«Самый тяжелый»: как в Боткинской больнице спасали пациента, которого едва не убил грипп
«Казалось, что я робот»
Ричард (имя изменено по просьбе героя) в начале декабря 2022 года приболел, скорая помощь настояла на госпитализации. Через считаные часы состояние резко ухудшилось. Как он очутился в Боткинской-Север на Пискаревском, Ричард уже не помнит.
«Я человек здоровый, никаких хронических заболеваний не было. Я даже в больницах никогда не лежал. Началось с небольшого недомогания, поднялась температура, я обычно сам такую сбиваю, поэтому остался дома. Но температура поднималась, вызвали скорую помощь, уговорили поехать в больницу. Быстро начало развиваться кислородное голодание, стало тяжело дышать, поставили капельницу. Помню, что даже там я не осознавал опасность, хотел уйти. Заведующая сказала, что пришли мои анализы, и с такими они отпустить меня не могут. Помню ее слова, что у возрастных больных анализы и то лучше. Дальше – провал», – рассказывает он.
Вспоминает, как был в коме, но какие-то ощущения остались. Ему казалось, что он где-то за границей: яркие стены, яркая одежда людей вокруг, но почему-то люди говорят по-русски. Это он уже был в Боткинской на Пискаревке – там действительно яркие стены.
«Вы смотрели фильм про Робокопа? Про человека, которому сохранили только мозг, сделав роботом. Вот и мне казалось, что я робот. Казалось, что меня положили на диван и забыли, и что какие-то специалисты-художники, которые восстанавливают роботов, должны меня к чему-то подключить, но не получается. Было холодно, зима, еще этот холод я помню. Помню отчаяние, темноту, помню, что все время ждал кого-то. Казалось, что я говорю, шепчу, но звуков не издавал. Мне казалось, что я куда-то летел, и вокруг какая-то команда, и есть капитан воздушного судна. И эта команда перевозит куда-то людей, которым плохо. Когда я пришел в себя, не знаю, когда это произошло, я увидел относительно знакомые лица. У меня что-то щелкнуло: ну хоть что-то происходит реальное, процесс пошел», – рассказывает молодой человек.
Он узнал доктора с забавной кичкой на голове. Еще узнал некоторые лица из «той команды». Кто-то ему протирал глаза, задавал вопросы, он кивал в ответ. Ему дали картинки с буквами, так как говорить он не мог, и Ричард стал понемногу изъясняться.
«Потом мне сказали, что все это время я был в коме. Мне было не больно и даже не очень тяжело, но очень скучно, реанимация – такое место, где нет времени. Я не понимал, что не могу ходить, мне снилось, что я с женой встречаюсь, мне надо идти, но почему-то я привязан… Казалось, что я перемещаюсь по отделениям, но все это выглядело, как в видеоигре, когда ты пытаешься сохраниться и оказываешься все время на одном и том же месте. Жил в какой-то своей реальности», – вспоминает Ричард.
Удивлялся, почему у него трубка в ноге. Нога, что ли, сломана? Врачи объяснили, что так подключается аппарат экстракорпоральной мембранной оксигенации (ЭКМО). Сложнейшая техника, спасшая ему жизнь. Еще две трубки были в шее – для питания и для кислорода.
В реанимации он провел месяц и неделю. Встретил там и Новый год.
«Про ЭКМО я не знал, но понимал, что это что-то с кислородом. Я узнал об этом только тогда, когда из меня вытаскивали трубки. Жесткая штука. Спасибо врачам, пытались говорить со мной, шевелить, даже шутить, говорили дату и время. Потом мне принесли радио, стало повеселее. Еще помню чудесное ощущение, когда мне дали чуть-чуть обычного чая и печенье «Юбилейное» – это было так невероятно вкусно, что этот вкус я не забуду», – вздыхает мужчина.
Дома его ждали жена, двое маленьких детей – сын и дочь, родители. Они все страшно переживали и очень сильно поддерживали, верили, что он выживет. И он выжил, сейчас проходит большую программу реабилитации.
«Говорят, что был и сепсис, и легкие отказывали, и обе почки. Помню, что ко мне все время приходили врачи, но я был в полубреду. Я не знаю глубины своего спасения, но понимаю, что меня вытащили «оттуда». Обещают, что восстановлюсь до «заводских настроек». И, наверное, теперь буду делать прививку от гриппа», – говорит Ричард.
Ричард говорил, что даже COVID-19 его не зацепил. О том, что переболел год назад, узнал только потому, что изменились вкусовые и обонятельные ощущения на яблочный сок. Он до сих пор не чувствует его вкуса и запаха.
«Я раньше в зал ходил, любил спорт. В реанимации нет зеркала, и, когда я первый раз себя в зеркало увидел, мне плохо стало. Бородатый стал, похудел на 25 кг, пижама с меня просто спадала. Когда меня выписали, мне казалось, что у меня есть силы, но на самом деле я еле мог стоять. Решил поесть за столом и понял, что не хватает воздуха сидеть», – рассказывает Ричард.
ЭКМО придумали в СССР
Антон Кузьмин – врач анестезиолог-реаниматолог, заведующий отделением реанимации и интенсивной терапии (ОРИТ) № 1 Боткинской больницы. Он говорит, что историю Ричарда никогда не забудет, настолько тяжелый был пациент. Спрашиваю, как могло так случиться, что вроде бы обычный грипп едва не убил молодого человека.
«Такие случаи бывают. Пандемия свиного гриппа 2009-10 годов была в реальности катастрофой и для пациентов, и для врачей, хотя об этом старались не говорить. Было очень много тяжелых респираторных больных, погибали и молодые, и старые, беременные. Тогда еще ЭКМО у нас не было. Если бы тогда они были, кого-то удавалось бы спасать. Выживаемость с ЭКМО при гриппе примерно 50 процентов», – рассказывает Антон Кузьмин.
У Ричарда при поступлении в ОРИТ было поражено 100 процентов ткани легких вирусом гриппа А (H1N1). Сначала его положили на ИВЛ, но из-за нарастающей дыхательной недостаточности даже ИВЛ не справлялась. Было решено перевести пациента на ЭКМО.
Это круглосуточное искусственное кровообращение пациента. Кровь пропускается через высокотехнологичные оксигенаторы при помощи нанотехнологий, через мельчайшие трубочки пропускается кислород, и кровь, омывая эти пористые нанотрубочки, им обогащается.
«Помните историю про голову профессора Доуэля? Это фактически прообраз ЭКМО, он был визуализирован, и это не голая фантазия, потому что еще в 1920-е годы ХХ века в СССР были опыты, когда собачья голова при выключенном кровообращении, отключенном от легких, потом подключалась магистралями к сосуду, где кровь пропускалась через пузырьки воздуха, таким образом оксигенировалась и подавалась наносами через сосуды в голову. Голова открывала глаза, голова реагировала. Фантастика, да, и это был прообраз той современнейшей технологии, которой мы сейчас обладаем», – рассказывает реаниматолог.
Ричард находился на ЭКМО непрерывно 18 суток, его кровь 24 часа в сутки прокачивалась через эти сложнейшие системы, давая пациенту жизнь.
Но тяжесть состояния пациента на ЭКМО предполагает высокий риск других осложнений и требует постоянного круглосуточного внимания медиков.
«Такой пациент становится автоматически самым тяжелым пациентом во всем медучреждении. Не только в реанимации, а во всем учреждении. Это тяжелейшая ежечасная работа всего персонала. Осложнения ожидают такого пациента каждый день. С ними работает весь коллектив начиная с младшего персонала. Средний медперсонал тоже должен качественно выполнять свою работу не говоря уже о врачебном персонале с присутствием нескольких врачей-специалистов. То есть на этого пациента завязан весь большой коллектив, и выздоровление – это результат огромной, гигантской совместной работы, огромного количества лекарств и расходных материалов. И здесь, слава богу, все сложилось. Мы прошли все этапы, и в итоге сначала его отключили от ЭКМО, потом от ИВЛ, а потом перевели в общую палату», – рассказывает завотделением.
На аппарате ЭКМО Ричард был в сознании, что кажется невероятным. Но врач подтверждает: да. «Это возможности ЭКМО, и нахождение пациента в сознании значительно увеличивает шансы на выздоровление. Человек живет, кто-то даже книжку может читать, можно даже гимнастику делать минимальную, а за него дышит аппарат. Без ЭКМО мы вынуждены выставлять такие параметры ИВЛ, которые человеку в сознании выдержать сложно, поэтому, если мы выводим пациента на уровень сознания, это работа всего коллектива. Такие случаи запоминаются на всю жизнь», – констатирует врач.
Видения Ричарда, по словам реаниматолога, дело для ОРИТ обычное. «Это нормально. Если даже здорового положить в ОРИТ, где один белый потолок и электрический свет, и больше ничего, то через день-два и может возникнуть психоз палаты интенсивной терапии. Термин даже такой есть. Поэтому и стараемся вести их в сознании, чтобы общаться, возвращать в реальный мир», – уточняет реаниматолог.
Настолько тяжелое течение гриппа в этом году было у нескольких молодых пациентов. К сожалению, девушка в другом отделении реанимации погибла, что подтверждает статистику: 50 на 50. В 2019 году во время серьезной вспышки гриппа из трех выжили двое. А вот с COVID-19 ситуация была хуже.
«Катастрофически тяжело, и прежде всего психологически, когда молодые мужчины и женщины лежат под аппаратами, над ними бьешься месяц, а они все равно умирают. Даже мы, врачи с опытом, такого не ожидали. Для всех медиков, кто с этим работал, эти три года ни на что не похожие. При гриппе, если удается не дать умереть в критические первые 2-3 недели, то потом легкие быстро восстанавливаются. Грипп тоже может убить, но, используя ЭКМО, можно этих больных спасать. А при ковиде последствия сохраняются. Был случай, у нас 44 дня лежала молодая женщина. Мы поменяли 3 контура ЭКМО, делали все возможное и невозможное, но она все равно погибла. Я до сих пор это помню. Перед ней на стене висели детские рисунки...» – говорит доктор, и его голос срывается.
«Мы плачем, когда провожаем»
В 5-е инфекционно-боксированное отделение Ричард поступил после ОРИТ. Заведующая отделением Юлия Васильева рассказывает:
«Он поступил в состоянии средней тяжести, мы его готовили к следующему этапу — реабилитации. Была задача максимально отлучить пациента от кислорода и не допустить осложнений после реанимации. Как правило, даже молодой организм таким осложнениям подвержен. Есть даже понятие такое – постреанимационная терапия критических состояний. Необходимо так скомпоновать все системы человека, чтобы можно было перевести его к реабилитологам», – рассказывает врач.
Это был комплексный подход, участвовали неврологи, урологи, кардиологи, чтобы «собрать» организм. Постоянно держали связь с пульмонологами, делая упор на разработку легких, чтобы не допустить тяжелых форм фиброза. У Ричарда, по словам Юлии Васильевой, была настолько сильная воля к жизни, что помогла ему выжить. И он оценил усилия врачей, воспользовался своим шансом.
Врач-инфекционист рассказывает, что столь тяжелое течение угрожает невакцинированным пациентам.
«Вакцинированных в таком критическом состоянии мы не видели. Прививка – это профилактика развития таких тяжелых форм заболеваний. Современные вакцины поливалентные и надежные, и даже если заболеешь, то не столь тяжело», – говорит Юлия Васильева.
Ричард обязательно восстановится, и легкие разработает, и вес наберет. «После реанимации попасть в общее отделение, самостоятельно есть, сидеть, ходить – конечно, это победа. Взрослый человек заново учится жить, принимать пищу, возвращается в мир. Это определенный подвиг и для человека, и для врачей. Что мы делаем, когда их выписываем? Плачем… Просим иногда, когда такие пациенты, редкие, тяжелые, в которых очень много вложено, чтобы они появлялись. Медики тоже люди. Непередаваемые ощущения, когда видишь результаты своего труда. И когда они к нам иногда потом приходят, звонят, рассказывают, как живут, это незабываемо», – рассказывает доктор.
После трех лет тяжелейшей пандемии COVID-19, которую медики Боткинской называют мясорубкой, после экстремальных случаев свиного гриппа они почти одновременно говорят, что для них самое важное – люди уходят на своих ногах.
«Жизнь бесценна. Мы помогаем им всем, чем можем. И настраиваемся жить дальше», – говорят врачи.