс. Особенность нашего Центра в том, что у нас работают доктора технических, психологических, юридических, медицинских наук. Все они формируют современную систему жизнеустройства инвалидов, которая включает реабилитацию как хоть и важную, но одну из составляющих.

– Последние несколько лет со стороны государства особое внимание уделяется двум новым направлениям реабилитации граждан: ранней помощи и сопровождаемому проживанию. Насколько это актуально в современном обществе?

– Эти направления сегодня действительно очень важны. Первое – ранняя помощь связана с тем, что государство стало уделять больше внимания детям, которые с рождения не имеют тех или иных функций самостоятельного жизнеобеспечения. Особенно эта проблема обострилась с развитием методов экстракорпорального оплодотворения, сокращенно называемых ЭКО. Согласно данным некоторых авторов, рожденные таким образом дети наиболее подвержены такому риску. Сегодня, по нашим самым скромным подсчетам, мы имеем более 320 тысяч таких детей. Конечно, помимо ЭКО, на наличие тех или иных особенностей здоровья новорожденных влияют и другие факторы. Это и окружающая среда, и факторы стресса, и ухудшение фертильности мужчин и репродуктивной функции женщин. Причины могут быть разными, но на выходе мы получаем ребенка с отклонениями от здорового статуса. Поэтому сегодня государство ставит эту проблему во главу угла.

– Каким образом ведется работа по данному направлению?

– Впервые пристальное внимание на этот вопрос обратила спикер СовФеда Валентина Ивановна Матвиенко. Именно благодаря ее активному участию в 2019 году была утверждена 10-летняя программа «Десятилетие детства». Одним из ее краеугольных камней является формирование системы ранней помощи детям и родителям, которых также важно поддерживать и обучать особенностям взаимодействия и выстраивания траектории дальнейшего личностного, профессионального и физического развития детей, рожденных с особенностями внутриутробного развития.

Изначально программа была рассчитана на детей в возрасте от 0 до 3 лет. Сегодня дети, рожденные в 2019 году, перешагнули этот рубеж, но они все так же нуждаются в поддержке. Поэтому программа расширена до 7-летнего возраста. Я предполагаю, что в будущем ее расширят до 14-летнего, а затем – до 18-летнего возраста.

– А что касается второго направления?

– Второе направление – это сопровождаемое проживание. Сегодня мы разрабатываем технологии, которые объединяют в себе заботу о людях с ограниченными возможностями определенного типа: колясочниках, лицах с когнитивными нарушениями, лицах с нарушениями ментального развития и так далее. Учитывая все особенности того или иного типа ограничения по здоровью, мы разрабатываем концепты специальных домов, в которых возможна узконаправленная работа по их реабилитации. Объединяя людей в малые группы по определенным признакам ограничений жизнедеятельности, можно будет расселять их в отдельных блоках с общим хозяйством и организованной помощью социальных работников.

– Не стоят на месте и разработка и внедрение новых видов протезно-ортопедических изделий и технологий, а также современных технических средств реабилитации инвалидов.

– Безусловно, сегодня мы погружаемся в эру цифровой медицины. Если говорить о суперсовременных видах, то мы подошли к конкретным технологиям внедрения цифровой медицины в нашу область. Первая из них состоит в том, что за последние четыре года мы возглавили и реализовали разработку технологий цифровой трансформации протезирования. Сегодня пациент из любого уголка страны с помощью своего современного мобильного телефона может самостоятельно сделать обмер своей культи благодаря записи на видео. Затем это видео присылается нам. Машина, обрабатывая полученный файл, формирует цифровую форму культи. На полученный цифровой «позитив» наслаивают соответствующую модель протеза. «Цифровой» портрет протеза поступает на 3D-принтер, и из полиамидной нити в экологически чистых условиях формируется приемная гильза протеза. Далее пациенту остается только приехать в наш Центр «на примерку». В случае если есть необходимость, мы вносим в готовый протез какие-либо корректировки, «подгоняя» его под конечность данного пациента. Далее обучаем пациента правилам использования протеза. При этом если раньше, до внедрения современных технологий, процесс измерения, изготовления и адаптации к протезу занимал 45-48 суток, то в наши дни изготовление протеза занимает 3-5 часов и еще 2-3 дня продолжается обучение пациента. Сегодня мы масштабируем эту технологию. В разных регионах России уже действует 8 подобных протезных предприятий.

Второе направление – это искусственный интеллект. Сегодня в Центре созданы программы, которые позволяют врачу во время общения с пациентом вести запись приема с помощью компьтерных программ, способных анализировать жалобы пациента. Затем на основе этих записей компьютер выдает три наиболее возможных диагноза. Конечно, работа врачей при этом никуда не уходит, но они получают «виртуального» помощника. То есть рядом словно присутствует «электронный коллега» и создается некий «консилиум» по постановке диагноза. В Москве эта технология уже успешно применяется несколько лет.

– А в Петербурге?

– У нас в городе этот вопрос находится в процессе разработки и внедрения. Буквально недавно я утвердил штат новой Лаборатории цифровых реабилитационных технологий. Благодаря этому мы сможем записывать и формализовать записи опросов пациентов об их ситуациях, после чего в компьютер будут загружены результаты исследования, на основе которых он будет выдавать экспертное заключение по группе инвалидности. Да, такая технология не заменит врача, но послужит хорошим виртуальным помощником. Более того, уже сегодня мы активно используем в работе технологию виртуальной реальности, благодаря которой формируем соответствующее пространство для реабилитации постстрессовых травматических расстройств. Сегодня это самый эффективный метод коррекции когнитивных расстройств у пациентов. Наша задача – перевести бета-ритм работы мозга в альфа-ритм, то есть более спокойный. Делается это, безусловно, постепенно через воздействие визуальными, тактильными и слуховыми стимулами через три анализатора (зрительный, слуховой, тактильный). В год благодаря этим методикам мы проводим реабилитацию около тысячи пациентов.

– Не сказались ли на развитии этой сферы введенные год назад санкции?

– Столкнувшись с санкциями, мы, конечно, ощутили определенные проблемы. В целом ряде случаев наши противники рассчитывали, что мы в этих условиях «поплывем». Однако нам удалось довольно быстро некоторые позиции удачно заместить за счет наших восточных соседей, а некоторые просто начать разрабатывать самим. Например, у нас в городе есть Институт высокомолекулярных соединений РАН. Его сотрудники блестяще справляются с изготовлением необходимых для создания протезов пластиков. Сегодня в творческом симбиозе с ними мы ведем разработки по разным направлениям. Также мы активно сотрудничаем с Санкт-Петербургским политехническим университетом имени Петра Великого. Здесь ведется совместная работа по созданию необходимых биочипов, полимеров, металлов и не только. Кроме того, ряд западных фирм до сих пор присутствует на рынке и работает с нами.
В целом надо сказать, что жизнь с введением санкций не остановилась. Более того, на некоторых позициях она даже стала интенсивнее. В первую очередь это касается разработки новых технологий. Сложившаяся ситуация вызвала к жизни целый ряд технологий, реализуемых субьектами малого бизнеса, которые начали поставлять нам свое оборудование. Отмечу, что в нашей сфере деятельности мы не уповаем на соседей, так как у нас оригинальная идеология отечественного протезирования и реабилитации.

– Насколько сегодня близок профессиональный контакт со странами СНГ?

– Безусловно, в современных реалиях страны СНГ – наш ближайший круг друзей. Поэтому те контакты, которые у нас с ними были и до этого, сегодня наиболее актуальны.

Особую роль в этой ситуации играют уже давно налаженные связи, которые объединяют нас еще со времен Советского Союза. Прежде всего мы работаем с нашими белорусскими коллегами. Обмен опытом идет постоянно. Например, не так давно порядка 16 специалистов из Таджикистана проходили у нас обучение технологиям протезирования. Также два раза в год наши специалисты выезжают в Казахстан для проведения консультативных операций и обучения протезированию. Нас постоянно приглашают туда учить и работать, так как наши наработки в этой области гораздо глубже.

– При этом они касаются не только работы со взрослыми пациентами, но и с детьми?

– Особенностью нашего центра действительно является тот факт, что мы оказываем помощь не только взрослым, но и детям. Причем детишки у нас самые разные. Это и дети с расстройствами мышления аутистического спектра, дети с родовыми и послеродовыми травмами, дети с ДЦП и другими болезнями. Сегодня у нас в клинике четыре детских отделения: два хирургических, два реабилитационных, а также известный на всю страну Детский реабилитационный центр. В клинике имеется своя школа, игровые комнаты для дошкольников. Это опять же комплексный подход. Кроме того, ведем работу по реабилитации не только самих детей, но и их родителей. В последнее время мы перешли к лечению детей с так называемыми орфанными, то есть редкими, заболеваниями, такими как, например, спинальная мышечная атрофия.

– Вы упоминали, что ваш центр тесно работает с уполномоченной по делам ребенка при президенте России Марией Львовой-Беловой.

– Да, это так. Зачастую складываются ситуации, когда никто в стране не решается взяться за какой-либо тяжелый случай по реабилитации пациента. Например, не так давно к нам поступил мальчик из Екатеринбурга, которого родители отдали в детский дом, потому что он родился без двух рук и без двух ног. В стране ни одно учреждение не решалось взяться за этот случай, так как он очень сложный. Ребенку на тот момент было буквально около 2-2,5 лет. Мария Алексеевна лично обратилась к нам и попросила взяться за это дело. Мальчика доставили к нам. Мы провели весь необходимый комплекс работ по реабилитации, изготовили 4 протеза. После всех проведенных процедур провожали его всем центром. Сейчас он также живет в Екатеринбурге и уже через 1,5 – 2 года вырастет из установленных протезов. Нужно будет делать новые. Мы отчетливо осознаем, что такие дети будут протезироваться в нашем Центре всю свою жизнь. Поэтому самое главное для меня и нашего коллектива чтобы пациенты уходили из нашего центра здоровыми и счастливыми. С нашей стороны мы делаем для этого все возможное. Мы дарим нашим пациентам мечту о будущем. Мечту о том, что они способны и могут вести практически полноценный образ жизни. И в этом мы им поможем.